Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 19

-- Кто-то сюда едет...-- заметил Ромодин.

Звуки на время замерли, но потом топот возобновился -- он быстро приближался, и можно было различить, что скакала не одна лошадь, а две. Действительно, из-за мелкаго леска показался скоро один всадник на красивой заводской лошади, а за ним другой. Это были Рей и Татауров, оба нетвердо державшиеся в седле.

-- Ай-да, заворачивай на мельницу!-- кричал Татауров, спускаясь к плотине.-- У мельника закуску найдем, а водка есть...

Зиночка узнала их с перваго раза, но промолчала. Ромодин старался не смотреть на нее и даже отвернулся. Когда наездники поровнялись с садиком, пьяный Татауров, наклонившись в седле, проговорил заплетавшимся языком:

-- А вот она где... мельничиха...

Рей узнал Зиночку и хлыстом ударил лошадь Татаурова. Они отехали к избушке и спешились, переговариваясь о чем-то вполголоса. Зиночка вдруг испугалась, припомнив выходку Татаурова с извозчиком -- она ничего не говорила об этом отцу. Теперь он опять был пьян и мог выкинуть какую-нибудь дерзкую шутку.

-- Пойдем, папа...-- торопила она отца, собирая свою работу в корзипку.

-- Зачем же так быстро? Они могут подумать, что мы бежим от них.

-- Мне все равно, что они подумают, но я не выношу пьяных.

"Она стыдится за ребенка, а может-быть, и за меня..." -- с горечью подумал Ромодин, тяжело поднимаясь с земли.

Татауров видел эти сборы и все порывался подойти к Зиночке, но Рей крепко держал его за руку и не отпускал.

-- Нет, я пойду... и скажу все...-- бормотал Сенечка.-- Это ея ребенок?..

-- А нам какое дело, чей он... Послушай, если ты будешь еще артачиться, я тебя завяжу узлом и брошу в воду.

Эта угроза подействовала. Сенечка сел на землю, махнул рукой и окончательно осовел. Он пришел в себя, когда Ромодины успели перейти плотину и начали подниматься в гору; впереди шла Зиночка с ребенком на руках, а за ней, опустив голову, медленно шел Ромодин.

-- А там кто?..-- спрашивал Сенечка, провожая глазами медленно двигавшуюся группу.

-- Все она же, Зиночка... Ребенка несет на руках.

-- Разве у нея двое ребят?! Один на траве лежал, а другого на руках тащит!.. отлично!..

Рей захохотал, а Татауров сидел на земле и раскачивался, как человек, который плывет в лодке по бурным волнам.

-- Рей, дай воды...-- попросил он, притворяясь совсем пьяным.





Когда Рей ушел в избушку, Татауров вскочил на лошадь и бешеным галопом помчался к плотнике. Он быстро догнал Ромодиных. Зиночка с ребенком на руках шла по стороне дороги. Поровнявшись с ней, Татауров хотел что-то сказать и раскрыл рот, но громкий топот догонявшаго Рея заставил его ударить лошадей нагайкой, и он только крикнул что-то безсвязное, сильно мотаясь в седле.

XV.

Прогулки на пасеку скоро прекратились, отчасти во избежание встреч с Татауровым, отчасти за скверной погодой, а главным образом потому, что Зиночке не хотелось одной пользоваться летом. Каждая такая прогулка мучила ее, точно она отнимала что-то от других детей: ведь и Милочка и мальчики тоже хотели подышать свежим воздухом. Жертвовать их удовольствиями она чувствовала себя не в праве,-- Зиночка и без того много делала для отца, больше, может-быть, чем он заслуживал. По временам в ней поднималось такое тяжелое и нехорошее чувство... Вообще, причин быть недовольной накоплялось все больше: отец скрывается, мать пьет, Дарья ходит, как в воду опущенная, мальчики избегались, а тут еще нужно работать, не покладая рук. Работа спасала Зиночку от всего, и, если бы еще рояль, она была бы счастлива. Она даже иногда плакала о своем инструменте, который не умела раньше ценить, и у нея являлось желание хоть взглянуть на него, как на хорошаго стараго друга.

Лето в Косогорье, как во всех провинциальных глухих городишках, было само по себе отвратительно, т.-е. лета в собственном смысле не было, а его заменяли пыль и грязь. Ах, как хорошо знала теперь Зиночка, что значит погода для беднаго человека и как быстро изнашивается обувь, когда приходится делать пешком такие большие концы. Из дому Зиночка выходила только по делу, главным образом, когда нужно было отнести работу к m-me Жанет. Летняя пора -- глухая, но магазинщица давала один заказ за другим и даже предлагала Зиночке немного денег вперед. М-me Жанет теперь знала, с кем имеет дело, и по-своему покровительствовала девушке, вступившей в отчаянную борьбу со своими несчастьями. Это много ободряло Зиночку: свет не без добрых людей! А дела шли все хуже и хуже, и роковой круг суживался все теснее; бедность обходила со всех сторон и предявляла в тысяче мелочей свои неотступныя требования. Сколько раз Зиночка думала о деньгах m-lle Бюш, но не решалась их трогать, потому что могла случиться еще большая крайность. Быстро проходившее лето говорило о новых заботах и напастях -- нужно будет и о дровах позаботиться и о теплой одежде. Одна мысль о темной осени наводила на Зиночку уныние, а думать приходилось все чаще и чаще -- лето катилось незаметно.

К отцу Зиночка заходила по пути, когда носила работу m-me Жанет. Однажды вечером она запоздала и возвращалась из магазина уже в сумерки. Зиночке не хотелось заходить к отцу, но она так привыкла теперь делать все пунктуально, без всяких откладываний и колебаний. "Нужно" -- вот великое слово, которое делает все на свете. И теперь Зиночка проголодалась, устала и вообще была "рада месту", но нужно было проведать еще отца. Дождь шел с утра, и на улицах везде стояли лужи. Зиночка промокла и в заключение всего начерпала грязи в калоши. В номера она поднималась в очень скверном настроении духа и даже хотела вернуться домой. Мокрыя юбки так и шлепали по ногам, осеннее пальто было забрызгано грязью.

Отворив дверь в знакомый номер, Зиночка даже попятилась назад -- у стола на диване, вместе с отцом, сидел Сенечка Татауров.

-- А вот и ты...-- заговорил Ромодин, с необычайной живостью выскакивая навстречу гостье.-- Аот и отлично...

-- Я как-нибудь в другой раз зайду...-- заметила Зиночка, останавливаясь в нерешимости.

-- Нет, мы тебя не отпустим!-- заявил Ромодин, снимая пальто с Зиночки.-- Семен Иваныч уже третий вечер поджидает тебя здесь... Ему нужно переговорить с тобой о каком-то деле.

Это нахальство возмутило Зиночку, и она смело посмотрела на своего врага, который нерешительно поднялся с места и видимо не смел протянуть руки. Он был трезв и имел приниженно-скромный вид.

-- Я даже могу на время выйти, чтобы не мешать вам...-- предлагал Ромодин, видя замешательство молодых людей.

-- Нет, пожалуйста, не уходите...-- просил Татауров.

Зиночка хотела сказать то же самое и еще сильнее взволновалась от того, что Татауров предупредил ее. Она плохо различала теперь окружающую ее обстановку и только чувствовала, что там, в глубине души, все у нея похолодело, а губы дрожат от волнения. На лице оставались капли дождя, прядки белокурых волос прилипли ко лбу, а на щеках заиграли нехорошия лихорадочныя пятая.

-- Я могу только удивляться...-- заговорила Зиночка, задыхаясь:-- да, удивляться, что встречаю здесь господина Татаурова, именно здесь, в квартире моего отца, и... и еще больше могу удивляться его смелости,-- чтобы не сказать больше,-- видеть меня...

Ромодин стоял в дверях и удивленно смотрел то на дочь, то на смущенно переминавшагося у стола Сенечку. Зиночка ни слова не сказала ему до сих пор о выходке Татаурова.

-- Я... я хотел висеть вас, Зинаида Игнатьевна, только для того, чтобы сказать вот при Игнатье Павловиче, что я мерзавец и свинья...-- ответил Татауров заранее приготовленной фразой.-- Я настолько понимаю, что не заведу даже речи о прощении... Таких подлецов и не следует прощать. Да... Вот я именно это и хотел сказать...

-- Господи, что же это такое?..-- взмолился Ромодин.-- Зиночка, я ничего не знал... что-то такое случилось... Зиночка, да ты присядь, а то едва на ногах держишься.

Она машинально повиновалась ему и присела к столу. Теперь она не решалась взглянуть на Татаурова, который оставался на ногах и только делал левой рукой такой жест, точно кого-то отталкивал от себя.