Страница 102 из 112
Я шел по обреченному городу – одна из его теней, одна из его Душ. Часть его. Его сердце. Его хранитель. На меня глазели, мне вслед оборачивались, кто-то шептал молитвы, кто-то неистово осенял себя знаком Единого. И Город шептал: "Тиан…
Тиан Берсерк… Пророчество сбылось…" Шептали люди, шептали камни, шептал огонь. И первые снежинки ложились мне на плечи. Все повторялось: ночь, снег и Огнь.
Все… Повторялось… Пока…
Пророчество должно сбыться…
Я шел к воротам. Печатая шаг, расправив плечи, глядя прямо перед собой. Кольцо сжало мизинец до боли. Эта боль – единственное, что я чувствовал. Она не давала мне забыться. Еще рано. Слишком рано.
Все повторялось, но было отличным. Первый Берсерк увел их в Огнь. Я же…
Я же их призову.
Хрипло каркал ворон в рукояти сабли, шипело пламя, грохотали катапульты…
Я шел к воротам.
Они были там: последние защитники уже павшего, но не сдавшегося города. Наемники, стражники, охотники, простые горожане. Они ждали. Ждали первого удара тарана, который уже подвезли к воротам. Облизывали сухие, потрескавшиеся губы, молились, боялись, но не бежали.
За моей спиной не было отряда алых гвардейцев, не вился в ночи мой стяг – но они расступились предо мной. И шепот перерос в крик.
– Берсерк! Берсерк пришел! Пророчество сбылось!
Перед воротами никого не осталось: защитники расступились, дав мне дорогу.
Я опустился на одно колено. Злые шепотки обожгли: "Сдаться?! Да он ли это?!" Вытянув саблю, я вогнал ее в сухую, смерзшуюся, твердую как камень, землю. Ворон каркнул и распахнул огни-глаза.
Они прозвучали одновременно: удар тарана и мое первое слово.
– Тысячи лет назад на этом месте стоял город. Великий Град. И пришли с края мира орды демонов, и не было спасения людям… Великий Град погиб, но победил, защитил Рось. И люди его ушли в Огнь – все до единого. И завещали они…
Поклялись они…
Второй удар – затрещали ворота, треснул один из брусов. В здании Управы упал без чувств последний из магов.
Город пал.
Но не сдался.
У Города все еще был я.
– Поклялись они, что хранить будут эту землю. Поклялись, что защитят тех, кто придет на нее. Пришло время. Пришел час сдержать клятву.
Я положил ладонь на рукоять сабли, вторую руку вытянул перед собой.
Распахнулись ворота, разлетелся в щепы таран, алое марево встало меж людьми и чудовищами.
Он стоял впереди всех: смуглый, клыкастый, закутанный в шкуры, сжимающий в когтях костяной посох, окровавленный, скалящийся.
Он – и я.
Зверь и человек.
Демон и Воин.
За его спиной стояли чудовища, жаждущие крови. За моей – лишь испуганные люди. А между – разгоралось пламя.
– Я не поведу вас, люди! – произнес я. И уже громче: – Я не выберу ваш путь! Это было бы трусостью. Не мне вести вас, не мне отнимать ваше право на смерть. Ваши жизни не мне принадлежат. Лишь моей я могу распоряжаться, лишь себя могу отдать Огню. И я отдам! Но помните, люди, что однажды вам придется выбрать, как сейчас мне.
Я поднялся на ноги. Шаман зарычал, вытянул посох, попытался колдовать – тщетно, пламя пока хранило нас. Но оно гасло… Огнь дал мне отсрочку – всего лишь. Дал мне время попрощаться.
Я вытянул саблю и улыбнулся хищно, проведя по ладони острым клинком: кровь побежала струйкой. Кровь Берсерка.
И я говорил. И призывал. И приказывал.
– Придите воины. Придите жители Великого Града, покоренного, но победившего смерть. Придите те, кому не ведом мир, кто не желает покоя… Придите и исполните клятву, спасите потомков, отомстите! – Горячо. Кровь течет по рукам.
Кто-то кричит, кто-то плачет, кто-то проклинает, рычит, воет, молит, шепчет… И только один голос я слышу: ее…
– Тиан… Тиан… Тиа… Зачем, Тиан?!
Кровь по рукам – пламя… Пламя охватывает меня, Огнь принимает, дарует покой.
Он дорожками расползается вокруг, и земля трескается, волнами идет.
Они выходят из-под земли. Они сжимают в костяных пальцах ржавые мечи. Огнь заполняет их, разгораются пустые глазницы, искры сыплются на черную землю. Они встают. Здесь – в Городе. Там – под его стенами.
Тысячи…
Я вижу каждого из них.
Я чувствую всех до одного.
Я – есть они.
Огнь. Белый пух-снег. Ночь.
Я стою на коленях.
Я уже не жив, но еще не мертв.
И стоят они – ждут моего приказа.
И я отдаю его.
– Исполните клятву! – призываю я. –
Отомстите! Защитите!.. Спасите!
И падаю. В Огнь, в Ночь, в Снег…
Иду, крушу, убиваю, сжигаю, мщу…
Спасаю…
Не помню. Не знаю. Не чувствую.
Лишь вижу ее лицо.
Лишь слышу ее голос.
Лишь чувствую на губах соль ее слез…
Лишь умираю ради того, чтобы жила она.
Нара – Он не выстоит, – шепчу. – Не его время, не его сила.
И вывертываюсь из его рук, разворачиваюсь, бью кулаками в грудь, не видя ничего от застлавших глаза слез.
– Ты должен ему помочь! Помоги ему! Ты же можешь! Помоги!
Я знаю: его уже не спасти, но если Кольд не вмешается – все напрасно. Даже этой армии не справиться с демонами, призванными Ткачихой. Слишком поздно – гаснет осеннее пламя, уже вышла из врат Хозяйка Вьюг, взвыли три сестры-стихии. Как только она доберется до Костряков, как только…
– Тише, – он ласково погладил меня по голове, словно ребенка утешая. – Тиш-ш-ше…
Взвизг. Я обернулась, успев увидеть, как алой крупой осыпается тело одного из прорвавшихся в ворота демонов. Щит, окружавший нас, мягко светился.
– Кольд, ты же не Враг ему! – в последней, отчаянной попытке умоляю, зная, что это ничего не даст. Вредить не станет, меня защитит, но помочь – не поможет, это противоречило бы его сути. Но я все равно прошу, просто потому, что не могу стоять и смотреть, ничего не делая. Не хочу ждать…
Где-то там, среди разноцветной паутины, кружит Ткачиха, обрывая нити одну за одной. Смеется, плачет, танцует, любуется…
Там, под стенами, гудит пламя, но оно гаснет. Осыпаются грудами костяки, из которых искра за искрой уходит вторая, подаренная кровью Последнего Берсерка, жизнь. Снег уже не падает – валит стеной.
Зима пришла.
Не поддержи меня Кольд, я бы кулем осела на стылую землю, но он успел, подхватил…
– Смотри, бэниши, внимательно смотри… – горячее дыхание опалило щеку. – Смотри, что может сделать с узором одна непрочная нить. Порви ее – и все, узор испорчен…