Страница 18 из 55
«Верста? Какая странная единица измерения»
— Вы собрались в Москву?
Я уже совсем позабыл о нашем грешнике. Он уже оправился от потрясения и теперь был тем самым разбойником, которого мы увидели полчаса назад.
— Ну да, в Москву. — ответил я разбойнику, посчитав, что мне незачем врать какому-то там забулдыге. — А тебе какое дело?
— Возьмите меня с собой!
Мы с Фикусом приняли это за посмертную юмореску и искренне засмеялись, но бандит, похоже, и не думал шутить: мужчина смотрел на нас вполне серьёзно, хоть и вид его по первой казался очень уж комичным.
— Ну и зачем тебе ехать в Москву, да ещё и с нами, мертвяками? — полюбопытствовал я у тронувшегося умом преступника, растворяя наложенные на него чары.
— Вы не мертвяки, я это точно понял. — чёрный Богдан прищурился. — Вы маги, и причём маги — первого сорта. Я давно уже искал хорошее место, куда бы мог пристроиться на старости лет, но до сего момента ничего не находил: кому нужен дезертир с парой рублей за душой...
«Пара рублей бы нам не помешала...»
«Фикус!»
— А теперь появились вы: моральные уроды без чести и достоинства, которых нельзя грохнуть, даже если пробить им горло арбалетным болтом. Думаю, это не случайно — вас послал ко мне бог!
«Этот человек плохо понимает божественную задачу...»
«И не умеет делать комплименты!» — добавил обжора.
— И скажи, зачем мне брать с собой лишний груз, у которого, к тому же, я убил банду?
— Да плевать мне на эту банду: рано или поздно она бы меня сама и порешила. В нашем промысле пяток лет — уже счастье, потому как многие дохнут гораздо раньше, а я уже семь лет на этой скользкой дорожке и с каждым днём всё чаще оглядываюсь по сторонам. Мне не за что вас винить: не убили бы вы, убил бы кто-то другой или убили бы меня.
«Он не лжёт» — с удивлением заключил демон. «Странный тип. Похоже, вид трупов и близкая смерть сломали бедолаге мозги»
Чёрный Богдан вперился в меня молящим взглядом.
— Хм, — я задумчиво взялся за подбородок, будто голодный и бесполезный философ. От моего решения зависела судьба человека, может, и его жизнь в том понимании, в каком её отделяют от смерти. Раньше, на протяжении многих лет, я никогда не задумывался о последствиях сделанного выбора, но, что довольно странно, в новом витке души мне почему-то захотелось обставить всё как можно лучше, избегая дилеммы меньшего и большого зла. — Что ты умеешь, Богдан?
— Стряпать, клинком махать, грамоте обучен...
— Не то. — я разочарованно цокнул.
— ...Ещё играю на дудочке.
— Подходит!
Я поднял нового слугу с земли и похлопал его по плечу.
— Теперь ты мой лакей. Первый в этом мире. Гордись оказанной честью.
Атаман кивнул. Мы двинулись к лошадям, захватив пару мушкетов и сабель.
— Господин, — спросил меня разбойник, как только мы подошли к дружной стайке животных. — Разрешите взять с собой Миколу. Пропадёт же парень. А он кузнец хороший, да и знатные байки травит: его отец был гусляром.
Я присмотрелся к спрятавшемуся в высокой траве Миколе, внимательно ожидавшему моего решения.
— Он умеет играть на барабане?
— Конечно! Как и всякий солдат! — ответил сам Микола, выпрыгнув из кустов. Его появление напугало Фикуса, и малыш упал в ноги к одной из лошадок.
— Что ж, господа, — я обвёл мой новый отряд красноречивым взглядом. — Мы идём на Москву! И горе тому, кто осмелится помешать нам. Микола, заводи песню...
***
Этой ночью в Москве было неспокойно: один известный инквизитор, Максим Веневитинов, ловил по всему городу сборище ведьм. Бесстыдницы летали на мётлах. Голыми. Последнее обстоятельство очень возбуждало умы подвыпивших мужчин и очень не нравилось завистливым женщинам (то есть всем женщинам... хе-хе).
В это же время, то есть после полуночи, в особняке одного известного графа, Алексея Разумовского, давали бал. Это было крайне занимательное зрелище: аристократ пригласил известных музыкантов, актёров и ловкачей, представил список из полусотни десертов и обещал, что с минуты на минуту в залу явится третий сын императора.
Как и подобает гостям, разодетые в пух и перья люди разбились на группы по интересам и мило болтали. Здесь были и тёмные эльфы, и даже пара светлых (они стояли отдельно ото всех и ждали хозяина, обещавшего выдать им кредит), а также гномы. Один из таких, известный банкир, держал за ручку графиню Старчикову и, встав на носочки, шептал ей на ушко всяческие приятные слова.
— Ах, Жозефина, когда ваши родители назвали вас, я возблагодарил небо: лучшего имени и на всём свете не сыщешь, даже если захочешь. Когда я произношу это прекрасное «Жозефина» вслух, сей буквенный набор так ласкает мои уши...
— Милостивый государь, вы такой негодник. — юная прелестница засмеялась, обнажив жемчужные зубы. Именно из-за них — зубов, бородатый дон Жуан и выбрал графиню новым плодом своей безудержной любви: банкир очень любил ровные белые зубы и был готов душу продать за женщину с таким достоинством.
— Вы бы не хотели продолжить наше общение в более приятной... интимной обстановке. Я недавно приобрёл в свою карету замечательный кальян.
— Ох, дорогой Ватичелли, ведь вы, хоть и иностранец, как никто должны понимать, что уединение с молодым человеком ставит девушку в неудобное положение. Ведь вы не хотите этого для меня?
— Что вы, милостивая государыня, у меня и в мыслях не было бросить тень на вашу безупречную репутацию... но ведь согласитесь, если барышня садится в карету к молодому человеку, потому что у него там хранится оригинальный дон Кихот, то это никак нельзя назвать скандалом...
— У вас есть оригинальный дон Кихот?
Наивная малышка попала в сети находчивого гнома-интеллектуала, и беглый взор её уже направился в сторону выхода из поместья, как тут...
— Граф Алексей Разумовский и его друг-иностранец, Лоренц Гелен!
На мраморной лестнице, ведущей на второй этаж, показались двое молодых людей. Первый, более зрелый на вид, был Алексей — одетый в белоснежный вызывающий костюм, он приковывал к себе внимание зрителя. Его товарищ, облачённый в простенький чёрный сюртук, не вызвал интереса у публики и после спуска Разумовского с лестницы был окончательно забыт всеми присутствующими.
— Вам не кажется, что этот Разумовский слишком много себе позволяет? — негодующе спросила Жозефина, прожигая хозяина дома взглядом.
— Не знаю, — раздосадовано ответил владелец оригинального дон Кихота. — Да и зачем о нём болтать, моя дорогая?
— Затем, что этот человек подозрительно быстро стал любимцем публики. — ответила Старчикова, утянув руку из-под пальцев Ватичелли. — Где вы видели, чтобы какой-то мелкопоместный дворянчик, сын нищих родителей, вернулся из-за границы спустя три года с богатством самого царя Крёза?
— Так ли уж царя Крёза, — банкир легкомысленно хохотнул, но если бы кто-то в тот момент взглянул на его обезображенное ненавистью лицо, то сразу бы понял, какого он был мнения о самом популярном человеке бывшей столицы.
— Вы банкир, сударь, и должны знать, какое состояние у ваших возможных клиентов. Во сколько вы оцениваете богатство Разумовского?
— Знаете, он не мой клиент, и я...
— Сколько?
— Около полумиллиона рублей, — нехотя ответил банкир, глубоко уязвлённый таким к нему обращением. — По примерным подсчётам. Может больше, может меньше. Никто не знает: он не держит денег в банке.
— Как это не держит? Где же хранятся его деньги?
— В том-то и дело: никто не знает. Но исходя из того, сколько он потратил за месяц пребывания в Москве, можно сделать вывод о его годовом доходе и, соответственно, о состоянии в целом.
— А если он не ужимает себя в рамки, как большинство наших аристократов, и напропалую сорит деньгами?
— Тогда у него несколько миллионов, и он самый богатый человек в стране. — раздражённо брякнул гном, окончательно охладев к белозубой красавице. — Всего вам доброго, дорогая Жозефина.
Ватичелли поцеловал дамскую ручку на прощание, топорно развернулся и направился к выходу. Ему стало душно. Но его, в сущности, простому желанию покинуть бал не суждено было сбыться: на пути мужчины встал тот самый иностранец, что был представлен всем как друг Разумовского.