Страница 3 из 40
Я усмехнулся.
— Да это зеркало души? Это вы намекаете, что я такой матерщинник?
— Не смейся. Это правда. И не выкай, надоел.
Я ответил:
— Ладно.
— Ты что, — говорит, — не помнишь, как здесь оказался?
— Н-нет, чего-то не могу вспомнить.
— И я не помню, — говорит. — Мы попали в чистилище, или как там это называется? В общем, когда умираешь, попадаешь сюда.
Тут нас отвлек парень. Тип этот, непонятно откуда взявшийся, стоял и кричал:
— Что такое, чуваки?! Что за ерунда?!...
— Вот, посмотри, — сказала мне она. — Это уже не первый.
— Что здесь происходит?! — этот тип был здоровенький, но из дверного проема вошли двое охранников, они направились к нему.
Тип голосил:
— Какого черта, — схватил мужичка, мирно прихлебывавшего свое пойло, и ударил его. — Что за хуета такая?!
Охранники резко схватили бунтаря под руки и поволокли к выходу.
— Да отпустите меня, пидоры, отпуститипидары!
Случайная жертва дикого парня опять сел прихлебывать свое пойло.
— Истерика у него. Тоже, как ты, ничего понять не может, в раю оклемается, — пояснила Соня.
— Этот кретин попадет в рай, по-твоему?
Парня в этот момент вытащили из помещения, снаружи доносился его крик, невероятно дикий:
— Да что это, блять, такое?! Где мои ноги?!
И потом заткнулся.
— Ада нет, — пояснила она. — Вот этому ноги отняли. Такая штука: все хорошо, рай открыт для всех, но тебя делают калекой. Как только выходишь, а там в зависимости от того, кто ты, как ты жил и думал, тебя лишают конечностей. Или ушей.
— Ебано, — только и сказал я растерянно. И извинился.
— Ничего. Да, приятного мало. Я сижу здесь уже часа два. Настраиваюсь пойти.
— Так зачем тогда вообще туда идти?
Она так посмотрела на меня, как будто очень рада, что я задал этот вопрос. Как будто ответ на него она берегла и лелеяла
— Ты видишь тут туалет?
— То есть? Нет.
— Ну.
Я на нее тупо смотрел. Она улыбалась. Тут до меня дошло, что я ошибся в выборе выпивки.
— Ебано два!
— Вот-вот. А подают тут только напитки, больше ничего. Видимо, чтобы заторов не было.
— Да уж, долго не просидишь. Значит, когда людям захочется в сортир, им придется лишиться конечностей. Остроумно.
Пока мы молчали, я закурил. Она посмотрела на сигареты с сомнением, но закурила сама.
— Получается, повезло, что я до старости не дожил, — говорю. — А то отправился бы в вечность с дряхлым телом.
— Да тут возраст не имеет значения, — возразила она.
— В смысле? Ведь тут вон до фига всяких разных?
Я огляделся, чтоб подтвердить свои слова. Здесь были люди разного возраста.
— Да суть в человеке, — говорит. — Вот мне сколько, на вид?
— Двадцать, а может, меньше двадцати.
— А дожила до семнадцати.
— Мой любимый возраст, — ответил мечтательно. Но она проигнорировала эту мою интонацию: вроде как педофильская шутка и одновременно пробивание почвы.
— Хотя, здесь разница не велика — могла так же выглядеть. Вот ты до скольки дожил?
— До тридцати. А на вид сколько?
— Ну, лет девятнадцать…
Я взялся за лицо:
— Надеюсь, хоть прыщей нет?
— Прыщей нет.
— На том спасибо. Выходит, права была мама — я не достиг взрослости. А ведь всегда старше смотрелся.
Потом мы взяли две бутылки вина, решили, будем пить вино, пока позволяют наши мочевые пузыри. Трезвыми туда идти не хотелось.
— А тебе, — спрашиваю, — сильно страшно?
— Ну, не знаю даже. Сложно себя оценивать. Может, останусь без ног или рук. А ты боишься?
— Не знаю, хорошим человеком я не был и особо с другими никогда не церемонился. Но мне кажется, по сути, по справедливости, надо сильно дрючить людей нечестных, подлых, корыстных. Такое. А я был честен с собой и с людьми. Кажется. Хотя, может быть, не до конца. Старался, по крайней мере. Хотя, кто знает их систему?
И тут я вспомнил один случай. Видимо, мое лицо исказилось, потому что она спросила:
— Что такое?
— Вспомнил одно нехорошее. Самое. Я на первом курсе учился, поссорился со своей девушкой и подарил зайчика, которого она подарила мне, своей однокурснице на день рождения. Черт.
— Ты ужасен.
— Больше десяти лет с этим жил.
Мы так сидели, и я чувствовал, что скоро захочу. Я скоро захочу в туалет, и с этим ничего не поделать. Все вечера с вином неизбежно заканчивались в жизни и, как оказалось, после жизни тоже.
— Ну как, еще выдержишь?
— Нет, уже хочу.
— Давай по одной покурим.
Но скурили еще по несколько, далеко не по одной, прежде чем пошли. Возле выхода стояли два парня, и один из них уже почти зашел, но все же не решился.
— Ты, — говорю ему, — пива бы выпил побольше, уже бы там давно был.
Он взглянул на меня. Я хотел его в шутку толкнуть, но он отскочил, и они с его другом отошли.
— Зачем ты так, — сказала она, — пугаешь человека? Непросто ему.
— Ладно, готова?
— Готова. Вернее, уже не могу терпеть.
— Возьмемся за руки?
Мы взялись за руки. Впервые прикоснулся к ней.
— Я очень рад, что познакомился с тобой… Соня, — сказал я почти торжественно. Я чувствовал себя женихом на свадьбе.
— Хватит, пошли. Я сейчас уже того.
Я шагнул вперед, сделал несколько шагов, с удивлением повернулся к ней:
— У тебя тоже все на месте?
— Не знаю, вроде да, — она потрогала свою голову, прощупала ее руками. — Кроме одного уха.
И тут я начал падать. Я как будто проваливался сквозь землю. Она сделала испуганное лицо, быстро протянула руки к моей голове и за голову начала поднимать меня.
— Что это со мной?
Она в ответ наклонила меня — у меня не было рук, ног, тела. Ничего, кроме головы. Я стал колобком. Я сказал:
— Блять! А ведь уже тогда чувствовал, что поступок нехороший. Этот драный зайчик. Я был злой, понимаешь, мне казалось, что это будет остроумно. Чертов заяц!
Она бережно держала меня на руках, лицом повернув к своему лицу:
— Ну, ничего страшного. Не все так страшно.
— Ты и такого будешь меня любить?
— Посмотрим.
— Жаль только, мы будем лишены некоторых удовольствий.
— Это точно. Во всяком случае ты.
— А может, это временно? Может, тело регенерируется, как у червей? А?
— Может, и так.
Соня несла меня на руках в рай. В жизни никто не носил меня на руках, и я подумал, что это все не так уж и плохо. Калеки в вечность, но можно бы было сидеть там, мочиться в штаны и бояться, зато с руками и ногами, с задницей, со всем, что нужно. Бояться и мочиться в штаны.
— Где здесь туалет? Ты подождешь меня? — спросила она.
— Подожду, — ответил я, — конечно, подожду.
Перед концом света
Нам по четырнадцать лет. Пришли с Пашей на речку в наше специальное место. В хорошее место. Как раз чуть выше постройки, откуда выходили в воду трубы с зелено-бордовым калом. Так что вся гадость текла вниз по течению, а мы купались в почти чистой воде. Паша уселся на большой камень.
— Холодновато, чтобы купаться, — говорит.
— Нужно искупаться. Я еще ни разу не купался перед концом света.
— Ты что, правда веришь в эту хреновину?
— Не знаю. Хочу, чтобы это была правда. Если мы на самом деле попадем на конец света, это же будет интересно.
Я разделся и начал заходить в воду. Солнца не было, тучи, лето заканчивалось. Но было что-то волшебное в воздухе. Я повторял про себя: конец света, конец света, конец света. Внутри меня радостно щекотало. Я медленно-медленно заходил в воду. Паша же посидел на камне, потом разделся и сразу зашел по шею. Он толстый, а я худой был, как глист, поэтому, наверное, и мерз.
— Жень, так если конец света, так все — черным-черно. И ничего.
— Ну, насчет черноты сомневаюсь. Чернота ведь — это цвет.
— Значит, не чернота, не знаю. Как в космосе, пусто.
— В задницу космос. А я вообще не верю, что ничего не будет после конца света. Мне кажется, мы будем жить совсем иначе. И мне интересно. Просто я вот не могу себе представить, что бы ничего не было. Как это? Объясни мне.