Страница 3 из 76
Она замолчала и уже до конца дороги не проронила ни слова. Виктор и Марина тоже не решались больше разговаривать, только переглядывались.
Это кирпичное краснокрышее здание Чугункова помнила еще со времен своего девичества, когда комсомолкой приезжала в район. В первые годы после войны тут, под могучими тенистыми липами, летом обычно стояли легкие дрожки да линейки, а зимой — санки-бегунки и широкие розвальни с пахучим, прихваченным морозцем сеном, на которых председатели колхозов съезжались в райком на совещания. Если верно, что по одежке встречают человека, то все эти неказистые двуколки и дрожки свидетельствовали о том, как же небогато, трудно жилось в деревнях. Но шли годы. Лошадей у коновязи постепенно заменили потрепанные, в пыли и грязюке, «газики» и мотоциклы, а уж в последнее время возле райкома все больше останавливались поблескивающие на солнце «Москвичи», «Победы» и «Волги».
Прошлым летом в палисаднике напротив кирпичного дома густо рос бурьян и разгуливали куры; теперь же под райкомовскими окнами пестрели цветники и красиво кустилась пахучая сирень. Говорили, что это дело рук нового секретаря Дениса Михайловича, который несколько раз устраивал с работниками райкома нечто вроде воскресника…
Секретаря в райкоме не оказалось — уехал в Нелидовку, а вернуться должен часа через два. Девушка за столом сказала это нехотя, сквозь зубы, будто и не признала Чугункову, но тут же добавила, что героиню давно ждут не дождутся в Суслони, все телефоны оборвали, разыскивая ее.
— Так я ж по этому делу и хочу к Денису Михайловичу! — промолвила Чугункова.
Она ни на кого не смотрела, и Марине, стоявшей в дверях, подумалось, что эта строгая женщина сейчас присядет у окна и не уйдет, пока не добьется своего.
Выражение собранности появилось на лице Чугунковой, она перевязала платок на голове, крепко поджала блеклые губы. Так холодно ее еще не встречали в райкоме; было ясно, что тут ею недовольны.
— Что ж, значит, подождем! — вздохнула она и в самом деле присела у окна.
Марина и Виктор тоже хотели было пройти к стульям, но Чугункова вдруг поднялась, сказала, увлекая их к выходу:
— Лучше-ка пообедаем. Нечего зазря время терять, да и силенки свои надо подкрепить. Силенки понадобятся нам немалые.
В ресторане, что был через дорогу, они уселись под декоративной пальмой и стали ждать, когда к ним подойдет официантка. Людей за столиками сидело немного. Чугункову тут знали, с ней здоровались, раскланивались, заговаривали; она отвечала, хотя выражение озабоченности не сходило с ее лица.
В ожидании обеда Виктор то и дело оглядывался, ерзал на стуле, наконец не выдержал, вскочил и направился в буфет. Через минуту он вернулся, смущаясь, поставил на стол бутылку вина и сказал оправдывающимся тоном:
— Квас же! Цинандали называется. Надо выпить за знакомство? Надо.
В ресторане Чугункова вела себя, как дома: сняла вязаную кофточку, чтобы не было жарко, а когда подошла официантка, принялась расспрашивать о меню:
— Говоришь, на второе котлеты? Поди пережарили. Не впервой я у вас обедаю. Лучше подай, как это… рагу. Из свинины оно или из баранины? Ежели из свинины, тогда прошу жаркое по-домашнему. Ваш-то шеф-повар Василий мастер делать жаркое… И конечно, компот. Холодный пить — одно удовольствие.
Было немного празднично и торжественно, за столиками шел негромкий разговор, раздавался сдержанный смех. Со стены, с огромной картины в позолоченной раме, вглядывались в посетителей три русских богатыря. Буфетчица включила радиолу, и молодой девичий голос заполнил зал, вырвался в распахнутые окна на улицу:
Марине нравились и эта песня о шумящей речной волне, и раскидистая пальма над их столиком, и неясные разговоры, которые долетали до нее со всех сторон. Ей почему-то казалось, что Чугункову и Виктора она знает давно-давно…
За окнами, на улице, профырчала машина. Резко хлопнула дверца кабины.
— Денис Михайлович приехал, секретарь райкома! — сказала Чугункова и принялась надевать свою кофту.
— На прошлой неделе он приезжал к нам в Суслонь, — деловито заговорил Виктор. — Все поля осмотрел, а потом вместе с нашим-то на конеферму заглянул. Похвалил за порядочек!
— Вот что, молодые… — остановила его Чугункова. — Вы беседуйте тут, а я — в райком. Денис-то Михайлович может опять уехать, ищи его тогда…
— Да обед же! — возразил Виктор. Она махнула рукой:
— Ладно, ладно… Скажите этой, в белом передничке, мол, тетка Татьяна отобедает в другой раз. Пущай извинит за беспокойство да привет шефу-повару Василию передаст.
Когда официантка поставила на стол тарелки, а лишнее, предназначенное для Чугунковой, унесла, Виктор наполнил бокалы вином и, глядя на девушку в упор, спросил полушепотом:
— За что выпьем?
Марина пожала плечами; она впервые сидела вдвоем с парнем в ресторане, и ей очень хотелось, чтобы у них все обошлось хорошо, как и надо в таких случаях. Девушке иногда мечталось, что если встретит его, желанного друга, то это будет такой же современный парень, как у некоторых ее подруг, — высокий, худощавый, отличный танцор; он будет петь под гитару модные песенки, свободно рассуждать о кинофильмах, о покорении космоса… Виктор, конечно, не был похож на такого парня, но все равно он очень милый, отзывчивый, добрый.
— За встречу и за нашу Суслонь! — оживленно произнес он и чокнулся звонким бокалом. — Пейте, пейте, квас же!
Вино было холодное, освежающее. Марина выпила все до дна.
«А он славный, этот Виктор! — подумала она. — Только зачем носит сапоги?.. Вот бы подружиться! А сапоги… сапоги он не будет носить, купит для праздников узконосые туфли».
Виктор ел быстро, с аппетитом. Он постукивал ложкой о тарелку, а сам все расхваливал свою Суслонь, новый Дом культуры, умницу председателя, которого очень уважал. Марина покорно слушала.
Когда они кончили обедать, к их столику подошли двое — бородатый старик с утиным носом и парень лет двадцати пяти с нависшим на глаза чубом.
Они поздоровались с Виктором, закурили, разговорились. Это оказались отец и сын, приехавшие из Суслони в райцентр, чтобы закупить кое-что для готовящейся свадьбы. Говорил больше старик, а сын только поддакивал. Наконец они уселись за соседним столом.
— Стало быть, условились: прокатишь по суслонским улицам на залетных! — кивнул старик Виктору, как бы завершая разговор. — Чтобы, значит, колокольчики, бубенчики, ленты. По-русски, как бывало прежде. Пущай свадьба играется по-новому, в Доме культуры, только молодых надо доставить не на «Волге», а на конях. Такая у нас с сыном задумка, и с нашей Каплуновой насчет машины мы не согласны.
— А что? Я готов, — сказал Виктор.
Старик удовлетворенно погладил лопатистую бороду, переглянулся с сыном:
— Полдеревни пригласим в Дом культуры. Гуляй, народ! Младший Куделин женится, лучший суслонский механизатор.
— Неужели полдеревни? — удивился Виктор. — Здорово!
Старик протянул ему через стол руку, подмигнул: мол, знай наших; тот крепко пожал ее, как бы скрепляя уговор. Марина слушала суслонцев с большим вниманием, все было интересно, наполнено особым смыслом. Оборотясь к ней, Виктор вдруг сказал односельчанам:
— А вот она у нас в Суслони будет работать. Киномеханик она. Считай, дело решенное.
Марина хотела было возразить, что еще ничего не решено, но промолчала. На нее пристально смотрел младший Куделин и будто говорил глазами: «А ничего, ничего деваха! Пожалуй, и на свадьбу можно пригласить!»
— Значит, кино нам будете показывать? — спросил он басом.
— Да, я курсы киномехаников окончила, — подтвердила Марина.
— Порядочек! Мы с Любой в охотку смотрим фильмы. Только их сейчас показывают у нас с перебоями. Вы уж постарайтесь…