Возрождение

Выбравшись из машины, я с улыбкой поклонился встретившим меня кривеньким коллективным поклоном бывшим соотечественникам и взошел на крылечко ДК, где для меня приготовили микрофон и пару колонок.

— Здравствуйте, уважаемые товарищи, — поприветствовал я их. — Прежде всего предлагаю почтить минутой молчания Михаила Сергеевича Горбачева, без которого этот район и предприятия, на которых вы работаете, были бы невозможны.

Мужики стащили с голов бейсболки — особой популярностью пользуются украшенные кандзи образцы. Самый «хайповый» — «храбрость». В других местах страны, где японский знает поменьше народа, популярностью пользуются «рис», «маленький танто» — смысл очевиден — и «Годзилла». Кроме «маленького танто» я велел ничего издевательского не привозить, но немножко глума нужно, потому что педагогический эффект: сначала разберись, какой «месседж» на себя цепляешь, а потом цепляй.

Помолчали.

— Земля пухом Михаилу Сергеевичу, — снова поднял я микрофон ко лбу. — Наши соотечественники, которые присматривают за предприятиями и жилым комплексом, докладывали мне, что проблем нет, а вы, товарищи, всем довольны. Сюда я приехал в этом убедиться или наоборот — уволить любителей очковтирательства. Мы, японцы, не любим таких так же, как и вы. «Потемкинские деревни» и липовые отчеты вредят делу — это непростительно. Прошу поднять руки тех, у кого есть предложения или жалобы.

После некоторой паузы в воздух робко поднялась рука лысого деда в тельняшке, трениках и шлепанцах.

Человек пожилой, поэтому я не обломался спуститься с крылечка и с микрофоном протиснуться аж в пятый ряд, попросив представиться и дав слово дедушке.

— Савельев, Юрий Михайлович. Унитазы не по-нашему говорят, — пожаловался он.

Народ грохнул.

— Спасибо, Юрий Михайлович, — слегка поклонился я к деду и пошел на крылечко, в пути отвечая на «жалобу». — К сожалению, переводить на русский язык речь сантехники пока не планируется. Простите, — поднявшись на крыльцо, поклонился народу. — На данный момент решить эту проблему невозможно. Но какать ведь не мешает?

Народ грохнул еще сильнее и принялся упражняться в остроумии:

— Михалыч, когда под руку п*здят, просраться не может!

— Михалыч, ты ж радиолюбитель, перепаяй динамик!

— Зажрался ты, Михалыч — тебе унитаз жопу сам моет, а ты — «не по-нашему»!

Дав людям пару минут постебаться, я призвал к тишине:

— Что ж, судя по увиденному, вы вполне довольны бытовыми и трудовыми условиями. Если я прав — поднимите, пожалуйста, руки.

Народ поднял.

— Замечательно! — обрадовался я. — Благодарю вас за то, что потратили время на эту встречу, — глубокий поклон. — И еще больше благодарю вас за усердный труд, — еще поклон, поглубже. — Наша корпорация — это одна большая семья, с известной степенью капиталистической пропаганды, конечно.

Народ вполне добродушно хохотнул — неплохо угнетаются.

— Хороший работник — это сытый, одетый и имеющий крышу над головой работник, — продолжил я. — Вы, советские граждане, лучше многих знаете о том, как капиталист отторгает у пролетария прибавочную стоимость. Это — суровая правда, но эксплуатация эксплуатации рознь. Я считаю, что большую часть произведенной пролетарием прибавочной стоимости нужно возвращать обратно пролетарию в том или ином виде. Данный жилой комплекс, ваши зарплаты, стабильный и прозрачный карьерный рост и социальные льготы — вот прямые плоды вашей работы на нашу корпорацию. И это — только начало. Ура, товарищи!

И вышколенные массовыми мероприятиями товарищи охотно подхватили:

— Ура! Ура! Ура!

Глава 25

Осмотрев парочку квартир, в которых жили этнические японцы — тоже для телека — отправились дальше.

Госконцерт СССР все еще функционирует, и все еще занимается тем, для чего был создан — реализует монополию на организацию выступлений многочисленных советских и гораздо менее многочисленных зарубежных артистов. Подумав, я решил все-таки не соваться к Министру культуры прямо на похоронах, а сначала заехать сюда. Повод имеется, в виде концерта «Монстры рока», организацию которого я подмял под себя еще давно, и вот, за две недели до назначенного срока, Михаила Сергеевича угораздило помереть.

Миновав вход в здание, подождал, пока Тимофей предъявит корочку с маскировочными буквами «ГРУ», и мы поднялись наверх, постучав в дверь зала для совещаний. Открыл нам безликий советский полуседой очкастый функционер. Сколько таких просто заменят фотку Ленина в своем кабинете на более демократическую и останутся заниматься привычным ничегонеделанием во времена демократии? И думают ли об этом советские граждане?

Поклонившись нам, номенклатурный дрон посторонился, и мы вошли внутрь. Еще пяток дронов поднялся на ноги. Один — в форме милицейского полковника, другой — в форме полковника армейского.

— Доброе утро, товарищи, — мы с Нанако и охраной поклонились, Тимоха остался стоять.

Ответный поклон, и я продолжил:

— Ужасные вещи творятся в Литве, — вздохнул. — Ужасная потеря для всех нас, — подошел к столу и уселся за него, недоуменно осмотрев помещение.

Совсем о*ели?

— Вася, стул! — прошипел один из «гражданских» дронов открывшему нам дверь.

Передавали же, что Иоши прибудет с личным секретарем. Почему моя Нанако должна напрягать свои милые ножки?

Стул был найден, вручен девушке, а я не забыл виновато улыбнуться:

— Простите за беспокойство.

— Во всем должен быть порядок, — простил меня дрон.

— Первым делом предлагаю почтить память Михаила Сергеевича минутой молчания, — предложил я.

Помолчали, и я готов поклясться, что на смерть Горби всем присутствующим было плевать — настолько у них были нереалистично-грустные рожи.

— Земля пухом, — подвел я итог «минуте». — Как долго у вас обычно длится траур по главе государства?

— Уже закончился, — ответил дрон с табличкой «Леонид Матвеевич Тереньтев».

— Прозвучит очень цинично, и я прошу за это прощения, но для нашего с вами дела это — хорошо, — покивал я. — Спасибо огромное за то, что успокоили — мероприятие крупное, звезды — капризные и занятые, и перенос бы обошелся нам в несколько миллионов долларов.

— Мы все понимаем, товарищ Одзава, — заверил Леонид Матвеевич.

— Существуют ли проблемы, о которых я, как инициатор мероприятия, я должен знать? — спросил я.

Армейский полковник кашлянул и начал развязывать тесемки папочки.

Прекрасно зная, сколько народа придет на «русский Вудсток», я не постеснялся запугать бывших соотечественников. Поле выбрали то же самое, но подготовка началась сильно заранее: прежде всего, конечно, установка по краям поляны туалетных кабинок. Вторая важная штука — продуманная система подвоза людей таким образом, чтобы каждого из них могли обыскать стянутые со всего Подмосковья милиционеры. Третье — «аренда» пяти воинских частей: невооруженные солдатики будут следить за порядком, оперативно удаляя из толпы умудрившихся пронести алкоголь и потерявших человеческий облик зрителей. Видимо, о проблемах с воинскими контингентами полковник сейчас и поведает.

Внезапно в помещение ворвался напуганный молодой дрон:

— Государственный переворот!!!

— А⁈ — аж подпрыгнули дроны пожилые.

Он что, сегодня⁈

— Сейчас по радио объявляли, Янаев чрезвычайное положение ввел. Министр обороны проводит совещание, Спецбригада МВД движется к Останкино!

— Похороны же, — горько вздохнул Леонид Матвеевич.

— У вас проблемы, товарищи? — включил я дурачка.

— Позвонить надо, — шепнул мне Тимоха и выскочил из кабинета, чуть не врезавшись в едва успевшего посторониться «гонца».

— Товарищ Одзава, в Москве сейчас… — Леонид Матвеевич пожевал губами. — Неспокойно, но я очень надеюсь, что к концу сентября проблемы будут решены. Позволю себе заметить, что для вас будет безопаснее сегодня же улететь в Японию.

— Благодарю за заботу, Леонид Матвеевич, — с улыбкой кивнул я, поднявшись со стула. — Полагаю, товарищи, у вас сейчас есть гораздо более важные дела, чем это, а я немного беспокоюсь за родителей, поэтому предлагаю перенести наше совещание на более спокойные времена.