Страница 69 из 76
— Бухгалтер Ипполит Ипполитович настаивал вычесть с меня за пропажу. Да пришла в контору Татьяна Ильинична Чугункова, запротестовала. Разве ж, сказала, так можно — сразу обухом по голове? Долго спорила, потом предложила вычесть стоимость баяна с нее, а не с меня. Но тут я не согласилась. Чего ради?.. Вот тогда председатель и решил звонить участковому милиционеру, чтоб тот занялся розыском ночных безобразников и баяна.
— И позвонил?
— Не успел. Как раз заявился Чудинов, из поездки вернулся. И сразу признался, что в клубе это он с дружками насвинячил. Выпили и занялись японской борьбой, дзюдо называется. И баян он взял. Чего бесполезно лежит в шкафу? Дома можно позаниматься когда захочется… Видели б вы председателя в те минуты! Досталось от него Илье, грозился товарищеский суд устроить. А узнал, что Чудинов привез цемент, трубы и другое для строительства, сразу смягчился. Но все равно предупредил: в наказание не отпустит в область на курсы баянистов. Илья такого не ожидал, ведь все уже было договорено в районе, мне Евгения Ивановна сообщила… Я и сказала Павлу Николаевичу: «Не имеете права культработу тормозить!» А он на меня лишь пальцем погрозил: «Не перегибай палку, Звонцова!» И знаете что? Приказал Ипполиту Ипполитовичу все-таки вычесть из моего заработка за пропажу скамеек. Я не стала возражать. Под горячую руку человек чего не сделает!..
Марине теперь казалось все это смешным, а тогда, в кабинете председателя, ей было, право же, не до смеха…
Делала она побелку вначале неровно, неумело, на стене образовывались полосы, но потом наловчилась, осмелела, рука ее стала двигаться размеренно, плавно, как у опытнейшей хозяйки. И было хорошо во время такой работы разговаривать. Ей очень хотелось спросить о Максиме, узнать, что он делает, где бывает, но слова вертелись на языке, а произнести их вслух она не могла. Да к тому же и дед Блажов почему-то смолк, нахмурился. Он поглядывал на девушку так, будто оценивал ее. Она нравилась ему своей деловитостью, готовностью услужить старшим, хоть и была очень молода, и теперь он думал о том, что хорошо бы вот такую отзывчивую, добрую в жены сыну. Ишь как приноровилась — рука летает ловко и быстро, словно голубка крылом взмахивает!..
— Вот чего, дочка! — вдруг соскочил с подоконника дед Блажов. — Не надрывайся тут одна. Я все-таки сбегаю к этим, к обещалкам нашим. Пущай идут помогать, раз договорились!
— Да я как-нибудь сама справлюсь, Григорий Федотыч! — откликнулась с лесенки Марина.
— Не перечь, милая, не перечь!
И дед Блажов ушел. Марина видела в окно, как он заспешил по улице, а возле трех кленов свернул во двор, где жила Люся Веревкина…
Первыми пришли в клуб молоденькие девушки из третьей бригады, с которыми Марина познакомилась еще месяц назад. Обе были светленькие, веселые, очень любили кино и мечтали стать тоже киномеханиками. Ту, что была коротко подстрижена, с хохолочком на лбу, звали Тосей, а другую, с толстой, тяжелой косой, — Галей. Они вбежали в зал запыхавшиеся, повертелись, покрутились и присели на стулья, чтобы хоть минутку поболтать перед тем, как взяться за побелку.
— Я только успела забежать домой за ведерком да перекусить на скорую руку! — сообщила Марине улыбчивая Тося с короткой прической.
— А я переоделась и следом! — дополнила, блестя глазами, Галя с толстой косой.
Перебивая друг друга, они стали расспрашивать Марину о том, какой будет в субботу кинофильм, затем, как не раз уж бывало, горячо и бестолково заспорили об артистах. Одна была поклонницей Жерара Филиппа, другая — Жана Марэ. Марина тоже не вытерпела и, присев на лесенке, позабыв о работе, стала расхваливать итальянских режиссеров за смелость и остроумие. Они трещали, как сороки, до тех пор, пока не пришла Люся Веревкина, в красной косынке, в долгополой материнской юбке, а за нею впорхнула, точно ласточка, молоденькая, непоседливая Лена Круглова. Вскоре появилась, тяжело дыша и отдуваясь, Лопатиха. Трое молодых парней в серых кепках вошли вслед за дедом Блажовым.
— Ну, теперь войско, кажись, собралось! — объявил он, довольный, вспотевший от ходьбы.
— Давно пора обновить нам клуб! — проговорила Люся Веревкина, осматриваясь, будто прежде никогда не заходила сюда.
Лопатиха молчала, прикидывая в уме, долго ли им придется провозиться с побелкой, потом прошлась по залу, молвила, как бы обращаясь к самой себе:
— Лиха беда — начало!
— А мы что? Мы готовы! — сказали разом Тося и Галя.
Парни взглянули на деда Блажова.
— А мы тут зачем понадобились? Побелкой пусть женская часть человеческого рода занимается.
— Вы тоже будете нужны! — поспешила сказать им Марина. — Поступаете в распоряжение Григория Федотыча.
Сдвинув на затылок кепки, парни засучили по локоть рукава, как бы показывая всем своим видом, что ждут дальнейших указаний. Марина покусывала губы от волнения, заговорила торопливо, сбивчиво:
— Павел Николаевич на новый Дом культуры ориентируется, а нам ждать нельзя. Верно я говорю? Спасибо, что пришли. Может, за сегодня и закончим побелку.
— Считай, до полуночи провозитесь! — подали голоса парни.
Лопатиха усмирила их жестом руки, сказала Марине:
— Правильно надумала, душа моя. У нас как бывает? Надо, чтобы кто-то начал… Не понимаю я некоторых молодых людей. Танцы, кино, хи-хи да ха-ха — это понятно, сама была молодой. А вот чего у нас в Гремякине драмкружок распался? Был когда-то хороший, какие представления давали. Учительницу Надежду Сергеевну спросите, она все помнит. А почему про хор забыли? Ведь и хор был у нас голосистый. Помнишь, Федотыч, как при Шульпине ездили в район на художественные смотры? И даже в области наших певцов слушали…
— Хе, как не помнить! — живо подхватил дед Блажов. — Грамоты похвальные получали. Но и то правда, голоса разбрелись, а иные уж на том свете, как говорится. Теперь Суслонь, сказывают, по художественной самодеятельности отличается. Конечно, у них Дом культуры — не то что наш!..
— А чего ж мы крылья опустили? — спросила Люся Веревкина, обводя всех нетерпеливым взглядом.
Парни насмешливо хмыкнули, загудели вразнобой:
— Таланты нужны, а где их взять?
— Пригласить бы в Гремякино Аркадия Райкина или Муслима Магомаева. Вот бы показали класс! Только их и медом сюда не заманишь.
— Руководитель художественной самодеятельности нужен хороший, чтоб все было по-городскому…
Марина слушала, волнуясь, покраснев, не выпуская ведра из рук. Люся Веревкина что-то шепнула ей на ухо, потом потребовала тишины и заговорила о том, что теперь только от самих гремякинцев зависит, будет ли налаживаться культурная работа в колхозе, или все останется по-старому, как при Жукове. Надо потребовать внимания к клубу от колхозного правления и секретаря парторганизации Евгении Ивановны. Надо бить во все колокола. Хорошо, что Марина Звонцова начинает вносить оживление в жизнь Гремякина, но ей надо помогать, поддерживать, и толк получится…
— Верно! — выкрикнула звонким, накаленным голосом молоденькая Лена Круглова, вся загораясь и сияя. — Сегодня побелим, завтра вскопаем грядки для цветников. Чтоб клуб был как клуб. Чтоб приятно было прийти на танцы… И вообще, надо нашим парням и девчатам научиться танцевать по-европейски, как показывают в кино. А то все вальс да вальс, ну еще танго или фокстрот…
Все рассмеялись, зашумели. Марина испытывала чувство благодарности к девушкам, ей хотелось каждую обнять и расцеловать. Теперь она верила, что люди пойдут в клуб, лишь бы в нем было что-то интересное, нужное для их жизни…
— Во, вроде собрания актива у нас получилось! — сказал дед Блажов, когда шум поутих.
Вскоре все принялись за работу. Неразлучные Тося и Галя взгромоздились на поставленные друг на друга столы и принялись белить потолок. Люся Веревкина стала рядом с Мариной, а бойкая Лена Круглова завладела дальним углом, поставив ведро с разведенной известкой на суфлерскую будку. Однако никто из молодежи не работал так проворно, как тетка Лопатиха. Мазки у нее получались широкие, ровные, просыхали быстро.