Страница 46 из 47
— Ты умерла. — Глаза Рафаэля расширились, щеки побледнели. — Я помню, как мама и папа водили меня на твою могилу. Я видел твою могилу.
Слеза вырвалась наружу. Я не могла ее остановить. Это было так нереально… смотреть на человека и знать, что он мой брат. Та же кровь, что текла в моих венах, пульсировала в его.
— Это действительно…
Я кивнула и сжала губы, отчаянно пытаясь не сорваться.
— О, Боже мой! — Он протянул ко мне руки, широко раскрыв их, и я хотела броситься к нему. Но Сэйнт оттащил меня назад и угрожающе положил руку на грудь Рафаэля.
— Прикоснись к моей жене, и ты лишишься рук.
Мгновенно Рафаэль отступил, его глаза стали холодными и жесткими. То, как они со Святым смотрели друг на друга, ясно говорило об их неприязни. А то, что Святой крепко сжал мою руку, было безмолвным предупреждением, чтобы я помнила, что сегодня важнее всего. А это было то, чтобы он получил то, что хотел.
Рафаэль провел рукой по волосам и вернулся на свое место. Воспользовавшись случаем, Сэйнт наклонился и прошептал мне на ухо:
— Держи себя в руках.
Я тяжело сглотнула и переступила с одной ноги на другую. Я повернулась так, чтобы видеть Елену, нуждаясь лишь во взгляде, чтобы утешить себя. Только тогда я заметила, что ее там нет. Только Джеймс стоял у двери, словно готовый помешать любому войти или выйти.
Сэйнт выпрямился.
— О, и поздравляю тебя с двадцать первым днем рождения, Рафаэль. Пришел забрать свои акции?
— Собственно говоря, да.
— А потом продать их мне, — с ухмылкой добавил отец Сэйнта. — Все пятьдесят шесть процентов, если быть точным.
— О, об этом… Марио, пожалуйста, просвети этих джентльменов. — Сэйнт не сводил глаз с отца, и я чувствовала, как от него исходит ненависть.
Марио прочистил горло и достал из портфеля пакет документов.
— Как вы знаете, мистер Торрес, — он указал на Рафаэля, — наследует сорок шесть процентов акций, поскольку он достиг совершеннолетия.
— Пятьдесят шесть, — сухо констатировал он.
— Об этом немного позже. — Марио передал документы Рафаэлю и мистеру Руссо, а затем отдал их сидящему рядом с ним человеку, который, как я поняла, был его адвокатом. — Это все документы, доказывающие, что Милана Торрес на самом деле не умерла при рождении, а была помещена в систему социального обеспечения детей США. Свидетельство о рождении, отчеты ДНК. Все здесь.
— Ну, ура. — Мистер Руссо сел. — Я в восторге от семьи Торрес. Хотя я не понимаю, какое отношение это имеет к тому, что происходит здесь сегодня.
Марио открыл было рот, но Святой отпустил мою руку и шагнул вперед.
— Видишь ли, отец, в последнем пункте завещания Франческо Торреса четко сказано, что десять процентов акций компании достаются первенцу.
— А это я, — перебил Рафаэль, но по тому, как побледнело лицо мистера Руссо, как расширились и потемнели глаза, он понял, что Сэйнт собирается сказать дальше.
Сэйнт ухмыльнулся, как Чеширский кот, которому только что подали его любимое блюдо.
— Подумай об этом, Рафаэль. Очень хорошо подумай.
— Что ты делаешь, сынок? — Мистер Руссо откинулся в кресле.
— Эти десять процентов акций принадлежат Миле, а это значит, что даже если Рафаэль окажется настолько глуп, что продаст тебе свои акции, я стану владельцем контрольного пакета, поскольку моя жена добровольно передала мне право собственности на свои акции. Так что давай посчитаем для бедного мальчика, который все еще пытается понять, что его старшая сестра на самом деле первенец. — В каждом слове Сэйнта чувствовался сарказм. — Мои тридцать девять процентов плюс десять Милы дают мне сорок девять процентов доли в "Торрес Шиппинг". Это на три процента больше, чем будет принадлежать тебе после того, как Рафаэль перепишет свою долю на тебя за сумму, которая, как я могу предположить, намного меньше, чем она стоит, поскольку мы все знаем, какой ты чертов лживый ублюдок.
Это было неправильно. Ничто в происходящем не казалось мне правильным, и чем дольше я стояла на месте, тем тяжелее становилось на душе. Атмосфера была далеко за пределами токсичности, и с каждым вдохом воздуха в моих легких становилось все меньше и меньше. Желчь медленно подступала к горлу, по коже бежали холодные мурашки от мягкой ткани блузки.
Рафаэль наклонился к тому, кто, как я предполагала, был его адвокатом, и уставился на меня, что-то шепча, в то время как Сэйнт и мистер Руссо уставились друг на друга, как дикие животные, которые были в нескольких секундах от того, чтобы разорвать друг друга на части.
Я сделала шаг назад, каблук заскрипел по ковру.
— Мы оба знаем истинную причину, по которой ты хочешь получить эти акции, отец, — усмехнулся Сэйнт.
— Ты ничего не знаешь, сынок.
— О, поверь мне. Я знаю, блядь, все.
Ненависть. Ярость. Презрение. Злорадство. Атмосфера была пропитана этим, и я наконец-то смогла ухватить крошечный кусочек головоломки, почему Сэйнт пошел на такие радикальные меры, чтобы заполучить в свои руки те десять процентов, о которых я даже не подозревала. Это была борьба за власть. Борьба за власть между двумя мужчинами, двумя зверями, которые явно хотели только уничтожить друг друга.
Я сделала еще один шаг назад, и еще. Джеймс придвинулся поближе к Сэйнту, идеальный сторожевой пес, защищающий своего хозяина. Но я больше не могла там находиться. Эта квадратная комната превратилась в Колизей, а Сэйнт и его отец, а также мой брат — в гладиаторов, которым предстояло жестоко уничтожить друг друга. Я не могла стоять и торчать в центре этой войны, слушать, как они говорят обо мне, словно я всего лишь предмет, оружие, которое они могут использовать, чтобы уничтожить друг друга. Поэтому я выскочила за дверь, и щелчок моих каблуков по полу раздался вокруг меня. Слезы текли по щекам, водоворот эмоций бушевал во мне, грозя утянуть под воду. У меня не было сил, чтобы не утонуть, больше не было. Убежать от всего этого было единственным способом остановить бурю, чтобы она не засосала меня.
Я двигалась так быстро, как только позволяли мои туфли на высоком каблуке, но сильная рука обхватила мой локоть, потянула меня назад, и я вскрикнула, когда мое тело столкнулось с телом Святого.
— Куда, блядь, ты собралась?
— Отпусти меня, — взмолилась я, больше не в силах вести себя как жена Руссо.
Жестокие руки Сэйнта обхватили мои плечи, он тряс меня, его глаза были ураганом разрушения.
— Что, черт возьми, с тобой происходит?
— Ты! — Закричала я. — Это с тобой у меня проблемы. С тех пор как ты ворвался в мою жизнь, ты только и делал, что причинял мне боль. Ты унижал меня, использовал, а теперь еще и это? Я для тебя лишь гребаное оружие, с помощью которого ты получаешь то, что хочешь. — Я попыталась ударить кулаками по его груди, разрывая белую ткань рубашки. — Ты разрушил мою чертову жизнь! Я для тебя лишь сопутствующий ущерб. Ничто! — Мои крики эхом отражались от высокого потолка и разбивались о бетонные стены.
— Господи, Мила. Я же просил тебя доверять мне. Возьми себя в руки, черт возьми, и доверься мне, хорошо?
— Пошел ты, Святой. Пошел ты и весь этот бред, в который ты меня втянул. Ты тащишь меня через ад и не можешь дать мне даже пяти чертовых минут, чтобы поговорить с братом. Пять гребаных минут. Но нет. Все дело в тебе. Все всегда из-за тебя, не так ли? Все лишь о том, чего ты хочешь. — Я втянула воздух сквозь зубы. — Ты просто эгоистичный ублюдок, который получает удовольствие, причиняя боль другим. Гребаный монстр. Вы все — чертовы монстры.
Святой отпустил мои руки, словно моя кожа обожгла его. Голубые глаза полыхнули чем-то мерзким, подлым, от его широких плеч прокатилась рябь жестокого гнева. Он пронзил меня насквозь своим пронзительным взглядом.
— Ты так говоришь, будто я притворялся кем-то другим. Как будто я дал тебе повод думать, что я хороший человек, — прорычал он. — Неужели ты думаешь, что то, что я кончил в твою пизду, что-то изменило в наших отношениях? — Он угрожающе шагнул ближе, его тело оказалось на расстоянии дыхания от моего, а верхняя губа скривилась в оскале. — Ты всего лишь деловая сделка, Мила. Просто средство достижения цели, чтобы я получил то, что хочу. Трахая тебя, я ничего не изменил.