Созвездие Антура

— Но я же стреляю.

— Как ты стреляешь? У нас на отделении большинство — промысловики. Они не раз ходили в тайгу, и то записались. Охотовед должен стрелять, как снайпер.

На занятиях изучали различные марки ружей, винтовок. А в воскресенье на рассвете уходили с Косыгиным в тайгу. До позднего вечера бродили по звериным тропам, иногда расстреливали все патроны, а домой возвращались ни с чем. Но прок все-таки был. Зимой на стрелковых соревнованиях Лешка поразил мишень лучше всех. Пули легли в «яблочко».

— Поздравляю со вторым разрядом, — сообщил тренер.

Косыгин подмигнул другу: дескать, не напрасно затянул в стрелковый.

Еще одной Лешкиной слабостью были стихи. Пристрастие к ним перешло от отца. Тот немного писал. Даже когда болезнь приковала его к больничной койке, не забросил своего увлечения. То для стенгазеты напишет, то ко дню рождения кому-нибудь из товарищей по работе. Сыну не передалось отцовское усердие в сочинительстве, но любовь к поэзии жила.

Особенно любил звонкие, раскатистые стихи Маяковского. Но когда выдавалась свободная минута и Алексей брал в руки балалайку, близким становился и Есенин:

Глава 3

БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?

Этот вопрос сегодня должен решиться окончательно и бесповоротно. На втором курсе Белкин влюбился.

Он быстро мчался вниз, на первый этаж, и на нижней лестничной площадке вдруг увидел незнакомую девушку. Она стояла у широкого окна, в которое бил свет, и казалась вся нежно-голубой. У нее были голубые туфли, голубое платье и даже смешно торчащие косички тоже казались голубыми. Лешка ни разу не видел такого милого лица, и его удивило, почему в глазах симпатичной девчонки — растерянность.

— Вам кого-нибудь нужно? — поинтересовался он.

— Нет, — поспешила ответить она. — Мне на зоофак.

— В чем же дело? Пойдемте покажу — это выше… Вы к нам переводом?

Незнакомка смутилась еще больше.

А через несколько дней, когда он вбежал в деканат, сразу увидел за секретарским столом ту самую девушку. Взгляды их встретились — она первая отвела глаза.

Теперь его мысли все чаще возвращались к ней. Еще когда учился в школе, к нему приходили домой одноклассницы. Но они — за учебниками или списать домашнее задание, о них Лешка не думал. А тут сидит на лекции или готовится к занятиям — в голову лезет всякая чепуха. Или вдруг вспомнит, как, встретив ее в деканате, от неожиданности попятился назад. Здесь теперь часто толпились парни, без всякого дела, подыскивая любой предлог, лишь бы заговорить с ней.

Однажды, дождавшись, когда все «поклонники» уйдут на лекцию, он открыл дверь деканата и, набравшись решимости, спросил:

— Скажите, по вашему телефону можно позвонить?

С тех пор почти каждый день звонил знакомому преподавателю. Это, конечно, заметили однокурсники.

— Белкин, сегодня пойдешь звонить? — спрашивал Володька Латышев, всегда острый на язык, балагур и весельчак. — Надумаешь — возьми меня. Мне надо позвонить в бюро добрых услуг, узнать, делают ли гробы моего размера. А то скоро умру от тоски по одной женщине…

Все хохотали. Лешка становился мрачнее тучи.

Несколько дней не появлялся в деканате. А потом не выдержал — снова зашел. И когда разговаривал по телефону, глаз не спускал с секретаря. Нет, что ни говори, а она какая-то необыкновенная. И среди «зверофаковцев» есть девчонки, но не такие: то слишком деловые, или чересчур кокетливые. А Люся держалась настолько естественно, что казалась необычной. Необычны были ее глаза, голубые-голубые, как волны на Увильдах. Необычна улыбка, с которой смущенно встречала всех, кто входил в деканат. Необычны пышные белокурые волосы, которые, когда она наклонялась над столом, опускались на глаза. В такие минуты Лешке хотелось подойти к ней и осторожно поправить локоны, чуть-чуть задержав их в своей шершавой ладони.

Своими переживаниями делился с Володькой Лебедевым. Жили они в одной комнате, за несколько месяцев присмотрелись друг к другу, и Лешка считал его самым порядочным парнем на факультете. Сосед знал о его романе все, или почти все, но не зубоскалил над ним, как Латышев, даже, казалось, сочувствовал ему. Хотя в оценках был трезв.

— Говоришь, увидела тебя — тут же смутилась? — продолжал он обсуждение прошедшего дня.

— Да, ее лицо как бы обдало холодом.

— Это ничего не значит. Она как я заметил, смущается при появлении каждого человека.

— Не спорю, но сегодня особенно смутилась.

— Пока вы оба просмущаетесь, у тебя кто-нибудь уведет ее из-под самого носа. Девчата любят решительных, а ты — сплошная сентиментальность…

— Почему? Ходить в тайгу, — по-твоему, сентиментальность?

— История знает людей, которые, вели войны, возглавляли революции, а при женщинах краснели, как раки.

— Допустим, при Люсе я не краснею, и чтобы подойти к ней, не надо особой смелости…

— Хотел бы посмотреть на тебя в такой момент, — поймал его на слове друг.

— А что, пойду и… приглашу в театр! — выпалил Алексей.

— Пригласишь?

Лешка понял, что сгоряча сболтнул непоправимое, но отступать поздно:

— Приглашу…

Утром купил два билета на «Трембиту». Но купить билеты — это полдела. Главное — теперь, когда, зажав их в кулаке, стоишь перед дверью в деканат и решаешь: входить или нет? Если он сейчас не войдет, то сможет по-прежнему звонить по телефону, смотреть на ее глаза, локоны, любоваться ее слегка смущенной, но всегда приветливой улыбкой. Но если войдет и она откажется…

В это время дверь открылась, из деканата вышел профессор Скалон.

— Белкин? — посмотрел он поверх очков на стоявшего перед ним студента и, заметив на его лице замешательство, удивился: — Вы не на лекции?

— Я?.. Мне к декану, — выпалил Лешка первое, что пришло в голову.

— Пожалуйста, проходите. Он у себя.

Вошел и направился прямо к Люсе. Но надо же было случиться, что рядом с ней стоял сам декан. Лешка потерял дар речи. Засунул руки в карманы брюк, долго рылся, потом извлек два билета, оторвал один и положил перед девушкой.

— Мы сегодня все идем на «Трембиту», — выдавил он. — Мне поручили пригласить вас…

Декан с любопытством наблюдал эту сцену. Люся наклонившись над столом, тихо ответила: «Спасибо». А Лешка, чувствуя, как сдают колени, быстро пошел к выходу. Возле двери обернулся и скороговоркой добавил:

— Мы будем ждать.

…Семь вечера. Он нетерпеливо прохаживался возле театра музкомедии. Часы исправно отсчитывали минуты, неумолимо приближая Лешкину затею к развязке.

Люси не было. Конечно, как представитель сильного пола он понимал, что она вправе опоздать. Но вот стрелка с пятнадцати минут восьмого перепрыгнула на двадцать, с двадцати — на двадцать пять.

В последний момент, когда, отчаявшись, Алексей решил порвать билет, на углу площади, под часами, показалась знакомая худенькая фигурка.

— Лю-ся-я!

Бросился навстречу. Она, чуть ускорив шаг, направилась к нему.

— А где остальные? — ее глаза строго посмотрели ему в лицо.

— Какие остальные?

— Ребята, которые собирались в театр…

— А, ребята… Они уже в зале. Ведь через три минуты — начало, — нашелся Белкин.

В зале половина мест пустовала — «Трембита» шла не первый месяц. Сидели в основном старушки, не пропускавшие ни одного спектакля, и юные поклонницы местных звезд.

Люся осмотрелась и не увидела ни одного охотоведа.

— Так где же остальные? — повторила она твердо свой вопрос.

Лешка побледнел. Собирался сказать, что он и не думал организовывать никакой культпоход, а хотел пригласить ее одну, что, наконец, любит ее, но слова почему-то застряли в горле. Возмущенная, она повернулась и ушла.