Золушка для босса

— Не знаю, — отвечаю ей тихо. — Но я сделаю что угодно, лишь бы моя девочка была в безопасности.

Раздается гулкий лязг и лифт дергается, затормозив на первом этаже. Диана хватает меня за руку.

— Не ходи! Мы что-нибудь придумаем, позовём на помощь, можно в полицию позвонить.

— Нельзя! — На меня накатывает очередной приступ безысходного отчаяния. — Он сказал, что жизнь Насти сейчас в моих руках. И еду с ним либо я, либо она. Иначе больше никогда не увижу ее- в живых.

— Но нельзя же идти вот так, как овечка на убой! Давай хоть с Лебедой посоветуемся или с Артемом твоим.

— Они мне запретят идти, Диана, и ты это понимаешь, — откликаюсь я горько. — Я не знаю, что со мной будет, и мне страшно… правда, страшно. Но там моя Настя. И ей ещё страшнее. Потому что Филин псих и маньяк! Ты знаешь, что его не могут поймать уже долгое время? А ведь это значит, что шансы освободить Настю другим способом — хуже некуда! Как я могу бросить в руках этого нелюдя перепуганного ребёнка и остаться в стороне?! Вот ты. ты бы смогла так поступить?.

— Нет…думаю, что нет.

— Вот и я не могу. Потому что люблю её. Потому что в ответе за неё… и сама во всём виновата — не углядела. Пожалуйста, не мешай мне, Диана. Лучше помоги.

Она шумно вздыхает хмурясь.

— Блин, Катя, ты. Ладно! — и энергично начинает перечислять — Значит, ты меняешь себя на Настю, а я отвожу её к Лебеде и всё ему рассказываю. Только… ты уверена, что этот твой Филин точно совершит честный обмен? Вдруг он похитит вас обеих, и твоя жертва окажется напрасной?

Я болезненно кусаю губы, глядя на Диану. В такие моменты хочется иметь под рукой скотч, чтобы заклеить кому-то рот. Как она умудряется всего парой фраз раз за разом толкать меня на тонкую грань истерики?

— Я ни в чем не уверена! Знаю только одно — или вытащу Настю, или буду рядом с ней. Вот и всё, — говорю скороговоркой и, видя, что девушка снова порывается что- то ляпнуть, качаю головой. — Диан, не надо. Не жалей меня, а то размякну и зареву.

А Я должна быть сильной.

Помедлив, она кивает.

— Тогда иди и сделай это! И пусть будет как будет.

Напутствие Дианы вдруг чудесным образом останавливает шквал нарастающей внутри истерики. А ведь она права!

Даже Фраза такая есть: «Делай что должно, и будь что будем» Правда, в древнеримском варианте она звучит немного иначе. Я помню это, потому что в школе брала однажды из библиотеки сборник древних афоризмов. Мне нравилось выписывать их себе в блокнотик и перечитывать долгими грустными вечерами, слушая через стенку, как на кухне одиноко звякает гранённым стаканом вечно бухой папаша.

Что ж, пусть таки будет.

"Дела, что должен, и свершится, чему суждено."

Всего на одно мгновение я прикрываю глаза и сглатываю ком в горле. Потом шепчу:

— Только не показывайся ему на глаза… — и выхожу из здания на высокий пандус.

К асфальту ведёт короткая железная лесенка, но спуск по ней кажется бесконечно долгим. Поднять глаза и посмотреть в сторону гаражей я осмеливаюсь только на самой последней ступеньке — слишком боюсь, что от страха подогнутся колени, а это гарантия падения. Это было бы немудрено при виде моего персонального кошмара — до жути «безобидного» очкарика с моей Настюшей в его власти.

Там стоит машина… грязно-белый микроавтобус. Но сестрёнки нигде нет. Зато Филин на месте, ждёт меня, привалившись плечом к дверце. Глаз почти не видно из-под низко надвинутой бейсболки, зато свежий шрам от моего кактуса, вонзившегося ему в щеку при последнем нападении, отлично просматривается.

Серая ветровка у него оттопырена рукой во внутреннем кармане. И когда я подхожу ближе, он оттягивает край ветровки, демонстрируя мне пистолет.

— Приветик, — его голос звучит дружелюбно, но глаза как мёртвые. Нечеловечески расчетливые, как у социопата из какого-нибудь триллера. И от этого сочетания у меня волосы дыбом.

В горле так сухо, что приходится сглотнуть дважды, чтобы заговорить. Вся слюна куда-то испарилась.

— Здравствуйте. Где девочка? — спрашиваю его вежливо.

— В машине, — лениво отвечает Филин, разглядывая меня.

— Давайте меняться. Я еду с вами, а она остаётся здесь.

Он медлит, склонив голову набок.

— Хмм… а что, если мне забрать вас обеих? Тебе будет скучно одной… овечка. Пусть ягнёночек составит тебе компанию.

У меня сердце уходит в пятки.

— Вы обещали обмен, — я стараюсь не показывать страх и говорить ровнее, но голос все равно подрагивает, выдавая мое состояние.

Филин медленно скребёт ногтями подбородок, заросший редкой щетиной с пролысинами, как это бывает у русоволосых мужчин с уклоном в светлый блонд.

— Ну, честно говоря, — внезапно откровенничает он, — я и не собирался отпускать твою соплюху… с чего мне это делать? Ты здесь, она здесь, все козыри у меня.

— ВЫ обещали. Дали слово. — Господи, зачем я говорю эту чушь, ведь и так ясно, что слова для такого человека ничего не значат! Но меня уже понесло, и становиться я не могу. — Неужели вам не жаль девочку? Она же совсем ребёнок.

— Серьёзно? — Филин делает вид, что на секунду задумался, а затем нагло ухмыляется мне в лицо. — Не-а. Ваще не жалко. Назови другую причину, чтобы я ее оставил здесь.

Он издевается надо мной, понимаю я внезапно. Наслаждается каждым мгновением чужого испуга и своей власти над другим человеком.

Псих, настоящий псих.

А самое страшное, что этот псих прошел военную подготовку. Кажется, Артём говорил, что у него за плечами остался опыт тайных диверсий после службы в горячих точках.

Представляю, как его злит тот факт, что при его послужном списке недавнее похищение детей не состоялось из-за вмешательства такого недоразумения, как я.

Ведь его неудачу можно объяснить только его собственной самонадеянностью. И тем, что он совершенно не принимал никого всерьез.

А теперь всё изменилось. И свидетельство тому — пистолет, нацеленный мне в живот из-под серой ветровки.

Я смотрю в его бездушные глаза и четко понимаю — не проймешь его никакими сентиментальными словами. Жалость, человечность, обещания — всё это лишь мишура для него. Военные люди чаще живут и действуют только с позиции целесообразности и расчета.

И у меня вдруг проклевывается идея.

— Хорошо, — киваю я покорно. — Вот вам причина оставить Настю здесь. Она — ребенок и не умеет справляться с эмоциями. Будет привлекать много внимания своими капризами, куда бы вы ее не повезли. Её присутствие отнимет у вас уйму энергии и доставит слишком много хлопот. Возня с ней того не стоит. А вот со мной одной будет гораздо проще. И контролировать меня одну гораздо легче, чем нас двоих, согласны?

Высказав это всё, я почти перестаю дышать, отслеживая каждое микродвижение его мимики. И с безумной радостью понимаю, что новый довод подействовал, как надо. Ухмыляться Филин перестает и недовольно щурится на микроавтобус, в котором заперта моя плачущая Настюша.

Размышляет он недолго.

— Ладно. Занимай место своей плаксы и скажи ей, чтобы заткнулась, пока мы не уедем. Иначе заберу обеих, усекла?

— Да, — быстро киваю я, не сводя с него глаз.

Ногти вливаются в ладони так, что те саднят. Наверное, сама себя поранила.

Филин щурится на меня через стёклышки очков, тускло поблескивающих под козырьком бейсболки. Потом усмехается и сильным рывком толкает дверь микроавтобуса, и та отъезжает в сторону. Моя Настюша вылетает оттуда, словно перепуганный птенчик, и сразу прыгает мне на шею.

Цела. Она цела и невредима!

Слёзы облегчения застилают мне глаза мутной пеленой. Я прижимаю ее к себе всего одно мгновение, целуя детски пухлую щёку, и шепчу на ухо:

— Солнышко, не плачь. — Тебя сейчас заберёт одна девушка в очках, зовут Диана, доверься ей. Всё будет хорошо. Я люблю тебя!

Глава 20. В дачном плену

Грязно-белый микроавтобус едет по городу неспешно, тщательно соблюдая все правила дорожного движения. Филин ни разу не позволяет себе «сыграть в шашечки» на обгон, как это любят делать водители-торопыги и лихачи. А на знакомом перекрестке перед поворотом на пустую лесную дорогу он целых полчаса тащится в пробке за стареньким дряхлым автобусом, хотя возможностей обогнать его предоставляется довольно много.