Нигредо

В такие моменты, несмотря на наличие вокруг огромного числа людей, Коля чувствовал себя особенно одиноко. Словно никто не хочет замечать его – маленького человека, не говоря уже про его проблемы в жизни. Никто не обратит внимания, если он задохнётся посреди салона. Жаловаться, конечно, грех, ибо если не нравится – купи автомобиль или ходи пешком. Но Коля жаловался не на дискомфорт, а на безразличие окружающих, на их кислые рожи и безжизненные взгляды. Ни один из них не протянет руку помощи, проходя мимо, если Коля вдруг упадёт. Переступят, да и всё… Будто не заметили, будто его и нет в природе.

Такое уже было раз, когда его маленького в возрасте семи лет толкнул какой-то бичара. Коля попросил того вести себя приличнее, а в ответ получил сапогом по яйцам. Десять минут пролежал на снегу на глазах у всех, корчившийся от боли, но никто даже палец о палец не ударил, чтобы ему помочь.

Когда автобус проехал мост, Коля не выдержал и выскочил из салона в районе магазина «Арктика». А точнее выдавился, протиснувшись меж двух толстожопых женщин бальзаковского возраста, будто пробка из бутылки, чувствуя себя ладонью Джека Воробья, пытавшегося освободиться из кандалов во второй части «Пиратов Карибского Моря». Дальше пошёл пешком, с удовольствием и свободно заглатывая воздух полной грудью.

Но это, пожалуй, было единственным удовольствием, так как на дворе уже стояла холодная и промозглая осень, с неба крапал дождик, холодный ветер пронизывал до костей. В Заполярье погода, характерная для конца сентября устанавливается уже во второй половине августа, а бабье лето – это пару деньков, когда двенадцать или пятнадцать градусов тепла выглядят настоящим подарком природы перед почти полугодичной зимой с начала ноября по середину апреля. Сегодня не повезло: день холодный, дождливый, а зонтика с собой Коля не взял. Соответственно и на душе было равносильно тоскливо. И чем ближе к школе, тем чаще появлялись депрессивные мысли об усталости от этого мира и непреодолимое желание броситься под проезжающие мимо машины, а там будь что будет.

Дополнялось всё окружением. С деревьев уже начали опадать листья, вокруг сырость, грязь, кругом дерьмо, рвота, разбитые бутылки и валяющиеся бычки, а справа и слева от него серые, облезлые и угнетающие панельки, нависшие над проходящими мимо маленькими людьми с хмурым видом сурового тюремного надсмотрщика. Не знай между ними прохода, заблудишься и сгинешь навсегда аки юный афинянин в лабиринте, в котором рано или поздно тебя достанет свирепый и могучий минотавр, не оставляющий от своих жертв даже косточки. Исчезнешь, будто бы тебя никогда и не существовало среди этих холодных и грязных стен, внутри которых находишься как в темнице. Вот и серый, хмурый Коля проходил мимо таких же серых и хмурых домов, и будто бы растворялся, сливаясь воедино с окружающей действительностью, можно сказать стираясь на её фоне.

Мимо проходили такие же серые и скучные люди – жители самого края русской Ойкумены без прекрасной архитектуры и центров досуга, где на два города одно большое предприятие, без которого агломерация уже давно бы вымерла. И внутри этого улья все вечно хмурые, равно каким хмурым было это утро и Колино лицо. Впрочем, а чего им радоваться жизни? Живут от зарплаты до зарплаты в стране, власть в которой народ вообще ни во что не ставит, а только лишь за упрямого осла держит, и ниспослан им за все страдания лишь беспощадный погонщик Володя… Володя Жириновский из той упоротой политической рекламы. Ну вы помните…

Живут эти люди в городе, где солнце каждую зиму 40 дней не выходит из-за горизонта, работают, не вылезая со своих рабочих мест от звонка в 8 утра до звонка в 17 часов, либо раз в двенадцать часов, а то и в сутки, если работают в шахте или в полиции со скорой, а море дай Бог увидят раз в год. Чего ж им радоваться жизни, в которой нет никакого смысла, кроме того, как выжить самому и не дать подохнуть от голода своим детям?

Лучшее, что тут можно сделать – это отправить ребёнка в Питер или в Москву и понадеяться, что вот ему то повезёт, а самому здесь превратиться в пыль. Можно даже размечтаться, что дитя станет таким же знаменитым, пусть и грязным душой как гордость всех апатитчан – Андрюша Малахов или таким же клоуном, как основатель юмористической метал-группы «Влажные Ватрушки». Но с большей долей вероятности сын будет сводить концы с концами, а дочь станет проституткой. Самому своё будущее построить не получится. Маленького человека в маленьком городе, попытайся он вылезти наружу из своей берлоги, сразу растопчут как таракана. Вот и всё прекрасное, светлое будущее для тех, кому не повезло родиться на окраине России.

Смотрел Коля на всё это окружающее его омерзение, и одна только мысль о работе по чёткому графику на тупого как пробка начальника, получившего должность за умение лизать жопу вышестоящим, без каких-либо перспектив или надежд вызывала в нём стойкое желание выйти на главную площадь и спросить, ради чего живёт эта серая, никчёмная масса вокруг, не дождаться внятного ответа, а потом пустить себе пулю в лоб. А перед этим ещё забрать с собой хоть кого-то из окружающего биомусора, чтобы не загрязняли землю. Просто ведь тупая масса, бессмысленно жрущая и срущая, а толку никакого. Могли бы стать лучше, конечно, будь мозги с перспективами и никакой водки на прилавках. Но уже не станут. Никогда не станут, и Коля сгинет вместе с ними, если будет жить так же. А он точно этого не захочет. И коль уж светлого будущего на горизонте не предвидится, то лучше пуля в висок. Для этого он и хранил в копилке дубликат ключа от оружейного сейфа отчима. Чтобы однажды выкрасть пистолет и…

В таком скверном состоянии Коля и шёл в школу – был подавлен, озлоблен руганью с отчимом с самого утра, чувствовал себя жалким и никчёмным. А ещё хуже было осознавать то, что ощущения эти только усилятся, как только он зайдёт в школу, ведь там он вообще считался чуть ли не главным ничтожеством, об которое абсолютно каждая мразь своим долгом считает вытирать ноги по возможности.

Да… Коля действительно был главным объектом травли и для всего класса, и для параллели, и даже некогда для старших классов. Сейчас же хоть радовало, что класс был одиннадцатый, и над душой более не будет стоять никаких старшиков, желающих дать пинка под зад чисто для удовольствия. Тем более своих родных из уже 11-го «Б» хватало.

За глаза Коля их всех называл блядями, и не только своих одноклассников, но и всех остальных, кто смотрел на него свысока. Называл просто потому, что нормальный человек так с другим так по-скотски поступать не будет. За всё время ему и учебники выбрасывали в мусорку, заставляя его копаться в отходах, и на парту его плевали, и в рюкзак мочу выливали. Да чего только ни делали, перечислять устанешь! Но, пожалуй, самым худшим было, когда ему пердели прямо в нос. Двое держали, не давая вырваться, а третий бздел в лицо без всякого стеснения – прекрасное будущее поколение страны. Кому-то это, может, и покажется смешным и нелепым, но не для того, кто подобное унижение испытывал на себе. После таких издевательств Коля бежал в туалет отмываться, но ничего поделать уже не мог: ощущение вони, доводящее до рвоты оставалось до самого вечера. Но вымыть лицо он мог только в спокойные дни. В хмурые, окажись он в туалете на перемене, ему на голову сразу надевали пакет, опускали в таком виде в унитаз и спускали воду. Называлась такая штука «тёмной» – одна из самых жёстких. Ещё хуже было, если перед смывом обидчикам хотелось на Колю поссать. И повезёт, если струя будет попадать в пакет. Иногда и за шиворот затекало, пачкая одежду. Про то, как его избивали и душили почти до потери сознания и как над ним смеялись женщины, тут уже и говорить нечего – привычная обыденность.

Если же кто спросит, как на это смотрели учителя, то им по сути на проблемы Коли глубоко насрать. Им не до учеников своих было, потому что на носу ЕГЭ! И не дай Боже их подопечные сдадут его плохо – там в худшем случае и премии лишить могут и даже поставить вопрос о профпригодности! И чтобы этого не произошло, нужно по классике напугать ученика сложностью экзамена, в красках рассказать о будущей профессии дворника, напугать тем, что ученики до экзамена в случае плохих результатов на пробнике допущены не будут, а там они сами начнут корпеть над тренировочными вариантами до полного истощения сил, лишь бы не обосраться на экзамене и не обосрать всё своё будущее из-за одного по ошибке поставленного не там крестика в бланке. Стресс и депрессия, которые могут появиться у учеников после подобных «невинных пугалок», учителей не волнуют. Лучше думать о собственной шкуре, чем о том, что можешь своими словами и последующей после депрессией легко и просто довести до самоубийства своего подопечного. В таких условиях до издевательств над каким-то учеником педагогам не было никакого дела, даже если сам подойдёт и нажалуется.