Страница 51 из 55
«Любой призыв обязан закончиться. Так почему же огонь не стихает, когда сам мастер призыва потерял связь с духами?»
Переборов звериный страх, я сделал шаг в сторону пентаграммы. Больше я не смог продвинуться ни на йоту — путь мне преградил...
— Фикус, что ты тут делаешь?
У маленького блондина неожиданно выросли чёрные, кое-где пожелтевшие зубы.
Моему недовольству не было предела. Я настолько разозлился, что забыл о правиле не применять магию, и духи постепенно начали обходить меня по периметру.
— Путь закрыт.
— Так открой, скотина, не то я тебе голову отрежу...
Безумный огонь подпалил башню. За дверью начали раздаваться беспокойные крики Магды. Её хозяйка... Чёрт, почему она так привлекает духов?
Я попятился и начал отмахивать от девушки надоедливых мёртвых. Их было много — маленькие остроухие дети, высокие мужчины в белых одеяниях, сама Маргарита... Нет-нет, лишь женщина, очень на неё похожая.
Кто-то схватил меня за плечо. Я обернулся.
— Неужели ты забыл обучение, сын? Как в тот раз, когда мне пришлось умертвить то злосчастное семейство... Разве ты не запомнил, что нарушение кодекса наказуемо?
Я попытался схватить подлеца за горло.
— Забыл демонологию? И как такому глупцу удалось убить самого сильного мага в империи?
Из шеи мужчины потекла эфемерная кровь. Она заляпала некоторых из духов, окруживших графиню, и они в ужасе отпрянули от неё.
— Император обязан править страной, но где же ты сейчас?
Я направил усилия разума против таинственной фигуры... Против моего единственного ночного кошмара.
— Да, ты ещё помнишь. На духов можно воздействовать усилием воли. У тебя всегда была воля... Только сейчас она куда-то делась.
Дух направил на меня свою длань, и я вжался в стену. Моя воля и вправду куда-то исчезла.
Из пентаграммы послышался чудовищный, разрывающий сердце вопль: венок Дженин сгорел, как Икар так и не долетевшйи к солнцу. Я не знал, откуда мне известны эти мифы, но ясно понял, что этот символ подходил как нельзя лучше. Дух оплыл, покрылся прорехами и начал медленно сгорать в синем огне. За этим бесчувственно наблюдал мой товарищ, а так же его новые друзья — десяток оскалившихся демонических ртов.
«Что они хотят сделать...» — из пальцев Фикуса выросли траурные кинжалы. За его примером последовали и остальные твари.
Мне никогда не нравился Разумовский. Не нравилась его способность вызывать скуку и одновременно с этим — неприличный холод. Но в этот раз я твёрдо решил, что не позволю распавшемуся ритуалу умертвить невиновного.
Я попытался встать. Давно мёртвый, дух принялся проникать в мою голову своими многочисленными щупальцами вместо пальцев.
***
— А почему кодекс священен?
— Не знаю, Герган. Должно быть, это сделано, чтобы помогать людям? Они ведь должны видеть непобедимую фигуру. Они ведь должно в кого-то верить.
— А кто будет моей непобедимой фигурой?
Маль улыбнулась.
— Может, я?
***
Нельзя моргать. Нельзя шелохнуться. Императоры никогда не распускают нюни.
— Так и знал. Это она разбаловала тебя... — щупальцы проникли ещё дальше. — И правильно, что мой слуга её убил. Этой слабой душонке не было места в моём гареме...
Я неистово заревел и следом ударил плотным потоком огня в потолок. Проломило крышу, ночной свет окатил духа с ног до головы и заставил его спрятаться в тени.
— Трус.
Я ничего не ответил. Дух был прав.
Маргариту обволокли десятки маленьких теней. От них исходил противный запах гари и человеческого мяса. Я знаю этот запах как никто другой — я с детства наблюдал, как мой отец казнит виновных. Казнь... Казнь...
Я посмотрел на Разумовского. Его спасительница превратилась в тонкую версию себя прежней и больше не могла сдерживать рой демонических созданий: они начали проходить сквозь огонь и с упоением ждать, когда же силы женщины окончательно иссякнут.
— Не спасёшь его? Ты же так силён, мой сын. Говорят, с помощью твоей накопительной энергии можно было бы разорвать планету... Ах, точно, ты же в теле какого-то неудачника. Наверное, больно осознавать, что отец был прав и надо всё время носить императорское защитное ожерелье на шее...
Меня шатало. Я встал на четвереньки и пополз к Разумовскому, ведь я не должен... проиграть. Так велит кодекс?
Я подполз к синему огню, и смеющийся демон неизвестной мне породы с уничижительным смешком пнул меня по хребту. Я развалился на досках, и краем глаза уловил спрятавшегося в углу Гелена. Он не боялся. Не дрожал, не молил о пощаде, даже не прикрывался каким-нибудь семенных оберегом. Просто стоял и наблюдал.
— Помоги...
Я повернул голову. Сквозь огонь на меня пристально смотрел Разумовский. В отсветах синего пламени его глаза казались мне уже давно мёртвыми.
Тень повисла на мужчине, как поверженный силами зла герой. На секунду мне показалось, что она тоже на меня взглянула, только в её взгляде не было обиды, злости или разочарования — лишь жалость. Отвратительная жалость.
На меня капнула чья-то слюна. Я поднял голову, и увидел ровный ряд сотни зубов. Демоны приготовились к прыжку...
Тень исчезла, напоследок погладив Разумовского по голове. Мужчина успел ответить ей, что жалеет лишь об одном, и надеется когда-нибудь снова увидеть её. Из угла Гелена вырвалось уничтожительное «вряд ли».
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Следом за этим её разорвал на части мощный утробный рык голодных мясоедов. Они сорвались с места как по свистку и, перепрыгнув меня, впились в Разумовского зубами и разорвали его на части.
Казалось, это худшее, что может случиться с человеком, но нет — я увидел, как из остатков Разумовского трусливо выползла небольшая красная субстанция, отмеченная горящей в кромешной темноте буквой. Демоны заметили этот символ, поймали дрожащую субстанцию в руки, а затем по очереди надкусили её. К концу круга от субстанции почти ничего не осталось...
Из угла послышался кашель. Облитый с ног до головы кровью демон с подобострастием преподнёс остатки красной субстанции Гелену. Мужчина спрятал её в карман и хлопнул в ладоши. Демоны тут же исчезли. На месте Разумовского осталось лишь кровавое пятно на пентаграмме.
Лоренц легко прошагал к моей персоне и сказал:
— Уже за полночь. Самое то для порталов. Выходи на крышу, я буду тебя ждать. — и затем ушёл, непонятно каким чудом отперев в дверь. Сразу за ним в помещение ворвалась Магда.
Заметив развалившуюся на полу хозяйку, служанка упала к её бездыханному телу. Она принялась говорить всякие успокоительные ненужные слова, обещать, что никогда больше её не покинет, что всё у них будет хорошо и что девушка исполнит своё желание...
У меня не было ни времени, ни сил, чтобы оставаться в этой комнате. Она стала символом моего падения на дно.
Я встал, на дрожащих, не слушающихся ногах подошёл к некромантке и прощупал у неё пульс. Почувствовав характерную вибрацию, я без слов вышел из помещения и лишь напоследок незадачливо брякнул, обращаясь то ли к Магде, то ли к её хозяйке, то ли ко все троим:
— Аккуратнее там, — и следом вышел из башни.
Рейнаван ничего мне сказал. Заметив мой удручённый вид, он без слов пропустил меня на улицу, где собрались веселящиеся и пьяные вусмерть зрители. Дымящаяся башня их не интересовала.
— Вижу, ритуал прошёл как надо. Сделал всё, что хотел?
Перед мной стояла Анна. Под ручку с Габдулиным. Ученик каким-то образом уловил моё подавленное состояние и, отойдя от дамы сердца, зачем-то меня обнял. Как ни странно, полегчало.
— Учитель...
— Мне пора домой.
Я вырвался из мягких объятий и, ничего не объясняя, побрёл на маленькую террасу. Оттуда можно было попасть на крышу.
— Домой... — де Вебер недобро сощурилась и тут же обратила свой пытливый взор к башне. Заметив, что оттуда идёт дым, она отпрянула от Габдулина и бросилась ко входу. Сергей побежал за ней.
Я мотнул головой и поднялся на маленькую террасу. У самого подъема на лестницу я столкнулся с тем, с кем больше всего не хотел сегодня сталкиваться — с тем самым стариком.