Страница 15 из 16
Мне не хотелось быть в центре внимания.
Рэйчел начала драматический рассказ о праздничном ужине в кругу ее гигантской семьи, после чего мы целый час обсуждали карьеру и личную жизнь друг друга. Только потом они коснулись темы Дина и его громкого исчезновения у берегов Пуэрто-Рико. Я рассказала им, что случилось той ночью, и Рэйчел крепко сжала мою руку.
– Мы планировали детей, – сказала я. – Мы говорили об этом ровно в тот день, но я понятия не имела, что уже беременна. Жаль, что он так и не узнал.
Кэсси гладила меня по колену.
– Это ужасно, – сказал Кевин. – Надеюсь, ты знаешь, что, если тебе что-нибудь нужно, мы всегда рядом.
– Спасибо, – ответила я, выпрямляясь. – Ребята, вы лучшие.
Но, даже произнося эти слова, я знала, что мы уже не сможем быть друг для друга теми, кем были раньше, когда учились в колледже, юные и свободные. Рэйчел, Кэсси и Аманда вышли замуж, Кевин был холост, но жил в Калифорнии и был привязан к ней бизнесом. А Гэбриел… он по-прежнему жил в Нью-Йорке, но нас слишком многое связывало. Между нами ощущалась некоторая неловкость, и мне не нужна была дружба с бывшим. Мне нужен был только Дин.
– Так когда ты собираешься открывать подарки? – спросил Кевин, легонько пнув ногой одну из коробок, и разрядил напряжение. – И когда мы будем лопать шарики?
– Мы не будем их лопать, – с наигранным возмущением ответила Кэсси. – Это испугает малыша.
Она наклонилась и сказала моему животу:
– Не волнуйся, милый. Я тебя прикрою.
Я сжала руку Кэсси. Как прекрасно было после стольких месяцев одиночества оказаться в компании хороших друзей!
Кевин передал мне подарок, и я пришла в восхищение – в нем оказалась детская обувь всех видов и размеров.
– Этого нам хватит до детского сада, – сказала я.
Позже, когда им пришло время уходить, все по очереди расцеловали меня в щеки.
– Не волнуйся. Все наладится, – прошептала Рэйчел мне на ухо. – Я тебе позвоню.
Интересно, правда ли она собиралась мне звонить?
Гэбриел прощался последним.
– Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится, – сказал он. – Я пока здесь, в городе.
– Спасибо, – ответила я и проводила его взглядом.
Неделю спустя Рэйчел действительно позвонила и снова пришла в гости – на этот раз чтобы сказать, что тоже ждет ребенка. Нам было о чем поговорить, и с этого момента мы созванивались каждый день.
Мой мир изменился. Я впервые увидела свет в конце туннеля. До родов оставалось всего несколько дней, и врачи уверяли меня, что мой прогноз благоприятен. К тому же я перестала читать отчеты о катастрофах и искать истории о Бермудском треугольнике. Похоже, я готова была оставить поиски ответов. Да и какой в этом был смысл, если ответов не существовало?
Глава 10. Мелани. Нью-Йорк, 1986
Не стоит и говорить, что я отставала в работе и часы напролет проводила, сидя за пишущей машинкой и глядя в стену. Я не могла дождаться, когда снова увижу доктора Робинсона и утром в день нашей новой встречи проснулась с чувством, будто наступило Рождество.
Я встала с кровати и раздвинула шторы, сварила себе кофе и попыталась написать об энергии нулевой точки. Я хотела раскрыть эффект Хатчисона и с помощью своих лабораторных экспериментов с высоковольтным оборудованием доказать, что, если электромагнитная длина и частота волн будут достаточно нарушены, это может привести к разрушению самолета за микросекунду. Возможно, даже исчезнет в другом измерении.
Но слова не шли. Я не могла думать о катушках Теслы и электрической индукции, находясь в таком возбужденном предвкушении встречи в четыре часа. Адреналин мчал по моим венам со скоростью света.
В конце концов я сдалась и пошла купить себе что-нибудь новое из одежды. Я нашла на распродаже блейзер и шикарную твидовую юбку-карандаш. После обеда я долго принимала душ, потом завила волосы. Я даже накрасилась и на этот раз не позволила себе стереть макияж.
Милый, замечательный доктор Робинсон… он помогал мне стать женщиной, которой я должна была быть, свободной от страхов и комплексов.
Я пришла на прием заранее и села в приемной, чувствуя, как от волнения сжимается мой желудок. Когда наконец Джейн, секретарша, назвала мое имя, я встала и поднялась по лестнице из красного дерева, застеленной красной плюшевой ковровой дорожкой, сделала глубокий успокаивающий вдох и постучала в дверь доктора Робинсона.
Одного только звука его шагов было достаточно, чтобы вызвать во мне бурю эмоций. Это был венец каждой моей недели – начало сеанса, когда я могла рассчитывать на целый час наедине с ним.
Дверь открылась, и он, объект моих мечтаний, стоял за ней во плоти. На нем были светло-коричневые брюки и шоколадно-коричневый свитер с высоким воротником. Он был так убийственно красив, что я чуть не упала в обморок.
– Добрый день, Мелани, – сказал он со знакомой теплой улыбкой, которая наполняла меня радостью. – Входите.
Он отступил в сторону, и я, как обычно, прошла к дивану. Он сел напротив меня, достал свой блокнот и положил его себе на колени.
– Как прошла неделя?
Меня огорчило, что он, похоже, не заметил ничего особенного – того, что я впервые приложила значительные усилия, чтобы выглядеть лучше.
Или, возможно, он заметил, но посчитал неуместным комментировать.
– Хорошо, – ответила я. – Даже лучше, чем просто хорошо.
– Вот как? Почему же?
Я замялась, потому что это был момент, который я постоянно репетировала в уме. Момент, когда я признавалась ему в своих чувствах.
– Благодаря тому, о чем мы говорили на прошлой неделе.
Ему не нужно было сверяться с записями в блокноте. Он помнил.
– О том, что вы смогли иначе относиться к своей маме?
– Да. Не знаю, заметили ли вы, но сегодня я накрасилась.
– Я заметил. – Он торжественно кивнул, как бы говоря «молодец». – И что вы почувствовали, когда накрасились? Не то же, что на прошлой неделе?
– Вообще нет. Я почувствовала… – я сделала небольшую паузу, – надежду.
– Надежду на что? – спросил он и сделал в блокноте пометку. Интересно, знал ли он, что я хотела ему сказать, и не поэтому ли задал этот вопрос – чтобы услышать, как я признаюсь в своих чувствах и наконец даю им волю.
– У меня появилась надежда, потому что я смогла представить – ну, по-настоящему представить – себя счастливой с другим человеком. – Я помолчала, заставляя себя поддерживать с ним прямой зрительный контакт. Наконец нужные слова сорвались с моих губ: – И этот человек – вы.
Он поднял глаза и целую секунду смотрел на меня, прежде чем проговорить:
– Простите, вы только что сказали… этот человек – я?
– Да. – Я, не отводя взгляда, смотрела на него, давая ему время переварить мое признание. – За прошедшую неделю я поняла, какие мы могли бы построить отношения, и они не похожи на неудачные романы моей матери. Они представляются мне здоровыми и счастливыми. Я вспоминала ваши слова о том, что людям свойственно желание ощущать близость с кем-то. Быть любимыми. Я это почувствовала. Я имею в виду… Я прихожу сюда уже несколько недель, и мы только и делаем, что разговариваем о личном. Вы знаете меня лучше, чем кто-либо за всю мою жизнь.
Он неловко ерзал в кресле.
– Но, Мелани, боюсь, это игра в одни ворота, потому что вы ничего обо мне не знаете.
– Я знаю все, что мне нужно знать, – сказала я. – Все, что имеет значение. Я знаю, что вы добрый и сострадательный, понимающий и великодушный. Вы терпеливы и всегда спокойны. Я не могу представить, чтобы вы когда-либо кричали или вели себя агрессивно, как те мужчины, которых приводила домой моя мать. Вы их полная противоположность. Вы из другого мира, и это такое счастье.
Я заметила, что его щеки слегка порозовели. Он принялся щелкать ручкой и сверяться со своими заметками. Наконец он прочистил горло, поднял взгляд и сказал:
– Я рад, что вы поделились со мной. Важно, чтобы мы говорили обо всем, что вы чувствуете. Но вместе с тем важно, чтобы вы понимали границы между нами. Я ваш психотерапевт, и любые личные отношения между нами были бы совершенно неуместны. Профессионально неэтичны.