Полумесяц и крест

Чуть отпив горячего бульона из пиалы и надкусив лепешку, Ринат отодвинулся от стола. Пришлось еще раз поклониться удивленному таким поведением хозяину, решившему, что гостю что-то пришлось не по нраву.

— Хвала всевышнему я сыт, — скрепя зубами, выдавил из себя Ринат. — Много ли надо бездомному скитальцу, чтобы утолить свой голод и унять жажду? Совсем немного — пиалу воды и пару куском лепешки… Лучше поделись со мной новостями, которых я не знаю. Ведь хорошая беседа не хуже, а то и лучше доброго угощения…

Хозяин вновь расцвел, всем своим видом излучая гордость и важность. Ему было чем поделиться со своим гостем. Новость, рвавшаяся из его уст, была из тех, что гремит на площадях и созывает старейшин на той.

— Видно, уважаемый ты долго провел в пути и давно не выходил к людям, — Ринат утвердительно кивнул, одновременно разведя руками. — Разве ты не слушал, что люди белого царя[6] убили нашего имама. На большом тое его коварно убили, столкнув в ущелье.

Хозяин рассказывал, жутко гримасничая. Набившиеся в хижину соседи — с десяток бородатых мужиков — тут же поднимали нестройный гул недовольных голосов, едва только звучало прозвище «белый царь».

—…Через две седьмицы в Уцкутлье соберутся большие люди со всего Кавказа и будут думать о новом имаме. Поговаривают, что сам хан Джвавад желал бы стать новым имамом Чечни и Дагестана. Мол, с силой и удалью можно было бы давно изгнать русских с наших исконных земель, — имя Джвавада он произносил с особым почтением и даже придыханием.

Ринат же, напротив, услышав это ненавистное имя, с трудом сдержался, чтобы не выругаться. «Вот же упырь! Меня в могилу чуть не свел, а теперь сам на мое место лезет. Просто, красавчегг! Без мыла везде пролезет. Если надо по головам пойдет… Душить бы таких и душить, пока глаза из орбит не полезут».

— Еще говорят, что наш имам с ханом породниться хотел. Думал после тоя сестру Джавада второй женой в свой дом привести, — продолжал рассказывать горец, довольный, что сумел удивить божьего человека. — Джавад после тоя поклялся, что лично схватит и вырежет сердце у того проклятого русского убийцы. И схватил. Гнался за ним, стрелял, — одобрительно кивал хозяин. — Настоящий джигит…

Едва не задохнувшись от возмущения, Ринат закашлял. «Просто подметки на лету рвет! Херой! Повернись к такому спиной… Мудила ханский! Я тебе сделаю выборы! Будут тебе 105% голосов, падла! Век будешь меня помнить. Ссаться и сраться будешь при звуке моего имени! Я тебе устрою чудесное воскресение невинно убиенного…».

Этой ночью выспаться на сеновале, куда его устроил хозяин, ему так и не удалось. Дело было отнюдь не в кусачих насекомых или колючем сене. Всю ночь от заката и до самого рассвета он строил коварные планы по возвращению и жестокому наказанию своего врага. Благодаря своей богатой фантазии и непростому опыту жизни в 90-е в самой Казани Ринату удалось придумать такое, что бедняге Джаваду могло привидеться лишь в страшных кошмарах.

Со следующего утра он и начал воплощать свой план.

Идя от аула к аулу в образе странствующего дервиша, Ринат с небывалым вдохновением, в красках рассказывал о как бы посетивших его видениях. В одном месте горцы слышали о сотнях ядовитых гадюк, наводнивших склоны соседней скалы; в другом месте — о злобных черных волках, воющих ночами; в третьем — о странных огнях, горящих на священных мазарах[7], в четвертом — о звучащем в темноте голосе погибшего имама Шамиля, читающего слова священного Корана.

В последние дни перед выборами нового имама Ринат удвоил свои усилия. Чувствуя быстро утекающее время и накрывающиеся медным тазом планы, продолжил носиться по горным тропам, стараясь посетить, как можно больше селений.

-… Истинно, правоверные, вам говорю. Всевышний дает нам знаки, что примет имамом лишь достойнейшего, — в одном ауле вещал Ринат, самозабвенно закатывая глаза. — Откройте свои сердца для него…

В другом селении он продолжал нагнетать.

-…Так ли чисто сердце хана Джавада? Так ли он набожен? Не слишком ли жаден и сладострастен? — звучали его каверзные вопросы, после которых волей- неволей в душе каждого закрадывались сомнения. — Может ли вести мусульман тот, кто поклоняется презренному металлу?

В следующем селении его уже встречала целая толпа сильно взволнованных местных жителей, прослышав о приходе дервиша-провидца. Не испорченное цивилизацией, их сознание казалось мягкой глиной, с легкостью, принимавшей любую форму. Последним свойством Ринат и пользовался без зазрения совести, что вряд ли нужно осуждать. Можно, конечно, порассуждать о поразительном двуличии, страшном обмане и тд. и тп. Можно бить себя в грудь и уверять себя и остальных, что никакая самая благая цель не оправдывает такие бесчестные средства. Только все это будет пустым словоблудием, предаваться которому было смерти подобно! Древний Кавказ, населенный сотнями воинственных родов, кипел подобно перегретому паровому котлу. Как и в той истории, все подходило к водоразделу, за которым вновь должна была начаться бессмысленная бойня! Прикрываясь священными словами Корана и скрывая собственную жадность, знать вновь толкала горцев к войне, которая истребит большую часть мужчин, разрушит большинство селений и надолго погрузит Кавказ в страшную нищету и разруху.Понимая, что все изменить ему не под силу, Ринат страстно желал, хотя бы здесь избежать войны.

—…Угоден ли Всевышнему тот, кто больше всего на свете любит золото? Разве этому нас учит Коран? — снова и снова вопрошал Ринат, оглядывая внимательно слушавших его жителей очередного аула. — Почему ваши сыновья, отцы и братья должны умирать за лживые вещи? Разве отцу больше не нужны свои сыновья, женам мужья, а детям отцы?

Не обвиняя напрямую хана Джавада в своем убийстве, Ринат в каждой проповеди ставил под сомнение его слова о русских убийствах.

—… Разве русские столь умелы и находчивы, что среди бела дня могли пробраться в наш дом? Или может наши мужчины ослабели и ослепли, позабыв свои воинские умения? — едва не выкрикивал он, заставляя горцев зло хмуриться. — Не-ет, тысячу раз нет. Наши дома подобны крепости, через стены которой и мышь не проскочит…

Не забывал Ринат и о себе любимом, всякий раз спрашивая о своем теле.

—…А разве кто-нибудь своими собственными глазами видел тело нашего имама? Ты? Или ты? Или может быть ты видел? — тыкал он пальцем первых же попавшихся горцев, сразу опускавших глаза. — Никто не видел его тела…

Когда до времени выбором осталось несколько дней, Ринат закончил метаться по селениям и будоражить народ. Его проповеди со множеством каверзных вопросов сильно «подогрели» народную молву, что породила целую волну слухов, предсказаний и недомолвок. Подобно вездесущей воде вся эта масса около- или псевдо правды / лжи проникала в каждое селение, каждую хижину и кишлак, заставляя горцев во-многом сомневаться и на многое смотреть совершенно по-другому.

В одном из селений — небольшом ауле, примостившемся под высокой скалой у него родилась идея, как более эффектно появиться среди горцев в качестве самого себя. Он прекрасно понимал, что хан Джавад, при виде его физиономии, вполне может попробовать довести убийство до конца. В очередной раз ему могло и повезти. Поэтому возвращение должно было быть таким, чтобы морально и физически раздавить своего конкурента.

—…А что может быть эффектней появления чудом спасшегося имама Шамиля с небес? Что? Ответ прост — ничего, — ухмылялся Ринат, уединившись в небольшом сарае. — Надо спуститься прямо на голову этого урода, чтобы все собравшиеся на выбору видел своего настоящего имама. В добавок еще нужно обязательно выкрикнуть что-то соответствующее месту и времени — что-нибудь сильное…

Помня о своем спасении с помощью самопального парашюта, он решил использовать здесь тот же прием. Правда, на этот раз от парашюта он отказался, посчитав мало пригодным для его целей. Перебрав в уме то, что ему было бы под силу соорудить за пару дней из подручных средств, Ринат остановился на простейшем варианте планера, точнее обыкновенного летающего змея. Кое-какой опыт полета на планерах у него был, что позволяло надеяться на успех.