Доктор Елизов

И всё-таки о чём со мной хочет говорить Главный? В этом случае не хочу применять свои способности. Пусть скажет сам.

– Сашка, я к тебе по делу, – братишка заскакивает в кабинет, как всегда, стремительно. – Есть у тебя сейчас на меня немного времени?

У нас давно повелось называть друг друга, когда мы только вдвоём, по-простецки: Сашка, Ванька, Ванюха… Только хотя видеть эту тощую фигуру и живописную гриву русых волос для меня всегда праздник, если он пришёл с каким-то серьёзным разговором, то, к сожалению, сейчас это совсем некстати.

– Немного есть, пока не пойду к Главному на консилиум, – осторожно сообщаю я. – Короче, чего хотел?

– Может, сейчас глянешь хоть одним глазом мой диссертационный доклад? Я там кое-что добавил.

– Ох, Ванюха, извини, но смотреть одним глазом – всё равно, что вообще не смотреть. К чему эта спешка? Предлагаю делать это обстоятельно и серьёзно в нашей «однушке», когда мы там будем. Потом сразу и обсудим. Годится?

В этой нашей однокомнатной квартире, в которой теперь постоянно никто не живёт, мы с Ванькой бываем лишь наездами, сбежав от своих семей для занятий науками. Это позволяет нам быть в курсе многих новшеств в нашей профессии. Заезжаем в четверг вечером после работы, ну и также в пятницу. По своим квартирам и семьям разъезжаемся в субботу утром. Свою диссертацию братишка писал тоже там и там же сейчас готовит своё выступление на совете. А ещё кроме наук и биоэнергетических тренингов в этом месте мы порой обсуждаем волнующие нас житейские вопросы.

– Замётано! Считай, договорились, – и Ванька скрывается за дверью.

Я ведь тоже жду Ванькиной защиты, чтобы предложить Главному назначить его заведующим нашим вновь образованным неврологическим отделением, за которым пока присматривает ещё один заместитель главного врача – Светлана Сергеевна.

Консилиум начался немного раньше назначенного времени. Проблемы нашего пациента настолько серьёзные, что пришлось отложить все другие дела. Положение действительно тревожное. Ещё раз проведя осмотр, идём в кабинет к Главному, который всегда возглавляет такие совещания. В его правилах сначала дать высказаться всем и только потом объявить своё мнение. Вот и сейчас выступают по очереди все, но особое внимание уделяется словам заведующего кардиологией Юрия Яковлевича Смородина. Это его пациент. К Юрию Яковлевичу у меня особое отношение: он – профессионал высочайшего качества, не зря кандидат медицинских наук!

– Я считаю оперировать надо прямо завтра, – с напряжением заявляет Смородин. – Делать это придётся здесь, ведь в специализированную клинику он просто не доедет.

– Наша оснащённость вполне соответствует сложности будущей операции. Думаю, Александру Николаевичу надо готовиться к очень тяжёлой работе, – с привычной сухостью высказывается Алёшин. – Я же готов ассистировать.

– Честно говоря, я хотел предложить обратное, – замечаю я.

Речь идёт о делах сердечных, в которых я не могу назвать себя выдающимся специалистом, хотя в академии, вернее, теперь в университете, несколько раз принимал участие в операциях на открытом сердце. Тем не менее, по моему убеждению, Алексей Сергеевич в этих вопросах разбирается лучше, да и защищался он по похожей тематике.

– Настаиваю на своём предложении, ибо ваша способность видеть дальше и глубже остальных в данном случае может стать решающей, – на этот раз с мягкой серьёзностью объясняет он. – Согласитесь, что я прав.

Опять мои способности! Да, во время операции я способен заранее почувствовать приближающуюся угрозу, которая для коллег может оказаться непредвиденной. Более того, мои возможности порой толкают меня на нестандартные решения, о которых нельзя прочесть в литературе. Работающие со мной люди уже привыкли в острых, порой противоречивых ситуациях, возникающих на операционном столе, исполнять мои приказы беспрекословно. Мне много говорили про полное доверие к моим действиям, но считаю, это иногда даже вредит, ведь человек в таком случае может перестать думать сам. Правда, сказанное не касается Алексея Сергеевича, который всегда чётко понимает, когда ситуация требует полного подчинения, а когда она позволяет действовать самостоятельно. Наверно, поэтому в особо трудных случаях и существует наша хирургическая связка.

Вообще, каждый раз, когда в моей жизни возникают трудности, я воспринимаю их как очередное испытание, дарованное мне Господом. Видимо, сейчас наступил очередной такой момент. Конечно, у меня есть опасения перед завтрашней операцией, но это говорит только о необходимости должной к ней подготовки, то есть о дополнительном времени.

– Александр Николаевич, я считаю, Алексей Сергеевич прав, – вступает в дискуссию Кирилл Сергеевич. – Учитывая сложность момента, думаю, тебе надо брать дело на себя, а доктор Алёшин поассистирует.

Озадаченно смотрю на Главного. Впервые за всю нашу совместную работу он во время консилиума обратился ко мне по имени и отчеству. Обычно звучит просто «Саша», поскольку весь наш сплотившийся за годы коллектив прекрасно знает, кем он для меня является. Интересно, почему сегодня такая официальность?

– Хорошо, – я вздыхаю. – Значит, сегодня мне придётся задерживаться здесь, а может даже, для подготовки заночевать в кабинете, а то дома спокойно полазать по литературе и Интернету мне не дадут совершенно точно. Даше вы тогда всё скажите сами.

Просто моя жена, боясь, что я своими вечными трудами себя окончательно загоняю, как ту самую лошадь, в последнее время активно взялась за отслеживание соблюдения мной распорядка дня. Возможно, в чём-то она права, поэтому стоически терплю её заботу и в смысле повышения своего уровня отрываюсь по полной только в те два дня, которые мы с Ванькой вдвоём проводим в нашей милой «однушке».

– Ты всё-таки ей позвони, что тебя не будет, а уж остальное придётся объяснять мне, – вздыхает Кирилл Сергеевич.

– Ладно, – и неожиданно для себя, будто я начальник, завершаю обсуждение: – Ну, если нами решение принято, тогда, пожалуй, всё.

Взглянув на Главного и получив согласный кивок, хочу выйти, но перед дверью останавливаюсь и поворачиваюсь к продолжающим сидеть коллегам. Меня внезапно накрывает чувство чего-то недоделанного или даже вообще не сделанного.

– Подождите… – бормочу я.

Прикрыв глаза, напрягаюсь… Ну вот, похоже, расклад на ближайшие сутки мне стал ясен. Главное – эта ночь будет очень и очень сложной. Смотрю на Алёшина.

– Алексей Сергеевич, боюсь, ночью я тех из нашей бригады, кто живёт здесь, в Чистых Озёрах, буду вынужден срочно вызвать, и нам придётся идти в ночное. Передайте, пожалуйста, это всем, и в первую очередь Елене Михайловне. Операционную следует подготовить прямо сегодня. И ещё предупредите реанимационную команду, чтобы глаз с пациента не спускали, а в случае чего сразу звали меня.

– Вы что?.. – у него расширяются глаза.

– Да! – не даю я ему договорить, тем самым отвечая на незаданный вопрос. – Будьте к этому готовы.

– А может, прямо сейчас начать? – осторожно спрашивает Главный.

– К сожалению, сейчас от меня будет больше вреда, чем пользы, – хмыкаю я. – Дайте хоть немного прийти в себя, – и наконец выхожу в коридор.

На часах половина пятого. Господи, как же сегодня некстати мой вечерний приём! Мне ведь надо заниматься совсем иным. Только ведь пациентам, пришедшим за биоэнергетической помощью, это я объяснять не буду. Просто надо делать своё дело.

У себя в кабинете, снова сварив кофе, не теряя времени, погружаюсь в литературу, которой здесь за десять лет накопилась уже целая библиотека. Сколько у меня есть времени на подготовку, одному Богу известно. Спрашивать его об этом бесполезно, тем более я уже получил предупреждение, которое редко бывает чётко связано с часами и минутами. И если такое случилось, то, значит, мужику, который сейчас в реанимации, надеяться больше не на кого.

Вообще, с заглядыванием в будущее надо поаккуратнее. Не каждая такая информация полезна. Когда-то я понял, что боюсь знать своё будущее, поскольку жить, являясь практически приговорённым как к плохому, так и к хорошему, мне страшно. Пусть лучше жизнь радует меня своими неожиданными поворотами. Другое дело, если речь идёт о чьей-то жизни, ведь тогда я могу, вмешавшись, что-то подправить и не допустить роковых событий. Именно таким я представляю своё предназначение в этой части моих талантов.