Русский рай

Сысой в начале своей службы захватил времена, когда островные народы сами делали тлевшую смесь для курения. Теперь они и слушать не хотели о самодельном табаке, требовали покупной от бостонцев и Компании. Дождь то утихал настолько, что появлялась возможность развести огонь, то снова усиливался. Мука давно закончилась, Сысой голодал, перебивался тем, что собирал в полосе отлива траву, рыбешек и молюсков, стрелял и варил птиц. Когда голод пронял партовщиков они тоже стали собирать подножный корм и выходить на лов рыбы в ливневые дни.

Вызволенный из плена алеут с угрюмым видом одиноко слонялся по берегу. Сысой допытывался у Кыглая, что с ним, отчего он сторонится сородичей? Тойон долго и непонятно объяснял что-то, чего передовщик понять не мог, кое-как они сошлись на том, что бывшего пленника сглазили. Однажды, во время густого тумана, он исчез вместе с Сысоевой однолючкой и алеуты решили, что их сородич самовольно бежал к испанцам. Идти на его поиски не было желания ни у них, ни у передовщика.

Наконец на горизонте показался парус. Сысой выругался и стал подбирать слова, какими обругает Виншипов. Но вскоре стало видно, что это не бриг, а двухмачтовая шхуна. Передовщик с подручными развели дымный костер, партовщики на байдарках стали выгребать к судну, идущему вдоль берега с юга на север под звездным флагом Американских штатов. Шхуна с названием « Тамана» сбросила паруса, увидев приближающиеся байдарки, закачалось на волне, поджидая гостей, на палубе шли приготовления к торгу. Экипаж был удивлен присутствием бородатого русича среди эскимосов северного вида в кожаных лодках, и доверительно принял на палубу сразу пятерых байдарщиков. Хозяин в сюртуке дорогого сукна, со стекляшками на глазах, толстый и веселый, похохатывая, осматривая гостей. Молодой, стройный штурман с короткой русой бородкой по загорелым щекам показал знание русского языка, сказав: «Дарова!» – И добавил по-английски, что бывал возле устья Колумбии и у Ситхи.

Как ни плох был английский язык Сысоя, но нужда заставила вспомнить разговоры с американскими матросами. Словами и знаками он объяснил, что готов заплатить бобровыми и котовыми шкурами за муку, крупы, сахар, чай и табак. Хозяин показал свой товар, осмотрел привезенные шкуры и остался доволен ими. Шхуна повернула к острову, где все еще поднимался в небо дым сигнального костра, встала возле него на безопасной глубине. Сысой отобрал нужный ему товар, с тремя матросами в шлюпке и с хозяином судна отправился в свой лагерь, чтобы доплатить мехами. К общему удовольствию торг состоялся. Американцам мало было купленных мехов. Они прошли морем сто пятьдесят дней в обход мыса Горн в надежде на большие прибыли. Доставить партию Сысоя на Ситху им было не выгодно. При удачной расторжке хозяин надеялся увести судно в Кантон или на Сандвичевы острова. Но Сысою удалось договорился с ним, что если он пойдет на Гавайи, то на обратном пути навестит остров.

Прошла дождливая зима. Несмотря на затяжную сырость, чуница Сысоя добыла рухляди много больше, чем в последний год это удавалось ей возле Кадьяка и Ситхи. Здешние каланы были мельче тех, что водились на архипелаге, цвет был хуже, но по слухам и такие шкуры раскупались в Москве и Петербурге по двести рублей. Товаров же на них Компания давала на десять, а то и меньше. За зимние месяцы отряду Сысоя пришлось дважды выслушивать угрозы испанцев, подходивших к острову на судне. Последний раз на их куттере был беглый алеут, он прельщал сородичей, рассказывая, как хорошо живется в селении. Там он со своим другом так же промышлял бобров и был в большом почете, говорил, что у него есть жена из местных индеанок, испанцы не заставляют её работать, как русские приказчики, а от них не требуют охотиться в плохую погоду. Слова сородича смутили партовщиков больше, чем угрозы испанцев. Сысой стал побаиваться, что они взбунтуются и уплывут на материк.

В марте распогодилось. На безоблачном синем небе с рассвета до заката светило ясное солнце. Партовщики радовались погожим денькам и уже не ждали Виншипов, предполагая, что с ним случилось несчастье. Надежды на возвращение Сысой связывал со шхуной, приходившей к острову или с другим бостонским судном, которое за плату доставит его людей на Ситху.

В середине марта на горизонте показались паруса, алеуты высмотрели, что это бриг, затем и Сысой увидел две мачты с прямыми парусами. Он развел дымный костер, приказал спустить на воду несколько байдарок, но бриг держал курс прямо на остров, будто знал нужду промышленных людей или собирался торговать. Вблизи он ловко развернулся, сбросил паруса и встал на якорь. К немалому удивлению передовщика и партовщиков это был «Окейн» Виншипов. Выпятив живот из-под жилетки, на мостике стоял Джонатан и, как ни в чем ни бывало, посмеивался. Матросы бросили с борта штормтрап, приглашая на палубу.

– Стой! – приказал Сысой партовщикам.

Двухлючки закрутились на месте. Передовщик поднялся один, не принял от Виншипов предложенной чарки, но потребовал объяснений, почему был брошен против условий контракта. Джонатан залопотал, путая русские и английские слова, но ничего не объяснил. Сысой понял, что бриг еще осенью ходил на Ситху и Кадьяк, где к большому удовольствию главного правителя сдал добытые меха. Там он взял на борт и доставил в Калифорнию еще одну партию в двадцать пять байдарок. И сколько Сысой ни орал о контракте и несчастьях, выпавших на долю островитян в испанской Калифорнии по вине Виншипов, братья только улыбались и твердили, что главный правитель всем доволен.

Передовщик раздосадовано плюнул на палубу, скатился по штормтрапу в свою байдару, оттолкнулся от борта и стал грести к берегу. Партовщики с недоумением потянулись за ним. С брига их удивленно разглядывали капитан с помощником и матросы. К вечеру они спустили на воду шлюпку. На берег прибыл Натан и стал требовать свою долю мехов. Понимая, что объяснить что-либо американцам невозможно, Сысой пригрозил пистолетом и приказал алеутам вооружиться фузеями. Шлюпка вернулась к бригу. На рассвете корабль снялся с якоря и ушел на юг.

Алеуты не умели заботиться о завтрашнем дне. Чаю и табаку, купленных на бостонской шхуне, оставалось на пару недель, хотя Сысой покупал с запасом, надеясь привезти на Ситху, где такой товар не залеживался. Природной пищи партовщикам хватало, они не голодали и только передовщик страдал, весь Великий пост сквернясь рыбой и мясом, поскольку мука давно закончилась.

По его молитвам знакомая шхуна «Тамана», пришла в конце марта. Хозяин привез нераспроданные остатки калифорнийской пшеницы, затухавшего масла, табака и чая. Сысой опять предложил американцу доставить его людей на Ситху или, хотя бы, в Бодего, где промышляли русские партии и часто бывали бостонские суда. Но и это хозяину судна было не выгодно. Тогда Сысой предложил ему продать «Таману» со всем нераспроданным товаром. Предложение заинтересовало хозяина, бостонец подумал, посчитал, долго рядился, но согласился сделать это за сто каланов и пятьдесят кошлаков с условием, что сперва « Тамана» уйдет на остров Гавайю, где американец купит новое судно. На том они ударили по рукам, Сысой оставил остров, загрузил на шхуну своих людей с байдарками, оружием и добытыми мехами.

– Хаваи аил! – Штурман указал рукой на приближавшиеся пять остроконечных вершин, похожих на горы Камчатки при входе в Авачинскую губу. Это был самый большой из четырех Сандвичевых островов. Молодой американец дважды бывал здесь и подходил к бухте в третий раз. Его глаза восхищенно высматривали приближавшуюся сушу, по щекам кучерявилась уже окладистая русая борода.

Сысой восторженно рассматривал остров с горными вершинами. Он много слышал о нем от матросов «Невы», но не думал, что когда-нибудь побывает здесь сам. Больше всего ему хотелось увидеть хлеб, который растет на деревьях, как в Ирии. Мысль об этом пьянила и дурманила, радостно билось сердце в груди.

Со шхуной все было оговорено: теперь она принадлежала Сысою. Передовщик уговаривал штурмана и двух матросов вести судно на Ситху за компанейскую плату, но прямого ответа от них не получил. Припекало солнце. Сысою было жарко даже в застиранной, изношенной бязевой рубахе. В кожаной было еще хуже: она накалялась под солнцем и жгла тело. Партовщики и их женщины скинули парки и по примеру индейцев ходили по палубе в одних набедренных повязках.