Страница 43 из 47
Его тело было холодным и влажным, но пламя вспыхнуло и разгорелось в моей душе, как только я посмотрела в его глаза. Он закусил губу и уставился на меня так, словно я его разозлила. Как будто он был на грани потери контроля. Наши взгляды не отрывались друг от друга, казалось, целую вечность, и я чувствовала каждый его вздох: грудь вздымалась и опускалась, вены на шее пульсировали в такт сердцу.
— Почему ты настаиваешь на том, чтобы бросить мне вызов, Мила?
— Почему ты настаиваешь на том, чтобы обращаться со мной так, будто я недостаточно хороша для тебя?
— Ты так думаешь?
— А что еще я должна думать?
— Ты не должна ни о чем думать. — Он откусил свои слова, и мое сердце ёкнуло.
Я ожидала, что последуют еще более жестокие слова, но тут его хватка на моей руке ослабла, и его взгляд упал на мое обнаженное плечо. Он втянул в рот нижнюю губу, и это зрелище напомнило мне, каков он на вкус — тысяча грехов, воплощенных в одной фантазии.
Он провел пальцем по моей руке, и меня пробрала дрожь, а вены накалились от желания, сдобренного адреналином.
— Ты должна бояться меня, а не бросать мне вызов. — Его палец провел по моей груди. — Твое тело должно отвергать мои прикосновения, а не приветствовать их.
— Почему ты думаешь, что мое тело приветствует твои прикосновения?
Его темные брови изогнулись дугой.
— Еще один вызов?
— Возможно.
Он наклонил голову в сторону и провел пальцем по моему соску. Медленно. Чувственно. Соблазнительно. Сосок запульсировал под его прикосновением, и какая-то часть меня хотела отстраниться, разозлиться на то, что он игнорировал меня несколько дней. Но мое тело не позволило мне этого сделать, слишком сильно любя и нуждаясь в его прикосновениях.
Он нарисовал ленивый круг вокруг моего соска, а затем переместился ниже.
— Ты ходишь в одежде, чтобы дразнить меня, в таком хлипком бикини, ткань которого я могу легко сорвать, чтобы иметь с тобой дело. Разве я не причинил тебе достаточно боли? — Он провел пальцем по обнаженной плоти вокруг моего пупка. — Разве я не доказал тебе, что я нехороший человек?
Мое дыхание стало затрудненным, и я сжала бедра, почувствовав, как его член затвердел у моего бедра. Предвкушение вспыхнуло, пульсирующая потребность между ног отчаянно требовала удовлетворения. Больше не было ощущения, что прошло несколько дней. Мое тело было так же возбужденно, как в тот день, когда он трахал меня у чертовой стены.
Я переместилась так, чтобы его твердый член идеально прижался к моей заднице, и наблюдала, как его глаза превращаются из человека в охотника. Из животного в хищника.
— Разве я не доказала тебе, что я сильнее, чем ты думал в тот день, когда взял меня?
— Сильная, но такая наивная.
Он резко просунул руку между моих ног и крепко сжал меня, выражение его лица стало свирепо-первобытным.
— Я чувствую твое возбуждение, Мила. Оно прилипло к тебе и чертовски искушает меня. Вот почему мне нужно быть с тобой осторожным.
— Я не понимаю.
— Ты многого не понимаешь, Segreto.
Его рука сильнее прижалась к моему телу, как бы демонстрируя владение им: моя щель была уже слизкой и готовой принять его. Я сжала бедра, когда его рука оказалась между моими ногами, задыхаясь, стоны вырывались из моих губ.
— Ты так многого не знаешь.
— Тогда расскажи мне, — потребовала я. — Расскажи мне все. Расскажи мне свои секреты.
Он покачал головой и убрал руку между моих ног, мое тело мгновенно оплакивало потерю его прикосновений. Я вопросительно уставилась на него, но он смотрел на океан.
— Марина Пиккола. Говорят, именно здесь сирены пытались соблазнить Улисса, когда он возвращался домой… к своей жене.
— Улисса?
— Латинизированное имя Одиссея. — Он провел пальцем по моей спине, когда я прижалась к нему. — Сражаясь вместе с греками в войне против города Троя, он начал свое путешествие домой. — Его голос прервался, а глаза по-прежнему смотрели на океан.
— Пытались соблазнить?
Губы Святого скривились в уголках.
— Улисс приказал своим людям заткнуть уши пчелиным воском, чтобы не слышать манящего пения сирен. — Он посмотрел на меня, глаза были жесткими и темными. — Если бы они этого не сделали, сирены соблазнили бы их и заманили на смерть.
Тенор в его голосе понизился, стал гуще, и он уставился на меня, словно говоря, что я и есть та самая сирена, чей зов может его погубить.
Я слегка покачала головой.
— Зачем ты мне это говоришь?
Он пожал плечами и снова посмотрел вдаль.
— Никогда не доверяй тому, что способно заставить тебя потерять контроль.
Я не понимала. Говорил ли он мне, что не доверяет мне, или он говорил, что не доверяет себе, когда находится со мной? Я не знала, и эта путаница разъедала мои внутренности. Никогда в жизни я не испытывала такого противоречия, и мне стало интересно, не хочет ли эта история сказать мне, чтобы я не доверяла себе, особенно когда речь идет о Святом.
Мои волосы были завязаны на затылке в беспорядочный пучок, и не было ни одного локона, чтобы заправить их за ухо, но я все равно потянулась к шраму и рассеянно провела по нему кончиком пальца.
Он напрягся, и я подняла на него глаза.
— Ты думаешь о нем каждый раз, когда касаешься этого шрама?
— Не всегда. — Честно ответила я. Он уже знал о моем прошлом и о том, что скрывается за моим шрамом. — Иногда я думаю, скольким детям он еще причинил боль.
Его лицо покрывали жесткие морщины, выражение лица было каменным.
— Ну, теперь тебе не нужно об этом беспокоиться. — Он подвинулся, снял меня со своих коленей и отодвинул в сторону, чтобы встать. Я не хотела, чтобы он уходил. На самом деле я хотела умолять его остаться, но не стала. У меня и так почти не осталось ни капли достоинства.
— Что ты имеешь в виду? — Я села прямо, а он потер затылок: разочарование, нерешительность и ярость накатывали на него волнами.
— Этот ублюдок больше никогда никому не причинит вреда. Это все, что тебе нужно знать.
Не сказав больше ни слова, он бросился прочь и исчез под палубой. В голове роились вопросы, мысли путались. Что он имел в виду? Что он сделал? А потом в голове промелькнул образ мертвого тела Брэда, истекающего кровью на дорогом ковре, и моя кожа стала ледяной.
Джеймс прочистил горло, и я посмотрела в его сторону. Простым кивком он подтвердил две вещи.
Он знал, о чем я думаю. И я была права.
24
МИЛА
Я посмотрела на Сэйнта и Джеймса, стоявших в нескольких футах от нас с Еленой и явно обсуждавших что-то, чего они не хотели, чтобы мы слышали. Сэйнт засунул руки в карманы брюк от костюма, ветер ерошил его полночно-черные волосы. Даже на расстоянии я чувствовала, как его присутствие окутывает меня, словно плащ доминирования. В нем была какая-то загадка, какая-то тьма, которая засасывала меня. Мое тело все еще жаждало его. Оно все еще жаждало его нечестивых прикосновений, желая стать холстом, на котором он нарисовал все свои извращенные намерения. Но он не пытался прикоснуться ко мне снова, и было очевидно, что он избегает ситуаций, в которых мы могли бы остаться наедине. Это было забавно. Казалось, все перевернулось. Как будто это он теперь борется со мной.
— Пойдем. Смотри под ноги. — Елена забралась на чартерную лодку и протянула мне руку. Не так-то просто забраться на скоростную лодку на шпильках и в облегающей юбке-карандаше, прижимая к себе шляпу, чтобы ее не унесло ветром. Нервные бабочки в моем животе тоже не помогали. Мне было так же неспокойно, как и океанской воде, которая, казалось, была разгневана теплым ветром.
Я зашла на борт и села рядом с Еленой, солнце било так, будто открылись врата ада.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказала Елена. — Ты готова?
— Нет, — честно ответила я. Как я могу? О том, что мы едем в Рим, мне сообщили только несколько ночей назад. И пока Елена вела беседу, просвещая меня о событиях дня, Святой сидел в оглушительном молчании, даже не глядя в мою сторону. После того как Елена сказала все, что нужно было сказать, он просто встал и впервые за весь разговор поднял на меня глаза.