Ирландский спаситель

Грэм О'Салливан.

Его отсутствие само по себе является заявлением, с которым, я знаю, мне придется быстро разобраться. Проблема не в самом Грэме, мне достаточно нравится Грэм О'Салливан, даже если временами он может быть упрямым и твердолобым старикашкой. Но все они старше пятидесяти, и это большинство мужчин за этим столом. Большинство из них старше меня как минимум на тридцать лет, что затрудняет руководство ими. Трудно отдавать мужчинам приказы, когда они видят, что у меня все еще мокро за ушами. Трудно заставить их уважать меня, когда они даже не ожидали, что я займу место во главе стола после смерти моего отца.

Черт возьми, я нихуя этого не хотел.

Это должно было достаться моему брату, Коннору Макгрегору. Но он бог знает где, мертв или разгуливает по родине, и, черт возьми, меня больше не волнует, кто это. Или, по крайней мере, это то, что я говорю себе, потому что единственными другими вариантами являются гнев или скорбь, злость на то, что он оставил меня в таком беспорядке после дерьма, которое устроил наш отец, или скорбь от того, что мой брат, безусловно, почти потерян для нашей семьи навсегда. Гнев — это отвлечение, которое я не могу себе позволить, а горе ослабляет человека. Слабость — это еще одна вещь, которую я не могу себе позволить, не тогда, когда другие Короли ждут возможности доказать, что я не гожусь руководить нами, чтобы они могли поставить кого-то из своих сыновей на мое место. Что возвращает меня к Грэму О'Салливану и причине, по которой его отсутствие является одновременно проблемой и последней гребаной вещью на этой земле, с которой я хочу иметь дело.

Я должен жениться на его дочери, Сирше О'Салливан. Я достаточно хорошо знаю, что ни один мужчина за этим столом не понимает, почему я не подписал контракт о помолвке своей собственной проклятой кровью, если это то, что нужно, чтобы жениться на ней. Сирша — редкая красавица, воспитанная для того, чтобы стать женой высокопоставленного члена нашей семьи, идеальной парой для меня во всех отношениях. Для меня слишком хороша, если вы спросите ее отца, но он все равно предложил мне ее руку, потому что это выгодно нам обоим.

Женитьба на Сирше укрепила бы мое место во главе королей, обеспечила бы союз с единственной другой семьей, которой никто здесь не посмеет бросить вызов, и дала бы семье О'Салливан, так сказать, постоянную связь с троном. Мой наследник будет носить мое имя, но в его жилах будет течь кровь О'Салливанов, и это важно.

То есть, если я женюсь на Сирше.

Отсутствие Грэма означает, что договоренность в опасности. И я знаю, что мне следует беспокоиться об этом больше, чем я беспокоюсь. Я, конечно, не должен думать о девушке, находящейся на другом конце света, девушке, к которой у меня с самого начала не должно было возникнуть ничего, кроме мимолетного интереса, девушке, местонахождение которой я сейчас даже не знаю. Анастасии Ивановой.

— Я поехал в Россию, чтобы посмотреть, что можно сделать, чтобы наладить отношения с Виктором Андреевым, — твердо говорю я, кладя руки на стол и оглядывая собравшихся мужчин, мой взгляд наконец останавливается на Колине О'Флаэрти. — Он заключил союз с итальянцами. Он и Лука Романо преломили хлеб и договорились о перемирии, краеугольным камнем которого стала женитьба Виктора Андреева на вдове Бьянки, Катерине Росси-Бьянки. Теперь Катерина Андреева. — Я прищуриваюсь. — Вы бы запретили королям сидеть за столом, за которым пируют итальянцы и русские?

О'Флаэрти выглядит взволнованным.

— Конечно, нет. Но ради Братвы Виктора соглашаются на такое, после того как твой отец…

— Я хорошо осведомлен о том, что сделал мой отец, и о его глупости, — говорю я ледяным тоном. — Нет необходимости напоминать мне об этом каждый раз, когда мы садимся за этот стол. Он думал, что сможет взять все это в свои руки и править всеми северо-восточными территориями вместе со мной и моим сводным братом.

Что ж, полагаю, я могу догадаться, откуда у Алексея появилась эта идея. Предательство моего отца и Франко имело более долгосрочные последствия, чем даже он мог себе представить. Он, конечно, никогда бы не подумал, что один из бригадиров Виктора подхватит эту идею и попытается присвоить ее себе.

Меня захлестывает новая волна горечи. Обвинять предательство моего отца в том, что Ана является собственностью какого-то французского миллиардера, это большая натяжка. Возможно, она уже потеряна и за пределами моей досягаемости, но мне нетрудно совершить этот скачок, учитывая мой гнев. В эти дни во мне накопилось очень много этого, больше, чем когда-либо прежде. Сюжет моего отца, открытие того, что человек, которого я встречал несколько раз, на самом деле был моим сводным братом, человеком, который оказался монстром. Законная казнь моего отца от рук Виктора Андреева, мое вознесение туда, где я никогда не планировал оказаться. Несправедливая потеря девушки, с которой я только начал знакомиться, девушки, о которой я не должен был так сильно беспокоиться. Одной мысли о том, что кого-то продают, передают другому человеку, с которым обращаются как с собственностью, достаточно, чтобы привести меня в бешенство. Но тот факт, что это Ана, которая уже прошла через так много, больше, чем даже я знаю, заставляет мою кровь закипать. И я не знаю, с чего начать, чтобы исправить это, и даже должен ли я это делать, отчего я чувствую себя намного хуже.

— Виктор Андреев — всепрощающий человек, когда это оправдано, — твердо говорю я. — Он знает, что грехи отца, это не грехи сына, и грехи одного брата не являются отражением грехов другого. Он рассматривает эту взаимную дружбу как путь вперед для наших семей, способ для всех нас процветать.

— Ты имеешь в виду процветать за счет женщин, которых продают, чтобы на них лежали. — Вступает Финн О'Лири, его седые брови сходятся на переносице. — Мы все знаем, чем занимается Виктор Андреев, или, вернее, кем. И я здесь не для того, чтобы быть частью этого.

— Это вторая часть того, что я предлагаю вам. — Я оглядываю сидящих за столом, переводя дыхание. — Виктор Андреев отошел от бизнеса торговли людьми. У меня есть достоверные сведения, что больше ни одна женщина не пройдет через его руки для продажи.

О'Лири фыркает.

— И мы должны в это верить? Это прибыльный бизнес, да, и такой, от которого у меня по коже бегут мурашки. Что теперь будет делать великий и могущественный Пахан ради богатства?

— Это еще предстоит окончательно определить, — спокойно говорю я ему. — Есть другие способы заработать деньги, связанные с сексом, которые осуществляются по обоюдному согласию. И ходят слухи о его партнерстве с синдикатом в России, который готовит шпионов и убийц для различных работ. Но я верю…

— Ты веришь. — Финн О'Лири с отвращением качает головой, и я вижу, как О'Флаэрти согласно кивает. — Почему мы должны соглашаться с тем, во что ты веришь, мальчик…

Я вскакиваю на ноги, прежде чем полностью осознаю, что делаю, мои руки ударяют по твердому дереву стола.

— Мы сидим за этим столом, потому что Король, который возглавляет наши семьи, всегда ценил вклад других. Но читайте королей. Ни ты, Колин О'Флаэрти, ни ты, Финн О'Лири, ни любой другой из вас, кто мог бы согласиться со мной, слишком труслив, чтобы высказаться. Я на этом стуле, во главе этого стола. Я говорю, что мы заключим союз с Братвой, объединив их перемирие с Лукой Романо и итальянской мафией, чтобы все мы могли есть за столом, за которым пируют знатные семьи этого города. Когда я говорю вам, что верю Виктору Андрееву, что я верю в дружбу, которую он мне предложил, и в ее условия, вы будете слушать и прислушиваться ко мне. — Я стискиваю челюсти, мой взгляд встречается с каждым мужчиной по очереди. — Я не мой отец, но я буду править здесь вместо него. Ní éilío

Над столом повисает тяжелое молчание.

— Да, парень, — наконец говорит Коннор О'Флаэрти. — В тебе все-таки есть немного от твоего отца, я это вижу. Но очень многие из нас хотели бы услышать слова О'Салливана по этому поводу. И его сегодня здесь нет. Интересно, почему?