Страница 3 из 3
— Я забыл свиток с заклинанием в нижнем гроте. Скоро вернусь.
Доктор Мортлейк положил яйцо на пол и отправился вниз.
— Видишь? — сказала Анджела. — Сами боги желают нам удачи.
После вчерашней лекции я был не слишком уверен в идее божественного вмешательства, но, тем не менее, быстренько махнул одно яйцо на другое.
Доктор Мортлейк приковылял обратно, держа в руках небольшой свиток из бурого пергамента. Прогулка туда и обратно стоила ему изрядных усилий, у него подкашивались ноги. Отдышавшись, Мортлейк сказал:
— Я прочитаю заклинание, потом мы выпьем эликсир.
Он поднял с пола хрустальное яйцо, и на какой-то момент у меня появилась дикая мысль, будто Мортлейк проверяет нет ли на его сосуде метки.
Он развернул пергамент. Мы уселись, скрестив ноги, лицом к идолу, тридцать семь статуй были позади. Каждый из нас держал в левой руке хрустальное яйцо, пока доктор Мортлейк читал заклинание. Не знаю, зачем оно было нужно, если мы готовились испить выделения инопланетной твари. Голос доктора Мортлейка разносился по пещере странным эхом. Я не замечал, чтобы от наших голосов появлялось эхо, уж точно не с такой задержкой и вызывающей интонацией. Вероятно, у меня разыгралось воображение, но казалось, будто лампы мигают, пока звучало заклинание. Наконец Мортлейк закончил, и — Чпок! Чпок! Чпок!
«Павлинье молоко» оказалось густым, маслянистым и омерзительно горьким. Моя бабуля искренне верила в целительную силу касторки, так что мне доводилось глотать дрянь похожей консистенции. Но ладно бы горький вкус, ничто на земле не могло подготовить ко вкусу эликсира. Судя по выражению лица доктора Мортлейка, вкус его разбавленного пойла также был гадкий. Его сразу же одолел сильный приступ кашля. Анджела выглядела сосредоточенной. Не уверен, что я хоть когда-то так же страстно чего-то желал, как она желала чуда от «Павлиньего молока».
Совладав с кашлем, доктор Мортлейк улыбнулся.
— Действие эликсира вы почувствуете практически сразу. К сожалению, вы никак не сможете сообщить мне об этом. Был бы весьма ценный материал для завершения моей статьи.
Я хотел было подняться, но понял, что у меня скованы ноги. Посмотрел на Анджелу и увидел страх в её взгляде. Попробовал заговорить, но не смог открыть рот. Я почувствовал, как моё лицо застывает в гримасе ужаса.
— Вы прекрасно проведёте время, любуясь друг другом целую вечность, — сказал Мортлейк. — А ведь я просил тебя только об одном: любить меня всем сердцем. Неужели это было так трудно? Мне осталось жить месяц. Едва ли хватит времени, чтобы закончить статью. Последователи культа Йитра развивали в себе такую силу разума, чтобы продолжать медитации целую вечность. Те йоги, что похожи на неандертальцев, они действительно неандертальцы. «Чёрная сутра» гласит, что все они по-прежнему пребывают в сознании. Очевидно, их мысли текут медленно, после нескольких столетий с ними начинает говорить бог. А вы, вероятно, через пару месяцев сойдёте с ума. Как ужасно созерцать друг друга в сумраке пещеры. Разумеется, после моей кончины сюда придут другие искатели. Может быть, если они станут двигаться медленно, вы сумеете заметить их присутствие. Надеюсь, что изваяния не станут вытаскивать наружу — будет очень печально, если вас определят в разные музеи, правда?
Он приник к Анджеле.
— Полагаю, ты нацарапала тот крестик тем самым бриллиантовым кольцом, которое я тебе подарил. Как романтично! Могла бы подождать лишь пару месяцев — и стала бы очень богатой. Я ведь даже нашёл, пускай ненамеренно, симпатичного и отважного мужчину, которого ты могла бы полюбить. Вы оба могли получить всё! Глупые распутники, вы даже не поинтересовались, кто же эти люди в пещере. Всё дело в наркотике, особом секрете желёз инопланетного существа, спасительном средстве в реалиях длительного межзвёздного полёта. Несчастная Мама-Павлин потерпела здесь аварию и не смогла раздобыть ускоряющий эликсир. Её напарник погиб, именно он был производителем ускоряющего секрета.
Монолог Мортлейка становился всё быстрее, голос звучал всё тоньше. Пока не пропал совсем. Потом погас свет. И я понял, что Мортлейк покинул пещеру. Сумрак сменился тьмой, которая сменилась сумраком, который сменился тьмой, быстрее, быстрее…
Какое-то время я считал дни. Потом пришли другие люди и осветили пещеру. После них — ещё одна группа. Затем была группа, что оставила надписи иероглифами.
Теперь сумрак/тьма сменяли друг друга с такой быстротой, что я не мог отличить где что.
И тогда я начал слышать бога. Голос, скорбящий по погибшему напарнику, рассказывающий о потерянных мирах, чужих мирах, нечеловеческих.
Мне не нравится эта вечность.
Посвящается Джону Р. Фульцу
Перевод — Олег Кустов