Возрождение

— У вас тут через день какие-то митинги, — фыркнул я. — Думаешь, Ельцин про переворот не знал? Он наоборот — ждал и готовился. Прямо сейчас тысячи людей из Москвы и ее окрестностей стягиваются на Манежную площадь — там удобнее всего.

Тимофей выдал в трубку состоящий из слов и цифр пароль и попросил:

— Доложите о ситуации с массовыми скоплениями людей в Москве.

Выслушав ответ, он буркнул:

— Благодарю, — и положил трубку. — Почему ты всегда прав?

— Потому что классный, — честно ответил я.

Два фургона и армейский «Урал» с генератором прибыли через двадцать минут. Бумажка была получена: «Группа журналистов японского телеканала „Хонда+“ под руководством Одзавы Иоши имеет право свободно передвигаться по территории Москвы, проводить съемки и опросы на свое усмотрение. При необходимости приказывается оказывать содействие». Коротко, ёмко, доходчиво. Подписано Михаилом Сергеевичем Горбачевым, оформлено задним числом.

— Владимир Александрович Крючков сидит в Доме Советов, ждет приказа Янаева, поэтому подписать не может — ельцинские не проникнутся, — пояснил Тимоха. — Кому-то из ельцинских тоже подписывать нельзя — если приказ поступит, нас всех будут обязаны задержать.

— Понимаю, — покивал я. — Хорошая подделка. А если проверят?

— Пускай проверяют, — пожал плечами Тимоха. — На местах всё готово.

— Так хорошо работает КГБ, и такая х*йня творится, — расстроился я. — Идем.

Покинув Госсовет, я раскланялся с прибывшими КГБшниками, еще двумя японскими телохранителями и съемочной группой. Против танков мои «юниты» не пляшут, но впечатление все равно создает — на фургоне вон здоровенная антенна, контент транслировать. В сочетании с армейской техникой и выбранными для охраны милицейскими машинами выглядит как что-то жутко важное и военное, и золотистые надписи «Хонда+» на боках фургонов этому не мешают.

Тимофей сходил до «Урала» и вернулся с броником и каской:

— Надевай.

— Как-то не очень, — поморщился я.

— Зато голову не проломят, — парировал он.

— Не могу я в таком виде на экране показываться, сам подумай — все решат, что тут полномасштабные городские бои идут.

— С отцом сам объясняться будешь, — принял доводы Тимофей.

Мы с Нанако, Тимофеем и Асуной-саном забрались в фургон — в этом оборудования почти нет, поэтому места хватило. В наличии телефон «Алтай», за который сразу схватился КГБшник. Прикрыв рот ладонью — секретный какой — он несколько минут потратил на разговор.

За окном фургона было тревожно — перемещающиеся быстрым шагом люди сбивались в группки, что-то обсуждая со смесью радости и тревоги на лицах. Некоторые после разговора отправлялись в сторону Манежной. Митинг — это массовое мероприятие. На таких человек сливается с толпой и испытывает целую кучу живительных эмоций. После череды «тренировочных» митингов, которые в Москве вошли в чуть ли не еженедельный режим, некоторые товарищи пойдут на этот чисто эмоционально подзарядиться. Многие придут от всей души радея за Ельцина. Поменьше — за «путчистов». В любом случае получится огромная, условно-управляемая сила и рычаг давления — такие массы людей разогнать можно только пулеметами.

Откровенно нервничающий Тимофей не выдержал и поделился инфой:

— Ельцин еще два часа назад сидел на даче, в окружении «Альфы». Приказа так и не поступило, — неприязненно ухмыльнулся. — Даже «препятствовать перемещениям» приказа не было!

— Переворот есть, а что с ним делать — не знают, — пожал плечами я.

— На «Манежке» уже больше трех тысяч человек. Ельцин приедет минут через двадцать — в Белый дом, как бы с намеком, — продолжил КГБшник.

— И начнет отдавать приказы, а не страдать фигней, — кивнул я. — Несколько часов пассивности «переворачивателей», и разочарованные командиры всего подряд начнут исполнять приказы Ельцина — чисто за неимением лучшего. Проникнись атмосферой, Тимофей — такие без дураков исторические события не каждый день увидишь, а мы будем в самом центре.

Глава 26

Большая бумажка не понадобилась: видя надпись «Хонда+» на фургонах и соответствующий конвой, товарищи с постов ГАИ и развернутых в честь государственного переворота КПП теряли к нам интерес. Привыкли, похоже, что япошки в СССР на особом положении, а тут еще и явно непростые люди сопровождают. Пускай себе по делам едут от греха подальше. За окнами, тем временем, стало многолюднее. Часть товарищей тащила с собой наглядную агитацию в виде самодельных плакатов и транспарантов.

«Мир! Труд! Май!» вместе с остальной классикой остался в прошлом, а на смену им пришли более ситуационистские — которыми, кстати, злоупотреблять настоящий коммунист не должен! — лозунги: «Всю власть — к ответу!» (с этим согласен — тут на всех клейма ставить негде), «Демократическая пресня» (эти вообще удивительные люди, в Краснопресненском районе живут, радеют за очищение репутации родного района и возвращение в него богатых торговых рядов, ремесленников и прочего дореволюционно-жирного. Какой только фигни не удумают), «С кем вы, товарищ Янаев?» (Янаев, очевидно, сидит с пожилыми аппаратчиками, словно тлеющий уголь перебрасывая друг другу ответственность) и просто замечательное «Литву — к ответу!». Могут и засолить «ответку»-то в связи с более актуальными событиями. Такое прощать нельзя — лимитрофам с их западными кураторами может и понравиться, и рано или поздно они захотят повторить.

— Лозунги о жажде демократии преобладают, — поделился я наблюдением с Тимофеем. — Спорим, эти же товарищи через десять лет настолько от демократии о*уеют, что будут согласны даже на реставрацию монархии?

— Мне уже все равно, — вздохнул КГБшник.

— А где наш Коля? — спросил я.

— Наш Коля сопровождает Ельцина, — ответил он.

— А товарищ генерал Елисеев? — спросил я.

— Вместе с другими генералами сидит у телефона, ждет приказа, — ухмыльнулся Тимофей.

— Понимаю, — покивал я. — Вот еще один сценарий — мятежный генерал со вверенными войсками заходит в Москву, по пути задерживает Ельцина, потом — старую, изо всех сил убегающую от ответственности плесень в Доме Советов, а потом рассказывает народу о новом плане: создании на руинах СССР нового образования в виде Большой России: РСФРС, УССР, БССР. Чрезвычайное положение продлевается, например, на три месяца — для подготовки к выборам достаточно. После этого мятежный генерал органично садится на пост Министра обороны, а получившемся государственным образованием рулит, например, Коля — я ему предвыборную кампанию распишу так, что никто и не пикнет. Но придется проредить украинскую номенклатуру — как минимум товарища Кравчука, сепаратиста и идиота.

— Геннадий Васильевич в такое не ввяжется, — отмахнулся Тимофей.

— Поразительные ощущения, конечно, — вздохнул я. — Всем понятно, что страна летит в пропасть, но никто с этим ничего не делает. Смотри, товарищи мороженку покупают.

— А что им еще делать? — вздохнул КГБшник. — Дом Советов штурмовать или Ельцина винтить?

— Не виню, — кивнул я. — Я бы на их месте точно так же делал. В вашей стране жесткая административная система, которая десятилетиями учила людей быть законопослушными и уметь считывать политические сигналы. Сидят все такие готовые к любому исходу, приказов ждут. Но политическая система сильно деградировала — в вашей партии положено лизать жопу, дарить коньяк и ни в коем случае не делать решительных поступков — потом ведь по голове прилететь может, ну кому оно надо? А так — посидели, подождали, глядишь Ельцин инфаркт схватит от волнения, и можно будет жить по-старому, не принимая никаких решений.

— У вас будто лучше, — совсем по-детски обиделся Тимофей.

— У нас почти невыносимо, — вздохнул я. — У нас — фашизм с нюансами в виде отсутствия армии. Приходишь на важный фуршет, а там хоть таблички на пожилых партнерах вешай: этот уважаемый дед в свое время сгноил столько-то тысяч китайцев. Этот — корейцев. А вон тот поколениями гноил соотечественников, но ему можно, потому что его пра-пра-прадед еще Токугаве условную жопу условно подтирал. Но система работает — законы соблюдаются, налоги платятся, продукт в магазинах не переводится. Ничего, сейчас здесь разберемся, и я поеду домой, собственный Парламент уважительно и робко критиковать — авось и улучшится ситуация.