Птичья гавань

Открывали клуб, нарезали лаймы, мыли остальные фрукты, готовили лимонный сок и сахарный сироп. Приезжал Игорь и подключал аппаратуру, врубал музыку. В первые часы — один-два посетителя, а потом все больше и больше; вот уже кто-то пляшет, а кто-то уткнулся в пивную бутылку. Мы с женой мыли и собирали стаканы в зале и мешали простые миксы, когда бармены — девушка Женя и парень Ваня — не успевали.

Должен признаться, что жена гораздо быстрее осваивалась — начинала понимать, чего хотят клиенты, и охотно поддерживала разговор, когда я не мог ничего разобрать в сомнительном здешнем английском сквозь музыку.

Наверное, сказывался опыт: она сама прошла через подобное в годы юности — легкие наркотики, танцы и большие вечеринки, все это ей не было ново — музыка техно, транс и драм-н-басс. Я с ужасом наблюдал, что моя жена даже улыбается и пританцовывает. Я немного побаивался, что она начнет здесь употреблять наркотики, — посетители постоянно предлагали нам угоститься кокаином или еще какой-нибудь гадостью, не говоря уже о косяках, которые раскуривались не реже обычных сигарет. Но жена уверяла, что я могу быть спокоен: все эксперименты с наркотой остались в ушедшей юности.

Благодаря ее собранности и дружелюбию, ее полюбили клиенты и оставляли много чаевых. Даже у меня появлялись свои поклонники среди алкашей, хоть я был угрюм и молчалив.

Заметил, что пьяницы привязываются к барменам, как маленькие. Особенно к Жене — она была главной в баре: восьмилетний стаж, бесконечный коктейльный перечень в голове и прекрасное знание английского. «Дикость, — думал я, — работать барменом столько лет подряд». Но, приглядываясь к ней, постепенно понимал, что она уже слишком зависит от любви посетителей, что, поменяй она профиль, ей будет тяжело смириться с собственной незначительностью и полным отсутствием признания.

В общем, я старался много не работать с клиентами. Больше следил за тем, чтобы всего хватало, подкладывал бутылки, бутылки, бутылки, когда что-то заканчивалось, прыгал на скутер и ехал в один локал-бар за водкой, соком, ред буллом или разменять крупные купюры. У нас постоянно что-то заканчивалось, и неквалифицированной работы хватало. Но иногда доводилось оставаться одному в баре — в тяжелые часы, когда остальные улизнули на улицу и не желали возвращаться в эту душную рутину, — как в клетке, и голодные руки тянулись со всех сторон.

А случалось, например, что ты идешь по залу, толкаешься во мраке между пляшущими потными людьми, относишь пустые стаканы в бар, быстро подкладываешь пиво и безалкогольные напитки в холодильник, выходишь на улицу подышать ночным воздухом или скурить сигаретку, как вдруг кто-то протягивает тебе бутылку воды. Действительно, хочется пить, и ты машинально тянешь бутылку ко рту, но в последний момент одергиваешь себя и спрашиваешь:

— Что это?

— Это димыч, MDMA! — радостно отвечают тебе.

— Нет-нет, спасибо.

Я смутно себе представлял, что это за наркотик, его тут многие потребляли, растворяя в воде или алкоголе. Я часто слышал чтото подобное:

— Тебе нужно попробовать димыч. Это лучше, чем алкоголь, он прояснит твое сознание, сделает тебя счастливее, но без тяжелого опьянения и без похмелья. Эйфория.

Мне такое описание не очень нравилось. Обычно я отвечал:

— Спасибо, я лучше сделаю зарядку и искупаюсь в море.

Часов в пять утра гости начинали расходиться. И последние часы мы работали в спокойном режиме, все чаще выходили на улицу отдохнуть и наконец встречали утро и конец смены. Получали деньги за работу, иногда вдвоем ехали на пляж, перед тем как лечь спать. Ранним утром особенно приятно помочить ноги или просто посмотреть на волны. Волны разбивались о камни, море завораживающе гудело, и отголоски минувшей вечеринки утопали в этих умиротворяющих звуках природы.

— Ладно, поехали домой, — говорила жена.

И я вез ее на скутере. Местные жители готовились к Рождеству и Новому году. Украшали гирляндами свои жилища, кто-то выставлял Санта-Клаусов и искусственные елки, кто-то украшал пальмовые листья. Эти рождественские декорации выглядели очень странно в таком климате. Скоро наступит 2013 год, как всегда буднично, и все забудут разговоры о конце света.

9

За несколько дней до конца оплаченного месяца в доме мы с женой выехали на поиски нового жилья. Решили перебраться в город Сиолим. У него были следующие преимущества перед остальными населенными пунктами:

— дешевое жилье;

— одинаково близко до работы и до пляжа Ашвем — лучшего в Гоа;

— в Сиолиме было заведение Таto's с самой вкусной местной едой и лучшими ценами;

— в Сиолиме было меньше наших земляков-матрасников.

Ну и вообще нам немного надоело жить и работать с одними и теми же людьми. Нужно было отдельное жилье, без этого любой брак развалится.

Но проблема в том, что я очень стеснялся разговаривать с незнакомыми людьми. Понятно, что в таких местах, как Гоа, повсюду сдается жилье, но мне было не по себе. Начать разговор — самое тяжелое, дальше будет проще.

Мы просто ехали и смотрели.

— Как насчет этого?

— Слишком хороший дом, давай дальше.

— А этот?

— Слишком убогое жилье, живи там одна.

— Мы так ничего не снимем. Надо спрашивать.

— Спрашивай.

— Спрашивай.

Ладно, я сказал, что хочу зайти в первый закоулок рядом с моим любимым заведением и уверен, судьба приготовила для меня отличную квартиру. Которая только и ждет меня там, за Tato’s, и обойдется нам всего в восемь тысяч рупий (меньше пяти тысяч рублей в месяц). Так мы оказались в уютном аппендиксе за придорожной свалкой и встретили недоверчивую бабушку-индуску.

— We looking for flat, — сказал я. — Флэтфорент.

Она позвала какого-то парня, видимо, своего сына. И я повторил, что нам надо. Парень подвел нас к дому с несколькими отдельными входами. Мы поднялись по внешней лестнице на второй этаж. Он открыл дверь. Это было то, что нужно. Совершенно голая квартира с двумя маленькими комнатками, крошечной кухней, душем и туалетом.

— Годится, — сказал я. — Мы хотим здесь жить.

Но жена сомневалась. Она сказала, что согласится здесь жить, только если действительно цена будет не больше восьми тысяч.

— Двенадцать тысяч в месяц, — сказал парень.

— Как насчет восьми? — спросил я и удивился собственной наглости: торгуюсь, как самый что ни на есть ушлый тип! Заправский барыга!

Парень думал секунд тридцать и сказал, что готов уступить за девять. Мы сказали, что подумаем до завтра и вернемся. Я уже сел на скутер, когда он вышел за оградку и крикнул, что согласен на восемь.

— Что вам нужно? — спросил он. — Кровать и печка?

Мы ответили, что даже печка не нужна. Мы не будем питаться дома, поэтому — только кровать. Парень сказал, что соберет кровать сегодня же.

На следующий день мы въехали и неплохо зажили. Все было рядом. Все нужное продавалось чуть ли не во дворе. Кокосы по двадцать рупий, и в каждом целый стакан напитка и сытная порция мякоти. На сто рупий можно было очень плотно пообедать в Tatо’s. В двух минутах ходьбы мы обнаружили интернет, пожалуй, самый быстрый во всей Индии. И тут же, совсем рядом, вкуснейшая выпечка. Овощные булки за десять рупий, грибные слойки за пятнадцать, и к ним жена брала ice-кофе за двадцать, а я сок по той же цене.

Когда у нас были свободные часы между пляжем и работой, я писал эти заметки или читал книги. Жена купила себе деревянные болванки для матрешек и разрисовывала их: хотела сделать пару оригинальных вариантов, чтобы продавать в баре. Одна серия матрешек — девушки разных национальностей, вторая — индийские божества.

На работе, однако, с конца января атмосфера начала накаляться.

Вообще-то у нас было два владельца. Игорь и некто A., который постепенно отжимал клуб у Игоря. Я собирался обойти стороной эту щекотливую тему, но, похоже, придется все-таки завернуть в этот темный коридор истории, ведь теперь (спустя, естественно, некоторое время после описываемых событий) мне известно, что Игорь безвозвратно лишится клуба.