Мечты сбываются

Тщетно стучит Ругя в дверь дома, где она прожила двенадцать лет и откуда ее вышвырнули сейчас, как драный мешок. Нет, даже с драными мешками так не поступают!

В памяти Баджи мелькают дни ее скитаний по городским улицам, ночевки на лестницах, голод, отчаяние. Неужели и Ругя ждет такая участь? К жалости присоединяется чувство ответственности: ведь это она, Баджи, связала Ругя с женским клубом, с артелью. Баджи отводит Ругя от запертых дверей.

— Поедем ко мне! — говорит она решительно. — Будешь жить с нами.

— А Юнус?..

Баджи на мгновение задумывается: в самом деле, как посмотрит на это брат? Но тотчас, с еще большей решительностью восклицает:

— Брат умный и добрый! Он все поймет. Устроимся!..

Да, Юнус понял. В маленькой комнате стало еще тесней.

По праздничным дням здесь, как обычно, собираются гости. Друзья принимают участие в судьбе Ругя.

С хлебом и кровом, говорит Ругя, она устроена пока — спасибо Юнусу и Баджи. И люди вокруг нее хорошие, заботливые — жаловаться не приходится. Беда в ином…

— Не могу я жить без Балы, без моего мальчика, — плачет Ругя. — Придется, видно, вернуться к Шамси и смириться.

— Этого еще не хватает! — возмущается Баджи.

— Надо бы поговорить с твоим мужем, может быть он сжалится? — предлагает кто-то.

Розанна напоминает, как приехал Шамси на промыслы за Баджи, и, качая головой, возражает:

— Нет, не сжалится!

— В таком случае нечего с ним церемониться! — восклицает Баджи. — Надо подстеречь мальчика возле дома и увезти к нам. Вот и все! Пусть попробует Шамси сюда сунуться!

— Глупости ты говоришь! — обрывает ее Юнус. — Мы не кочи, чтоб детей воровать! Надо придумать что-то другое. Вот только не знаю — что…

Принимает участие в судьбе Ругя и Газанфар.

— Я вот, если Ругя-ханум позволит, посоветовал бы обратиться в суд.

Ругя молчит. Что хорошего может ждать от суда женщина?

Газанфар читает ее мысли.

— Советский суд теперь занимается подобными делами и все по справедливости разбирает, — говорит он в ответ на молчание Ругя и ободряюще добавляет: — А правда, надо думать, на твоей стороне.

Каждый из гостей предлагает свой план. После долгих споров все сходятся на предложении Газанфара: подать на Шамси в суд.

— Если даже мне отдадут мальчика, где я буду с ним жить? — вздыхает Ругя.

— А у нас разве тебе плохо живется? — спрашивает Юнус.

— Я и так вам уже, наверно, надоела — вам и без меня тесно.

Снова вставляет свое слово Газанфар:

— Не пойми меня ложно, Ругя-ханум: у меня вроде двух комнат, и одну из них я могу тебе временно уступить. Дома-то ведь я почти не бываю — из райкома иду прямо к матери обедать и часто ночую там.

Ругя стыдливо опускает глаза. Поселиться незамужней женщине в квартире холостяка? Нет, она, Ругя, не из таких!

Баджи шепчет ей на ухо:

— Он хороший человек, не обидит тебя! А если что — мы с Юнусом тут под боком, вернешься к нам.

Ругя украдкой поглядывает на Газанфара… Какой он статный, сильный! Приятное, доброе, открытое лицо. Как правильно он говорил в женском клубе на собрании. В самом деле, похоже, что он хороший человек! Но все же он мужчина, холостяк, а с такими надо держать ухо востро.

Не желая, однако, обидеть Газанфара, Ругя уклончиво говорит:

— Подождем, что скажет суд…

НОВЫЙ ЗАКОН

Где любовь, которой пылал Шамси к младшей жене? И где уважение, которым она платила ему за эту любовь? Где нежные взгляды, какими смотрел он на ее пышные формы и круглое лицо? И где нежные краски, которые, как бы в ответ, вплетала она для него в ковровую ткань? Где подарки, которыми он ее одарял тайком от старшей жены? И где уступчивость, которой она его за эти подарки вознаграждала?

Всему конец! Все это сменилось взаимной злобой и отчуждением. Шамси и Ругя стоят друг против друга перед народным судом.

Судья обращается к Ругя:

— Что заставило вас разойтись с мужем?

Выступать в суде, как, впрочем, вообще в публичном месте, Ругя приходится впервые. Она теряется, отвечает сбивчиво, невразумительно. Она заявляет, что муж морил ее голодом, выгнал из дому и что если бы не добрые люди, приютившие ее в своей комнатке, не остаться бы ей, наверно, в живых.

— А к сыну вашему как муж относился? — спрашивает судья.

— Бил его… — неуверенно отвечает Ругя.

Судья переходит к допросу Шамси.

— Все она врет! — заявляет Шамси, пренебрежительно кивая в сторону Ругя.

— И насчет того, что отказывались жену кормить? — спрашивает судья, внимательно присматриваясь к Шамси.

— Врет! — уверенно настаивает Шамси. — Она сама отказывалась есть. А когда однажды я стал ее упрашивать, выбила у меня из рук тарелку с едой. — Шамси вспоминает разбитую тарелку и куски баранины, разлетевшиеся по ковру. Лицо его выражает обиду.

Судья поворачивается в сторону Ругя:

— Истица Шамсиева, было подобное?

— Было, — признает Ругя.

— И бить я ее никогда не бил, как бьют другие мужья, — добавляет Шамси, хотя Ругя и не заявляла суду, что ее били.

— Верно это? — обращается судья к Ругя.

— Верно… — признает Ругя, опуская глаза. Шамси ободряется.

— А мальчика, товарищ судья, правда, шлепнул разок-другой, — он делает мягкий жест рукой, — так на то я отец. Разве ты, товарищ судья, не шлепнешь своего сына, если он того заслужит? Что ж до того, чтоб бить, как бьют некоторые отцы, — аллах избави! Не такой у меня сын, чтобы он в этом нуждался.

Шамси говорит уверенным тоном, с чувством собственного достоинства. Хабибулла предварительно инструктировал его, как вести себя на суде. Сам Хабибулла, однако, прийти на суд не решился: не пойдет ему на пользу, если узнают, что он выступает в защиту ковроторговца, своего тестя, да к тому же против женщины-азербайджанки, работающей в артели при клубе.

Судья приступает к допросу Ана-ханум, вызванной в суд в качестве свидетельницы.

В душе у Ана-ханум борьба: с одной стороны, ей хочется, чтобы суд постановил оставить Балу у Шамси — хороший урок получила бы младшая жена, а она, старшая, была бы за многое отомщена; с другой стороны, хочется, чтобы суд постановил отдать мальчишку матери — этим окончательно был бы изгнан из дому ненавистный дух младшей жены. Впрочем, руководствоваться в своих показаниях Ана-ханум приходится не своими желаниями — надо говорить так, как приказал муж.

— Мальчик для меня все равно как родной сын! — рассказывает Ана-ханум. — С того времени, как его мать связалась с этим клубом и сбежала из дому, я хожу за мальчиком как родная мать, кормлю его, одеваю.

— А что, по-вашему, плохого в том, что мать ходит в клуб? — спрашивает судья, чувствуя в тоне Ана-ханум неодобрение.

— Плохо ребенка своего забывать! — отвечает Ана-ханум.

Судья бросает взгляд на Балу. Мальчик не производит впечатления забитого, заброшенного ребенка — он хорошо выглядит, чисто одет. Быть может, он в самом деле в заботливых руках? Есть ли необходимость отдавать его на воспитание матери? Та, как выяснилось, живет у чужих людей, в маленькой комнатке, в углу. Лучше ли будет мальчику у матери? Вряд ли. Может быть, следует оставить его у отца?

Дело грозит принять дурной оборот для Ругя. Она чувствует это и волнуется.

Судья обращается к Бале:

— С кем хотел бы ты жить, молодой человек, — с отцом или с матерью?

— Обоих люблю… — отвечает Бала со слезами в голосе.

Присутствующие начинают взволнованно перешептываться, сморкаться.

Судья переходит к допросу свидетельницы Баджи.

Баджи откашливается.

Что она знает по этому делу? Что она может сказать? Очень многое. Она три года прожила в доме Шамсиева служанкой. Знает всех и все… Верно ли, что у отца мальчик сыт и одет? Верно. Против правды она ничего не скажет. Верно ли, что отец его не бьет? И это верно. Любит ли его отец? Наверно, любит — какой отец не любит своего сына!.. Только это еще не все! Знает она и то, что Шамси не отдает Балу в советскую школу, хотя мальчику скоро пойдет одиннадцатый год. Знает, что собирается Шамси, по совету муллы Абдул-Фатаха, отдать Балу в медресе, с тем чтоб отправить потом в Персию — в Неджеф или в Хорасан — и сделать ученым муллой. А зачем, скажите на милость, товарищ судья, быть Бале муллой? Муллой быть легко, человеком быть трудно — так ведь, кажется, говорится? Знает она еще и то, что не хочет Шамси учить Балу русской грамоте — опять же по совету муллы Абдул-Фатаха. Она сама когда-то была у Шамси в служанках, так вот, разбил он ей лицо в кровь и запер в подвал за то, что нашел у нее русскую книжку… Многое знает она, многое может рассказать!..