Страница 4 из 6
– И женщинам? – поразился Иван.
– Как видишь, и женщинам тоже.
– Но, если так, – глубокомысленно отметил урядник, – получается, чтобы иметь общину, им нужно вербовать туда всегда новых членов, поскольку сами они не могут иметь детей, как те же хлысты, например.
– Они и вербуют, Ваня, – мрачно подтвердил догадку урядника пристав. – Они и вербуют, и мы теперь получили эту проблему в нашем городе.
– Однако, осмелюсь заметить, что женщины не теряют детородной функции, при этой, хм, так сказать, операции, – заметил аптекарь.
– Постойте, – продолжал удивляться Иван, – я понимаю, что в мире полно сумасшедших, но кто же захочет, нет, кто позволит совершить такое с собой?!
– Есть такие, и, насколько я знаю, их немало, – сказал пристав.
– Но как?
– Как? Кого обманом, кого подкупом. Подпоили, пообещали… сделали. А назад-то пути уже нет.
– Господи! – побледнел Иван.
– Вот-вот, ты сам говоришь: «сумасшедших много», а потом эти новообращенные уже сами ищут новых. Так они и распространяются.
Трегубов, Столбов и Филимонов погрузились в тягостное молчание, которое через минуту нарушил пристав.
– А что по поводу самого убийства скажешь?
– Ничего необычного, – пожал тощими плечами аптекарь. – Орудие убийства – нож. Раны многочисленны. Они и потеря крови – и есть причина смерти. Думаю, что это они не сами себя. Самоубийство и убийство друг друга исключены. По крайней мере, в спину себя трудно пырнуть несколько раз, тем более, оставить там нож.
– Убийца мужчина? – спросил пристав.
– С большой вероятностью. Так вогнать нож в лопаточную кость – нужна сила, – согласился Филимонов, – хотя если женщину разозлить, то она тоже на многое способна. Но, думаю, что всё же это сделал мужчина. Преднамеренно и жестоко.
– Почему?
– Достаточно было бы пару раз, а тут столько ран! Ну и убить двоих, тем более, когда, как мне сказали, одна жертва пыталась уползти, – аптекарь снова пожал плечами.
– Что ещё?
– Когда они ко мне попали, трупы уже окоченели, значит, убиты достаточно давно – день или два. Ах да, нож вот я принёс, самодельный.
– Да, мы уже знаем. Если это всё, то спасибо.
– Всё, – снова пожал плечами Филимонов. – Могу идти?
– Да. Пришли только отчёт, не забудь, как в прошлый раз.
– Хорошо, – поморщившись, ответил Филимонов, попрощался и ушёл.
– Что думаешь? – Столбов повернулся к Трегубову.
– Убийца из низших слоев общества, – сказал Иван. – Думаю, купить нормальный нож себе многие могут позволить, а с этим, – Трегубов кивнул в сторону ножа, который вертел в руках пристав, – идти на запланированное убийство… Не знаю…
– Оно, может быть, было и не запланировано. Безжалостно исполнено, это да. Возможно, убийца решился на это уже в доме, по обстоятельствам. Тем более, похоже, что жертвы его знали.
– Не могли ли они быть сподвижниками? – предположил Иван. – Женщины что-то нарушили из обычаев общины или хотели что-то рассказать о членовредительстве, например.
– Или кто из мести их жизни лишил, – продолжил пристав. – Вариантов много, но, конечно, здесь в первую очередь напрашиваются версии, связанные с деятельностью их секты.
– Что за люди! – осуждающе покачал головой Иван.
– Люди как люди, – вздохнув, ответил пристав, – поначалу все же одинаковые. В каждом есть и плохое, и хорошее. Главное, что из этого ты растишь внутри себя, а затем выпускаешь наружу. Взять этих сестёр: мы же не знаем кто они. Может, они склоняли людей к вступлению в секту, а может и наоборот – сами жертвы общины. Мы пока этого не знаем, поэтому рано судить. С этим и надо будет разобраться.
– Не представляю, как за это взяться. С какой стороны?
– Нужно будет найти членов их секты и всех опросить. Когда соберешь достаточно информации, ты сам поймешь, что нужно делать дальше, в какую сторону двигаться. И обрати внимание на предположение, что нож может быть сделан из рессоры. Может кто-то из сектантов кареты ремонтирует.
Трегубов внутренне содрогнулся, представляя себе опросы сектантов, режущих друг другу детородные органы.
– Да кстати, – спохватился пристав, – раз уж я тебя перевел работать в город, давай, займись одним деликатным делом. Ты у нас человек образованный, с хорошими манерами. Тут только такой и нужен.
– Что Вы имеете ввиду, Илья Петрович?
Столбов тем временем копался в кипе бумаг, сваленных на краю стола, перебирая их быстро, но аккуратно, чтобы бумаги не посыпались на пол.
– Где же оно? – бормотал Столбов. – Давно пора навести порядок, отобрать старое и ненужное, но времени не хватает.
– Попросите Белошейкина.
– И то правда, пусть отсортирует. Ага, вот оно! Пришло письмо из Москвы. Запрос от жандармов. Помнишь, они у нас аресты народовольцев провели?
– Конечно, помню, – по спине Трегубова пробежал тревожный холодок.
– Так вот, – продолжал пристав, просматривая найденное письмо. – Они провели допрос арестованных террористов, и один из них на допросе признался, что у них был сообщник из местных. То есть наш туляк.
– И как его зовут, известно? – замогильным голосом спросил Иван.
– Конечно, известно: Николай Канарейкин, сын известного в нашем городе купца Канарейкина. Здесь-то ты и нужен. Люди в городе известные и не простые, нужен мягкий и аккуратный подход. Кто знает, правда это или оболгал его преступник.
– Правда, – ответил собравшийся с духом урядник. Он понял, что дальнейшая ложь заведет их в ещё больший тупик. Помимо прочего, он не мог врать в таком деле своему наставнику, не мог подвести его.
– Как так? – опешил Столбов, удивленно таращась на Ивана.
– А вот так. Коля – наш с Михаилом Торотынским одноклассник по гимназии, – вывалил молодой полицейский, ошарашенному приставу, – связался не с теми людьми. Но он не сделал ничего плохого, только разговоры разговаривал. Мы с Мишей, как выпустили нас из тюремного замка, ему всё объяснили, и он понял. Он понял и отказался от участия в их планах и делах. Сам отказался.
– Так, – выдохнул, вставая пристав. – Значит, только разговоры разговаривал. А ты, стало быть, знал и ничего не сказал мне? А ну бы его ещё тогда арестовали и вместе с тобой? Снова в тюрьму! А меня бы спросили, кого это я на работу в полицию набираю!
Иван опустил голову, ему нечего было сказать в своё оправдание.
– И что мне, скажи на милость, теперь делать? – продолжал пыхтеть Столбов, нависнув грузным телом над сидящим урядником.
– Это всё моя вина, я готов понести ответственность. Готов уйти в отставку.
– Уйти в отставку?! – ещё больше взбеленился пристав. – Посмотрите, каков! Получил в наследство имение и уже в отставку. Так?
– Нет, не так, – Иван встал со стула и посмотрел в глаза приставу, – я хочу остаться в полиции, хочу служить, а не заниматься сельским хозяйством. И я не просил и не ждал, что у меня вдруг появится какое-то наследство. А что касается Николая: что мне было делать? Арестовать своего друга? За что? Он ничего не сделал, только доверился мне и рассказал о своих взглядах! Как другу!
Столбов слушал Трегубова и постепенно остывал.
– Ты мог прийти ко мне и всё рассказать, и мы что-то придумали бы. Не отдали бы жандармам твоего Николая. А сейчас что прикажешь мне делать? Солгать, совершить должностное преступление или все-таки арестовать твоего Канарейкина? Вдруг он что-то знает?
– Ничего он не знает. Дурак наивный вот и всё.
– Ага, а как это проверить? – буркнул Столбов, снова усаживаясь на кресло. – Садись, не маячь!
Пристав замолчал и задумался, не глядя на Ивана. Спустя пару минут он что-то решил.
– Хорошо, я подумаю, как сделать так, чтобы твой друг не пострадал. Я тебе верю, что он ни при чём. Ещё я не поддерживаю нынешнюю моду наказывать за мысли, – проговорил пристав. – Каждый волен мыслить свободно, а судить надобно уже только за поступки.
– Спасибо, Илья Петрович, – поблагодарил Иван, снова вскакивая на ноги.
– Погоди благодарить, садись. За то что скрыл от меня информацию, поручаю тебе дело, которое будешь вести в свободное от расследования убийства сестёр время. У меня сейчас нет времени, а заниматься им нужно. Думаю, не моё это – бумажная работа и волокита.