Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 61



Ранняя и трагическая гибель Хириясул Алибека Аварского, коменданта знаменитой Сурхаевой башни на Ахульго, и Ахбердил Магомы, мудира Малой Чечни, казалось, нанесла непоправимый урон мюридизму, но тут в рядах газавата появился новый герой. Битва при Цельсеме, завершившаяся бесславно для русских войск, к тому же с потерей генерала Бакунина, являлась началом нового перелома в Кавказской войне. Переход Хаджи-Мурада на сторону Шамиля открывал ему путь в Аварию, где его популярность была чрезвычайно велика. Вслед за переходом Хаджи-Мурада вновь присоединился к Шамилю Кибит Магома Телетлинский, который в последние годы считался покорным царизму. Вместе с ним движение мюридов поддержала и большая часть обществ, лежащих по верховьям Аварского Койсу. Потеряв из сферы своего влияния Аварию, русские потеряли окончательно и свое влияние на Дагестан, что и отдалило на много лет его подчинение и завоевание.

В 1843 г. Хаджи-Мурад по поручению Шамиля блестяще завершил освобождение горной Аварии от русских войск, благодаря чему территория имамата приобрела цельный характер, охватив внутренний Дагестан и Чечню.

Началась блистательная эпоха Шамиля, период наибольших успехов, в чем огромную роль сыграл Хаджи-Мурад, назначенный уже из наибов мудиром — начальником одного из четырех округов, на который был разделен имамат. Начиная с этого времени мы видим Хаджи-Мурада на самых опасных участках военных действий, «на острие сабли имама».

Во время Даргинской экспедиции М. С. Воронцова в 1845 г. Хаджи-Мурад разгромил колонну, сформированную для доставки провианта блокированному в Дарго М. С. Воронцову. За два дня войска потеряли почти 1500 человек убитыми и ранеными, три орудия, весь обоз и двоих славных генералов: Пассека и Викторова. «Вместо хлеба и боевых припасов экспедиционный отряд принял на себя дополнительно еще более 7000 человек раненых», еще больше усугубив и без того плачевное положение наместника Кавказа.

Защита Гергебиля и Салтов, многочисленные прорывы и рейды на равнину, занятую войсками, включая дерзкий набег на Темир-Хан-Шуру, на Нухинский уезд в 1850 г., снискали Хаджи-Мураду огромную славу. Рейд Хаджи-Мурада 8 апреля 1848 г. в Темир-Хан-Шуру с целью выкрасть оттуда главного начальника края генерал-лейтенанта Орбелиани, вызвал панику у всего российского командования на Кавказе. В Шуре было сосредоточено до 25 тысяч солдат. Предприятие это было «просто безумным по своей смелости», когда с небольшим числом отчаянных удальцов, переодетых казаками, Хаджи-Мурад проник в город. Хотя непосредственной цели эта операция не достигла, тем не менее русское командование было вынуждено оставлять часть сил для прикрытия и защиты своих баз на равнине при последующих рейдах в горы. Хаджи-Мурад со своей летучей конницей мог появляться в самых неожиданных местах.

Постепенно слава Хаджи-Мурада стала опережать его самого. Если Шамиль был знаменем борьбы, то Хаджи-Мурад становился его душою. Его имя вдохновляло соратников, с ним связывали успех и удачу, его боялись враги (Аммаев М. А., 2002).

В 1848 г. при вторжении Шамиля в Самурский округ Хаджи-Мурад, командовавший отдельной партией, спустился со стороны ахтынских минеральных вод, где его ожидал полковник Мищенко с полуторатысячной кубинской милицией. «Встреча противников произошла самым оригинальным образом: один из разъездов, отправленный навстречу Хаджи-Мураду, «наткнулся на несколько десятков конных лезгинов», которые с криком «Хаджи-Мурад!» бросились в шашки. Разъезд пронесся назад с криками: «Хаджи-Мурад! Хаджи-Мурад!» Крик этот подхватила милиция, стоявшая на бивуаке и, вскочив на коней, рассеялась в смятении. Затем, соединившись с партиями Кази-Магомы и Даниель-султана, Хаджи-Мурад поспешил навстречу генералу Аргутинскому и вместе с ними участвовал в кровопролитном бою под Мискинджи».

1851 г. становится годом величайшей славы Хаджи-Мурада и переломным этапом в его судьбе. После взятия в плен из Джен-гутая Мехтулинской ханши, после набега на Шуру и появления на Нухинском почтовом тракте у Барабатлинской станции, когда в его руки чуть не попал поезд самого цесаревича, для Хаджи-Мурада, казалось, не было ничего невозможного.



С 400–500 отборными всадниками он появлялся далеко в глубине занятого русскими войсками края, проходил за день до 100 км, вызывал войска фальшивой тревогой в противную сторону и, пользуясь общей суматохой, безнаказанно уходил. Эти замечательные партизанские способности и создали ему ту популярность в народе, ту известность в горах, какой не было до него ни у одного наиба и которая по временам настораживала самого Шамиля. И, как писал генерал В. А. Полторацкий, «какие только чудеса не трубят об этом аварском хвате! Если верить наполовину тому, что воспевают о его безумной отваге и невероятной дерзости, то и тогда приходится удивляться, как Аллах спас его сумасбродную голову. Военная слава Хаджи-Мурада ни в ком не встречает соперничества и славы, и популярность его гремит от Каспийского до Черного моря».

Слава и все растущая популярность Хаджи-Мурада становились опасными не только для противника, но и для династических намерений самого Шамиля, в чьем окружении также появились тайные враги и завистники знаменитого наиба. Одним из них, очевидно, был Даниель-султан Илисуйский, к тому же оскорбленный похищением своей тещи Нохбике и надеявшийся видеть преемником Шамиля своего зятя Гази-Магомеда. На съезде в Анди невысказанное намерение имама о назначении преемником своего сына было выражено другими примерно так: «Имам, война приобретает все более жестокий и кровопролитный характер, и никто не гарантирован от смерти. Желательно назвать преемника, который в случае чего продолжит наше дело». Другие в унисон называли имя Гази-Магомеда. Но на совете выявилась и другая партия, которая заявила, что о возможности смерти имама и речи быть не может, что означало, «если что и случится, тогда видно будет, кому быть имамом». Молчание Хаджи-Мурада на съезде не говорило в пользу Гази-Магомеда.

Что же касается неудачного рейда Хаджи-Мурада в Хайдак и Табасаран, он, судя по сложившейся ситуации, был заранее обречен. Ни Омар Салтинский с гораздо большими силами до того, ни Бук-Мухаммед в последующем не смогли поднять край на восстание против русских. Сочувствие их движению еще не означало готовность нести все тяжести борьбы в крае, в непосредственной близости от крупных баз регулярных русских войск. Пятьсот всадников Хаджи-Мурада тем более не могли выполнить эту миссию. Это был скорее повод к обвинению Хаджи-Мурада в провале и к попытке его ареста, о чем говорило столкновение с посланным для его ареста отрядом при Батлаиче на Хунзахском плато. Хаджи-Мураду предстояло сделать тяжелый выбор, и он был сделан — теперь уже на стороне русских войск против имама.

Следует также отметить и тот факт, что андийский съезд, на котором был назван преемником имама Гази-Магомед, охладил к борьбе многих соратников Шамиля. Династическая форма правления, прикрытая видимостью коллективного выбора, была ими воспринята как отход от принципов, заложенных при избрании главы государства — имамата при первых имамах, и умаление их заслуг перед народом.

Здесь нет необходимости подробно описывать историю побега Хаджи-Мурада от русских обратно в горы и его героическую смерть.

Интересно отметить, что наместник М. С. Воронцов и генерал М. 3. Аргутинский-Долгоруков, с которым он советовался как быть с Хаджи-Мурадом, сами не знали как с ним поступить: они, видимо, боялись ответственности. Соврешенно неожиданно на голову наместника Кавказа свалилась огромная беда: «В глубь России нельзя отправить, убить или посадить в тюрьму — тоже, а что у него на уме — один Аллах знает». Смерть Хаджи-Мурада, как писал сам М. С. Воронцов, «освободила его от ужасной тяжести, которую вполне чувствовал и нес безропотно», и «в том виде, как она случилась, для нас есть счастье…», ибо «этот неустрашимый человек был обоюдоострая шпага, которая могла бы сделаться затруднительной для нас».

А умер Хаджи-Мурад отчаянным храбрецом, каковым и жил. Как отмечает М. С. Воронцов, «на его глазах умерли двое его товарищей, и он сам, раненный четырьмя пулями, слабый и истекающий кровью, в отчаяниии бросился на атакующих, и тут-то его покончили!»