Ребенок его любовницы

Что вообще подтолкнуло его к измене?

Мы ведь так и не поговорили. Когда я узнала… когда увидела те фото…

В тот вечер Руслана на пороге ждал чемодан с его вещами.

Он зашел в квартиру и сразу все понял. Я не спрашивала. Он ничего не сказал. Молча забрал чемодан и ушел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Не звонил.

Не писал.

Не пытался ничего объяснить, не оправдывался.

Через два дня я написала ему, что подала на развод, и получила в ответ сухое «Ок». Проревела несколько часов, не в силах осознать, что умерла надежда на то, что муж – любимый, драгоценный, такой родной муж, – мне не изменял.

Изменял. И уехал к ней. К той, кто подарит ему ребенка.

Но даже сейчас, вспомнив все это, я не могу найти в своей душе ни капли злорадства. Ненавидела ли я разлучницу? Винила ли ее? Да, господи, конечно да! Но я не желала ей смерти. Даже захлебываясь рыданиями, даже искусав губы в кровь, даже задыхаясь от непрекращающегося потока слез.

Во мне нет жестокости. Я не могу радоваться смерти человека. Маленький человечек остался без матери. А Руслан… Не заслужил подобного.

Так и проворочавшись в кровати до самого рассвета, я встаю и иду на кухню, сварить кофе. Измельчаю зерна в пыль с помощью ручной кофемолки, привезенной из Рима, ставлю на огонь красивую турку, подаренную мамой Ветрова. Довожу до кипения, не сводя взгляда с густой пены, добавляю сахар и дольку апельсина.

Утренний ритуал, который всегда помогает мне взбодриться и настроиться на рабочий лад.

Еще настолько рано, что на улице стоит тишина, лишь изредка проезжают первые автобусы. Я открываю дверь на балкон, сажусь в небольшое садовое кресло, по привычке вскидываю ноги на перила и щурюсь от солнечного блика, отскочившего от окна в соседнем доме.

Прохладно. Грею ладони об кружку с кофе, делаю первый глоток крепкого напитка с легкой кислинкой.

Не знаю, сколько времени я сижу так, бездумно разглядывая улицу и деревья. В голове пусто, глаза пекут от недосыпа.

Вздрагиваю, когда дверь открывается и на балкон выходит Руслан. Он только что из душа, спортивные брюки низко сидят на бедрах, с волос стекает вода. Он не обращает на это внимание, закуривает, щелкая зажигалкой, и хрипло произносит:

– Доброе утро, Ксюш.

Я не смотрю на него. Просто киваю, уткнувшись взглядом в почти пустую чашку с кофе. Разглядываю прожилки на дольке апельсина, словно это единственное, что мне сейчас интересно.

Но я чувствую, что Руслан не отводит от меня взгляда. Смотрит пристально, осязаемо. Он стоит слева, прислонившись бедрами к перилам балкона. И мне кажется, что я могу в точности описать маршрут его глаз по моему телу.

– Мне пора собираться на работу, – вновь нарушает молчание он, с шумом выдохнув струю дыма. – Сегодня придет медсестра, помнишь?

Снова киваю. Губы сохнут, и я нервно их облизываю. А потом вспоминаю вчерашнюю реакцию Руслана и уточняю:

– Уверен, что хочешь оставить меня наедине со своим сыном?

Ветров молчит. Я, наконец, собираюсь с силами и поднимаю голову. Руслан пристально смотрит на меня. Изучающе.

– Да, – после короткой заминки отвечает, затягиваясь сигаретой.

– А мне так не кажется.

– О чем ты? – хмурится он.

– Вчера ты бросился к кроватке проверять ребенка, словно… словно… – я втягиваю носом воздух. Легкие жжет от нехватки кислорода. – Словно подумал… допустил мысль, что я могу ему навредить.

– Да, – коротко отвечает Руслан. И кивает. Кивает!

От возмущения перед глазами начинают мелькать круги. Грудь сдавливает стальным обручем обиды.

– Серьезно, Руслан? Ты действительно…

– Вчера я испугался. Сегодня… Я доверяю тебе. – Он тушит сигарету о перила и оглядывается в поисках пепельницы. – А где…

– Я ее выбросила, – холодно отвечаю, встав и первой покинув балкон. Уже на выходе из кухни Ветров догоняет меня и хватает за руку:

– Ксюш… Прошу, только не сейчас!

– Что не сейчас? – голос звенит от негодования.

– Ты обещала помочь, – давит он. Мы смотрим друг другу в глаза несколько долгих мгновений. Карие глаза мужа почти черные из-за расширенных зрачков. Я опускаю голову, секунд десять разглядываю его пальцы на своем запястье и хмурюсь:

– Отпусти.

Он послушно отдергивает руку. Как мальчишка, пойманный за проступком, прячет ее за спину. И снова тихо произносит:

– Ты обещала.

– Я помню, Ветров. И в отличие от тебя, свои обещания я не нарушаю. Собирайся на работу и не дергайся, ничего с твоим сыном не случится. Я не такая сука, как тебе хотелось бы обо мне думать.

– Ксюш, – хрипит он мне в спину, но я безэмоционально бросаю:

– До вечера.

И прячусь за дверью своей спальни за секунду до того, как по щекам начинают струиться слезы.

7

Из комнаты я выхожу только после того, как за Русланом закрывается входная дверь. Несколько минут стою в коридоре, прислушиваясь к тишине и чувствую… пустоту. Будто в один миг квартира превращается в нежилое помещение, лишенное человеческого тепла и уюта.

Это мне уже знакомо. Именно пустоту я ощущаю последний месяц. Музыка и гул телевизора не спасают, безликие голоса не делают эти стены родными. Словно каждый раз, когда я переступаю порог своей квартиры, оказываюсь в изнанке мира, где нет никого, кроме меня.

Сейчас, после утренних событий, я понимаю, насколько опрометчиво поступила, согласившись на помощь Руслану. Дура. Мне больно видеть его. Больно слышать когда-то родной и любимый голос. Даже аромат его геля для душа полосует по рецепторам, как острый нож, вызывая физический дискомфорт.

Рядом с Русланом мне больно дышать.

Я заглядываю в зал, где царит полумрак. Шторы плотно задернуты, летнее солнце не может проникнуть в квартиру. Сын Руслана спит, повернув головку в сторону двери. Я даже вижу, как подрагивают длинные изогнутые реснички.

Тряхнув головой, захожу и забираю использованный подгузник и две бутылочки из-под смеси. Иду на кухню. Подгузник – в мусорное ведро, бутылочки – помыть и прокипятить. Затем быстро сооружаю легкий завтрак, действуя на автомате. И прихожу в себя только когда звонит мой телефон.

– Алло, – принимаю вызов от Ани. Зажав телефон плечом, ставлю тарелку с яичницей на стол и берусь за вилку.

– Ну как ты там? – слышу голос подруги, который смазывает шум транспорта и людских разговоров. – Не передумала?

– Нет, не передумала. Хоть и сомневаюсь в том, насколько правильно поступила, – признаюсь в мыслях, что не покидают мою голову последние полчаса.

– Никогда не поздно переиграть.

– Они уже здесь. Вернее, ребенок со мной, а Руслан уехал на работу.

– Ксюш, пощади свои нервы и отправь его к свекрови. Ты же мучаешь себя, я по голосу слышу, что еле держишься.

Вместо ответа я качаю головой, пусть подруга меня сейчас и не видит. Аня приглушенно ругается на светофор и вновь взывает к моему разуму:

– Между вами все закончилось. Ты не обязана ему помогать, Ксюш. Теперь он сам по себе и его проблемы – это его проблемы.

– Я не могу просто отвернуться от человека, которым дорожила несколько лет. Это не выключается нажатием кнопки, понимаешь?

– Скажи мне вот что… Ты помогаешь, потому что жалеешь бывшего муженька или потому что до сих пор испытываешь к нему чувства?

Я не знаю, что ответить. Открываю рот и теряюсь. Жаль ли мне Руслана? Да, конечно. Люблю ли я его?

Тоже да.

Я не сомневалась, подавая на развод. Понимала, что предательство не прощу. Да и, черт возьми, ему и не требовалось мое прощение, верно? Он просто приехал и забрал вещи. Не говоря ни слова, не пытаясь объясниться, не сопротивляясь моему решению.

Поэтому да, я до сих пор люблю этого человека. И эта любовь причиняет мне нечеловеческую боль, выворачивая наизнанку.

Но я не питаю надежд, что моя помощь Руслану вернет нашу семью.

Пытаясь вычленить из этой мысленной каши хоть какой-то приличный ответ, я вздрагиваю, когда слышу пока еще тихий детский плач.