Русский рай

– Был у тебя на ранчо, – приветливо кивнул ему Костромитинов. – Зять хорошо ведет дела.

– Хозяин! – согласился Сысой, удивившись про себя, что не сказано ни слова о плохом урожае. – А ты какого ляда вернулся? Снова правителем Росса?

Костромитинов терпеливо усмехнулся:

– У меня должность в Ново-Архангельске. Здесь я – представитель главного правителя колониальных владений.

– Купреянова?

– Купреянова сменил Этолин. Он теперь главный.

– Тот самый финн-мореход? – удивился Сысой. – Он же был в малом чине, я ходил с ним на Уруп.

– Выслужил чин капитана второго ранга, поручил мне продать твой Росс.

– Вот ведь, что удумал нерусь?! – возмутился Сысой. – Когда-то был хорошим моряком, а тут на тебе…

– Не его вина, – поморщился Костромитинов. – Ему приказали директора, а они три года упрашивали государя освободить их от калифорнийских владений.

– Для такого дела нерусь в самый раз, – проворчал Сысой. – Кабы приказали продать Финляндию, заартачился бы. А тут кого? Не жалко.

Костромитинов задумчиво выслушал старовояжного, помолчал, развел руками:

– Промыслов нет, хлеб не каждый год родится, а затраты о-го-го. За тридцать восьмой год – семьдесят тысяч.

– Когда тебя переменили был хороший урожай.

– Теперь компания Гудзонова Залива обещает снабжать дешевле и надежней, чем калифорнийский анклав.

Пока Сысой разговаривал с Костромитиновым, Ротчев и его жена любовались скалами берега.

– И все наши владения теперь зависят от англичан. А они, знаете ли, себе в убыток ничего не делают, – обернувшись, язвительно заметил Ротчев, а княгиня с восхищением взглянула на мужа.

– Я-то знаю, и все понимаю, – заёрзал в кресле Костромитинов. – Закрепить за Россией калифорнийские владения очень просто и даже расширить их для кого-то ничего не стоит, – указал перстом в небо. – Да только нам это не по силам.

– Желающие поселиться здесь с наделом земли в собственность всегда найдутся. И урожаи будут собирать побольше наших, но потом, укрепившись за Российские деньги, не пошлет ли Российский анклав Россию ко всем чертям, как Америка испанцев и англичан? Я понимаю великого князя Константина. – Подергивая аккуратными усиками, Ротчев с женой обменялись понимающими взглядами.

В залив Малый Бодего «Елена» вошла в густых сумерках. Федор, правитель с женой, прислугой и Костромитинов разошлись по каютам, Сысой спустился в кубрик. На рассвете по палубе затопали матросы, заскрежетал шпиль, шхуна выбрала якорь. Сысой поднялся на шканцы. Выходом из залива командовал помощник капитана, штурман-пруссак, рядом с ним стоял Егор Черных.

– А ты как здесь оказался? – удивился Сысой.

– Ждал вас, думал княгиня возьмет с собой Катьку. Есть и другие важные дела.

– Да куда Катьке с пузом-то в море? Дома оставили, пожалели!

– Думал, не пожалеют! – процедил сквозь зубы Егор и отошел в сторону, не желая разговаривать.

Шхуна осторожно вышла из залива. Весь путь до Сан-Франциско Сысой бездельничал и думал над услышанным от правителей. «Елена» под компанейским флагом салютовала флагу крепости Сан-Франциско и бросила якорь. С борта спустили шлюпку. В нее сели матросы и Сысой с сыном, последними с палубы сошли Ротчев с Костромитиновым. Княгиня, глядя на них с борта, перекрестила мужа и помахала ему рукой. Гребцы оттолкнулись от борта, налегли на весла. У причала их ждал почетный караул. Ротчев переговорил с офицером, один из солдат вышел из строя, пригнал к причалу знакомый по прошлым встречам рыдван. Правители Росса в сопровождении суперкарго, Сысоя и молодого россовского приказчика сели в карету.

Высадились они возле знакомого дома коменданта крепости, покрашенного и подновленного. Сопровождавший их офицер провел посольство мимо караула в зал, тоже подновленный, там их встретил префект Верхней Калифорнии в статской одежде, мало чем отличавшейся от одеяния Ротчева. Правители обменялись приветствиями с помощью толмача, затем их разговор пошел на латинской тарабарщине. Сысой догадался, что они прекрасно понимают друг друга, не понимал их сам, но, как было наказано, хмурился и с важным видом поглядывал на говоривших.

Ротчев кивнул на него, что-то прорычал, затем спросил по-русски:

– Из каких соображений выбрали именно то место для Росса?

– Чего-чего? – удивленно шевельнул бровями Сысой.

– О чем думали, когда искали место для крепости? – с легким раздражением в голосе повторил правитель конторы.

Сысой и на этот раз не сразу понял вопрос: разве мог рассказать, какие чувства нахлынули на него на месте нынешнего форта, когда впервые увидел покрытую лесом террасу. Качнул головой, пошевелил усами, поморщился и понял, что нужно Ротчеву.

– Думали о безопасности! – ответил сипло. – Место выбирали, как на Ситхе.

– А была ли в ней надобность? – снова спросил правитель и тут же пояснил: – Пригодился острог? Нападения были?

– Не пригодился! Не было! Может быть, потому и не нападали, что острог и пушки…

Но правитель конторы ответил на вопрос испанца коротко, видимо только о том, что никакой надобности в крепости не было. Вскоре Костромитинов с Ротчевым отпустили Сысоя, у которого от напряжения висели капли пота на бровях. Он выскочил из комендантского дома, скинул шапку, вытер лоб рукавом казакина и распахнул полы. Сентябрьский день был теплым, с моря приятно веял ветерок с запахами прелых трав. Караул не задерживал и не сопровождал Сысоя, он быстрыми шагами направился к причалу, где на сглаженной волне прилива покачивалась шлюпка.

– Что, дед, примчался, как кит от касаток? – зазубоскалили, дремавшие в ней матросы. – Мало налили?

– То и примчался, чтобы не садиться с папистами за один стол, – проворчал Сысой и только тут заметил пьяного чужака с русским лицом. – Ты кто? – спросил, переводя дыхание.

Пьяный с вызовом и куражом назвался. Сысой не помнил ни имени, ни лица бежавшего во времена правления Шмидта.

– Ну и что, нашел счастье? – спросил насмешливо.

– А то? – пробубнил изрядно пьяный выкрест. – Сыт, пьян… С табаком хуже. Не дашь закурить?

– Расскажи, кто и как из ваших беглых устроился?

– Хорошо все устроились! – клюнул носом беглец. Его развозило на солнце.

– А где Йоська Волков? Живой?

– Живой. Толмачит уже при губернаторе вместо Полканова, – беглец стал моститься ко сну на шлюпке. – Старик Кальянов бросил ранчо, тоже толмачит. Мы все здесь нужные!

Матросы со смехом вывели выкреста на причал и положили на настил.

– Если накрыть и увести тайком от караула, – переговаривались между собой. – Дадут награду или вздрючат?

– Надо правителя спросить, – сердито обронил Сысой. – Времена нынче сильно непонятные.

Первым, пешим и трезвым, из посольства вернулся Федька-суперкарго, брезгливо взглянул на пьяного, храпевшего на причале, сел рядом с отцом.

– Придется идти в Мексику. Здешние ничего не решают, и хлеба на мену у них нет, тоже неурожай, а ситхинское ремесло в цене: зеркала, табакерки, шкатулки от наших мастеров. Последний раз, пожалуй, покупаем пшеницу.

– Отчего последний? – удивился Сысой. – Надеются на наши урожаи?

– Никому не нужен ваш Росс! – приглушенно выругался Федька. – Предлагали купить англичанам за тридцать тысяч долларов – отказались. Предложили калифорнийцам: крепость, поля, три ранчо за тридцать тысяч пиастров: по рожам вижу – думают, зачем покупать, если мы все равно крепость бросим, им достанется даром! – сплюнул на воду. – Через год закончится двадцатилетняя монополия Российско-американской компании, директорам во что бы то ни стало надо сбыть Росс. Из-за него всякие неурядицы, в которых правительство обвиняет Компанию. – Федька замолчал с таким видом, будто случайно сказал лишнее. Матросы тихо переговаривались между собой, новости от суперкарго их не интересовали. Он раздраженно посопел и тише, только для отца, повторил: – Никому не нужны ваши поля и ранчо!

– И я, со своей глупой жизнью не нужен! – пробормотал Сысой, печально глядя на сына. – Добыл мехов на сотни тысяч, вырастил двух сыновей… Пусть не сам, но на мой же пай, – поправился. – А теперь помирай дед поскорей, чтобы ни жалованья, ни пенсион не платить!