Страница 2 из 51
В марте по утрам и вечерам в пустыне все еще холодно, но полдень прекрасен. Еще не слишком жарко, но приятно, я вдыхаю аромат цветов и греюсь на солнышке, ощущая малейший намек на бунтарскую свободу. Это не значит быть вдали от комплекса, но все равно это маленький бунт, быть здесь, в саду вместо того, чтобы запереться в своей комнате, как хочет мой отец.
— Пойдем! — Зовет Елена. — В оранжерее появились новые растения и бабочки. Я хочу посмотреть. — Я следую за ней, поеживаясь от прохладного ветерка, проносящегося по саду только для того, чтобы резко остановиться, когда слышу низкий голос позади себя.
— Вы должны быть в своей комнате, мисс Изабелла.
Я вздрагиваю, медленно оборачиваясь. На дорожке позади меня, в нескольких футах, стоит Хосе, охранник, которому поручено присматривать за этажом, где находится моя спальня. На нем черные брюки-карго и обтягивающая черная футболка, которая никак не скрывает широкие мышцы его груди или напряженные бицепсы. Его черные волосы коротко подстрижены, его сильная челюсть сжата от раздражения, когда он смотрит на меня сверху вниз. На бедре у него пистолет, а за спиной перекинута штурмовая винтовка, но они меня не пугают. Никто здесь не посмеет поднять на меня руку. Я, во всех отношениях, принцесса.
Принцесса картеля.
Я старшая дочь Рикардо Сантьяго, и это всегда обеспечивало мне защиту. Даже слишком большую защиту, на мой взгляд.
Я позволяю себе всего секунду с любопытством взглянуть на Хосе. Он один из самых молодых людей на службе у моего отца, вероятно, ненамного старше меня, и один из самых красивых. Очевидно, что большую часть своего свободного времени он проводит в тренажерном зале: у него огромные руки, и даже его спортивная форма, которая должна быть свободной, облегает бедра таким образом, что можно предположить, что размер, подходящий для его талии, едва вмещает мышцы внизу. А что касается всего остального…На самом деле я не знаю, как выглядит голый мужчина. Я знаю некоторые термины — член, например, позаимствованный из украденных романов об арлекинах, которые читали мои мама и бабушка, тех, где на обложках изображены пираты без рубашек или распутные лорды и женщины с разорванными корсажами. Я жадно читала описания того, что мужчины и женщины делают вместе в постели. Тем не менее, я понятия не имею, как мог бы выглядеть член за пределами диаграммы в учебнике биологии, который выглядел не так уж привлекательно, но те женщины в книгах всегда твердят о том, как отчаянно они хотят всю эту напряженную, пульсирующую плоть, так что в этом должно быть что-то такое необычное.
Однажды, не так уж далеко в будущем, от меня потребуют отдать о-о-очень драгоценную девственность, о которой мои родители болтали все эти годы. И это будет не с восхитительным пиратом или красивым лордом. Это будет какой-нибудь человек, который принесет пользу моей семье, возможно, сын другого картеля, может быть, даже сын Диего Гонсалеса, как бы меня ни ужасала эта мысль, но это создало бы союз, в котором очень нуждается моя семья.
Самое большее, на что я могу надеяться, это на то, что мужчина, которому меня передадут, не будет слишком старым, или слишком уродливым, или слишком жестоким. Но всего на мгновение, когда я позволяю своему взгляду задержаться на Хосе слишком надолго, я позволяю себе представить, каково было бы вместо этого отдать свою девственность такому мужчине, как он. Кому-то молодому, великолепному, подтянутому, возможно, к тому же страстному. Я представляю, как дразнила бы его в течение нескольких дней, флиртовала, доводила до грани, пока однажды ночью он не прокрался в мою спальню, не в силах больше контролировать свое желание…
— Мисс Изабелла. Его голос прорезает мои мысли, густой и с акцентом, посылая дрожь по моей спине, неудивительно, учитывая то, что я только что представляла. Необычный румянец на его щеках и напряженная челюсть заставляют меня думать, что он не совсем не в курсе того, что я себе представляла, и это вызывает у меня легкую дрожь возбуждения. Это мерцание опасности вызывает у меня прилив адреналина, чувство, которое мне совершенно незнакомо, и я уже жажду большего. — Вы не должны были находиться здесь прямо сейчас, и ваша сестра тоже. Мисс Елена! — Он выкрикивает ее имя достаточно громко, чтобы она остановилась на полпути к теплице и повернулась к нам лицом с виноватым румянцем на щеках. — Ваш отец на встрече с какими-то очень важными и очень опасными людьми. Им вообще не следовало бы видеть его любимых дочерей, не говоря уже о том, чтобы бегать вот так. — Он пронзает меня неодобрительным взглядом, который кажется мне слегка смешным, учитывая, что он не может быть старше меня больше чем на два-три года. — Это неуместно.
Я испускаю долгий, раздраженный вздох. Я так устала от того, что мне говорят, что уместно, а что нет. Я чувствую, что вся моя жизнь была перечеркнута этим одним глупым словом. Но на самом деле у меня нет другого выбора, кроме как подчиниться. Хосе не стал бы тащить меня обратно в мою комнату, он бы не посмел, но он мог бы пойти за моей матерью… или, что еще хуже, за моим отцом. Я не могу представить себе ярость моего отца, если бы его прервали посреди важной встречи из-за того, что я проявляю непослушание, чего я обычно очень стараюсь избегать.
Бунту нет места в моей жизни. Но в последнее время, когда надо мной навис призрак брака, я чувствовала себя более загнанной в ловушку и беспокойной, чем когда-либо. Я слышу тиканье часов, предупреждающих меня о том, что время на исходе, что все мои шансы на что-либо, кроме именно той жизни, которая была запланирована для меня, уменьшаются.
— Хорошо, — огрызаюсь я, откидывая назад свои длинные черные волосы с таким видом, которого на самом деле не чувствую. То, что я чувствую, это поражение, но я не хочу показывать этого. Если такова моя жизнь здесь, с моей семьей, то насколько сильнее я буду чувствовать себя в ловушке, когда буду со своим мужем? Насколько меньше свободы мне будет предоставлено?
— Давай, Елена, — зову я, видя разочарованное лицо моей сестры. — Мы посидим в моей комнате, пока папа не закончит со своей встречей. Я покажу тебе новую книгу, которую я купила.
Она поджимает губы, но кивает, проталкиваясь мимо Хосе, чтобы присоединиться ко мне, и мы направляемся обратно к стеклянным двойным дверям, которые приведут нас обратно в особняк. Она не смотрит на него так, как смотрела я, и мне интересно, что моя сестра думает о своих собственных перспективах замужества в будущем. Мы никогда не говорим об этом точно так же, как не говорим о смерти нашей бабушки или об опасности, исходящей от соседних картелей. Некоторые вещи слишком расстраивают, чтобы о них говорить, поэтому мы притворяемся, что они никогда не произойдут. Долгое время я относилась к своему будущему бракосочетанию примерно так же. Но быстро становится невозможно не думать об этом.
Следующие несколько часов мы с Еленой проводим в моей комнате, читая, болтая и глядя в окно, гадая, когда же нам снова разрешат побродить по дому и территории. Кажется, прошла вечность, и я задаюсь вопросом, что же, черт возьми, может занимать так много времени на обычной встрече. Пока, наконец, не раздается сильный стук в мою дверь, и я не открываю ее, чтобы увидеть стоящего там Хосе.
— Мисс Изабелла, — говорит он, его голос холодный и ровный. — Ваши родители хотели бы видеть вас внизу.
2
НАЙЛ
Чертовски ненавижу больницы. В последний раз я был в одной из них, когда мой отец умирал от рака, спустя много лет после смерти моей матери. Это было одно из самых мучительных переживаний в моей жизни. Мне повезло, что у меня были хорошие отношения с моим отцом, седовласым, практичным стариком, который всю свою жизнь проработал на заднем плане у ирландских королей и в результате добился достаточно многого для себя. Он завещал мне дом после своей смерти — старый двухэтажный дом с серой черепицей, в котором я вырос ребенком, в комплекте с участком земли площадью около пол акра и качелями, все еще висящими на дереве перед домом. Этот дом для того, чтобы жить семьей, и именно поэтому я сохранил свою квартиру в центре города, вместо того чтобы переехать сюда. Мне казалось неправильным болтаться в нем холостяком, прямо противоположном тому, чего хотели для меня мои родители. Они часто уговаривали меня остепениться, найти хорошую женщину и завести для них пару внуков. Даже после смерти моей матери мой отец продолжал поощрять то же самое. Но я не из тех мужчин, которые остепеняются, и у меня никогда не получалось привлекать симпатичных женщин, о чем особенно свидетельствует мой недавний послужной список. Жена и дети мне не светят. Я грубый человек, боец и защитник интересов одного из двух братьев, которые возглавляют орден ирландских королей здесь, в Бостоне, и это не тот человек, который ведет жизнь, достойную этого старого дома с серыми стенами.