Страница 4 из 40
— Не умничай, — Паша начал брызгаться, и мне пришлось погрузиться. — Ну, что? Как? Особенно купаться перед концом мира?
— Да.
И тут я увидел мужика в трусах и рубашке на берегу. Он валялся метрах в пятнадцати от нашей одежды, странно, что до этого мы его не заметили.
— Паш, глянь, там мужик, либо бухой, либо мертвый.
— Где?
— Да вон.
— А. Пошли, посмотрим.
— Сейчас, искупаемся, а то я уже настроился. А то заново заходить в реку.
Потом мы вылезли из воды, вытерлись, оделись. Отсюда мужика видно не было. Нас разделяли кусты. Мы обошли их: мужик лежал на спине, одетый в рубашку и трусы. Рубашка в крупную клетку и с огромным кровавым пятном на груди и животе. Рядом лежал пакет с изображением красных яблок.
— Не воняет, — говорю, чтобы что-то сказать.
Паша скорчился от этой мысли:
— Ему еще рановато вонять.
— Посмотри, как некрасиво смотрятся рыжие усы на синем лице.
— Если соберешься сдохнуть, — ответил Паша, — не отращивай себе рыжие усы.
— Так я уже не успею, сегодня ведь конец света. Они так сразу не вырастут.
— Значит, сегодня прогоняем всех людей с рыжими усами. Встречаем без них. А то они будут некрасивые после смерти.
Мы пошли к вышке, развивая эту тему и смеясь. Там, наверху, стоял тип, может быть, дежурный по отливу какашек в воду. Я крикнул ему:
— Там трупак валяется, посмотрите!
— Я знаю! Сейчас приедет милиция! У него кошелек в пакете, вы не трогали?!
Паша удивленно, оскорбившись даже, крикнул:
— Да ну на хрен! Он же в дерьмовой крови!
— Ладно, идите!
Мы и так шли.
— Взять деньги у него? У этого тела?
— Да, у такого синего с рыжими усами уродца. Какая безвкусица, — усмехнулся я.
— Ага, — тут Паша немного развеселился. — Вот если бы он был без усов. Или хотя бы у него были бы черные усы. Тогда бы взял кошелек.
По дороге мы встретили троих пацанчиков, класса из пятого нашей школы. Один спросил:
— Вы видели мертвяка?
— Да, — сказал я.
— А где он? Скажите, где он?
— Вон там, рядом с вышкой. Но он жуткий.
— Страшный?
Тут Паша неожиданно зло сказал:
— Не надо пялиться! Это вам не музей.
Пацанчик не ответил.
Они побежали в сторону трупа, а мы шли домой. Паша вдруг стал задумчивым:
— Вот для кого-то и настал конец света. Что, интересно, случилось с мужиком?
— Умер.
— Спасибо, а я-то не догадался. Я имею в виду: как?
— Наверное, его кто-то того, а потом в воду. Его течением вынесло, — говорю.
— А почему у него пакет с кошельком?
— Этому парню заплатить. Как его? Который через Стикс перевозит.
— Чего?
— Ничего. Может, у него там фотография жены или любимой собаки в кошельке. Он до самой смерти не выпускал пакет из рук. Вылез на берег и умер рядом с ним. Или же на берегу увидел пакет. О, пакет с кошельком, и умер довольным и не совсем нищим.
Паша усмехнулся, скорее, своим мыслям, чем благодаря моему остроумию. Мы шли домой, как часто ходили. И стало ясно, что конца света не будет. Я пытался вызвать в себе волнение снова, но оно не приходило.
Бредовые рыцари
Мы уже немного выпили перед тем, как поехать с Лешей Павлюком на Пионерку. Мне тогда оставалось чуть больше месяца до семнадцати, а ему только-только исполнилось восемнадцать. Мне оставался один экзамен в школе, а ему сдать диплом в технаре. Мы поехали в поселок Пионер, в гости к его сестре Жене и ее мужу Васе. Я с ними познакомился на Лешином дне рожденья. С Женей мы, как тезки, особо подружились.
Так, купили несколько бутылок паленой водки, несколько полторашек пива, сидели и пили. Там еще была бабка, Васина мама у них тоже жила. Леха сказал ей:
— Это со мной Женек, он хороший парень, к тому же поэт. Пишет стихи и поэмы.
Так мы сидели и пили в этой деревенской избушке. Потом мы с Лехой пошли в баню, мылись, говорили, парились, выбегали, ныряли в бочку с холодной водой, потом опять парились.
— Хочу бабу, — потом сказал Леха.
— Знаешь кого-нибудь здесь?
— Уже поздно. Надо было с ними заранее.
— Ну и ладно, сам себя удовлетворишь, да все нормально будет.
Он на меня посмотрел настороженно. Я:
— Только не надо мне гнать эту телегу, что ты нормальный пацан и не делаешь этого…
Он расслабился и сказал:
— Странно. Ты первый мой знакомый, который так об этом говорит.
— Бог ты мой, а я-то думал, мы живем в двадцать первом веке.
Мы сдружились с Лехой еще сильнее. Все эти пьяные разговоры, в которых нет видимого смысла, на деле помогают проникнуть к человеку.
Мы оделись. Я курил у оградки, когда подъехал какой-то тип на БМВ. Леха стоял и говорил с ним на дороге. Смеялись. Было необычно видеть здесь такую машину, может, этот парень у своего отца взял покататься? Потом задняя дверца открылась, оттуда вышел еще один парень, судя по тому, как с ним говорили, лоховатый. И тут я не заметил, как начался шум.
— Дайте мне бабу! — кричал Леха.
— Леша, отпусти! Это моя дырка!
— Нет, не твоя!
Парень, который вылез первый, смеялся.
Я вышел за калитку, чтобы все это рассмотреть. На заднем сидении сидела пьяная проститутка, Леша тянул ее на себя, а Лоховатый Парень пытался загородить. На крики выбежала Женя.
— Женя, скажи ему, — кричал Лоховатый Парень, — скажи, что это моя дырка!
Я тоже стоял и смеялся. Никогда такого не видел.
Женя теперь пыталась оттащить Леху, он кричал:
— Нет, мне нужна баба!
Вышел еще Вася, и мы все оттащили Леху. Я заметил, что его сильно повело. Меня? Мы пошли выпить еще.
Когда вышли покурить, я и Леша, в следующий раз, он сказал:
— Я же совсем забыл!
— Что?
— Вон, сосед напротив, Сютин, он должен мне тыщу рублей.
— За что?
— Да он, урод, сидел на зоне, петухом был. Петушарой был, понятно?
— Ну, раз петушарой, тогда все ясно.
Мне не очень все это нравилось, хотя во всем этом было что-то манящее. Мы перешли дорогу, там стоял такой же деревенский домик. Лаяла собака. Зашли на тесную веранду, там с двух сторон было по большой раме, в каждой много маленьких квадратных окошечек. Леха постучал в дверь.
— Что надо? — спросил недовольный женский голос через какое-то время.
— Где сынок? Сютин где?!
— Нету его. Уходите! Ночь на дворе!
— Как это нету?!
— Нет его дома!
— Откройте, я знаю, что он дома!
Леха вдруг превратился в беса. Мне даже стало страшно.
— Где он? Вы в погребе его прячете?
— Ты что, придурок ненормальный?! — кричала тетка из-за двери. — Вали домой!
Леха долбил в дверь.
— Где этот педрила?!
— Вали отсюда!
— Откройте! Откройте! Где он?!
Леша выбил несколько окошек, и тогда я вдруг перестал волноваться. Меня подхватила волна удивительного. Откуда-то сбоку еще лаяла и все норовила дотянуться до меня собака, но ей не хватало цепи. Я подошел и крикнул на нее:
— Заткнись!
Она укусила меня за ногу, я рассмеялся и пнул ее. Не со злостью пнул, а просто пнул, даже с жалостью, она ведь не знала, что мы с Лешей бредовые герои, бредовые рыцари без страха и упрека, внутри у нас сидит бредовый героизм, что нам предначертано судьбой совершать бредовые подвиги. Собака заскулила, залезла обратно в будку да там осталась. Леша тем временем выбил все окошки с одной стороны веранды. Спрашиваю:
— Подожди, подожди, можно и мне маленько?
И со второй стороны берусь я. Бью в первое маленькое окошко, но промахиваюсь, попадаю только в деревянную рейку. Кулаку больно. Второй раз — и опять в рейку.
— Да что это такое! — бью с локтя. В результате вываливается вся рама.
— Ты че чудишь?! — кричит Леха. За дверью все еще слышна эта тетка, непонятно, что кричит, ясно одно: она недовольна. Мы с Лехой выходим за калитку, идем, обнявшись, нам очень смешно, нам хорошо, и летние звезды горят для нас безумным пламенем. Мы все смеемся и никак не можем остановиться. Проходим несколько улиц, и черти жмутся по кустам от нашего хохота. Нам никто не попадается на пути.