Страница 39 из 58
Девушки чуть позже научили Олю в кассу сразу относить 30% в рублях, а доллары оставлять себе, правда для этого надо было всегда иметь при себе наличные, но Оля научилась справляться с этими сложностями. Теперь в еë съёмной комнате на Петроградке, на Чкаловском проспекте в доме 14, в учебнике по английскому языку, который ей подарил брат, складывались доллары, и их становилось всë больше и больше.
Галицина понимала, что жизнь еë наладилась. Она была счастлива и ей было спокойно. У неë была своя замечательная большая комната почти в пустой коммуналке. Оле очень повезло с комнатой. Ей, конечно, тогда ещë не с чем было сравнивать, но с этой квартирой у неë возникла любовь с первого взгляда и на всю жизнь осталась в еë душе тёплым воспоминанием.
Позвонила еë агент и сказала, что есть комната мечты, почти пустая коммуналка, чего не бывает. Оля, когда приехала, уже не хотела оттуда никуда уходить. Комната в коммуналке стоила 1500 рублей в месяц – месячная зарплата обычного человека.
Это была всего лишь четырёхкомнатная, с очень большой кухней, больше двадцати метров квадратных на два окна. Возле окон стоял старинный, круглый, красивый и надёжный стол из настоящего дерева, а не с спрессованной древесной стружки, как делают сейчас. Оле очень понравилась просторная кухня и этот старый стол, который был довольно в хорошем состоянии. Оле так же понравилось, что он не был накрыт ни какими клеëнками, как обычно делают на кухнях, а представлен в полной своей красе.
В коммуналке жил только студент в самой дальней комнате, которого никогда не было не видно, не слышно и бабулька-одуванчик. И все! Одна комната просто пустовала, там хозяйка Олиной комнаты, которая владела двумя комнатами в этой квартире хранила свои какие-то вещи и крайне редко туда к ним наведывалась, не беспокоя при этом Олю.
Олина комната была такой же большой, как кухня и тоже на два окна. Была весна и уже довольно яркий, но мягкий свет проникал во все окна, радостно освещая и кухню, и комнату. Хотелось жить. В комнате по периметру была расставлена вся необходимая мебель: платяной шкаф, кровать-полуторка, стол у окон со стулом, маленький холодильничек – Оле по пояс, старый телевизор, который ловил два канала и даже сервант. Всë, что было нужно. Оля была счастлива.
Как-то Оля мыла общий коридор в квартире. Она решила, что это еë обязанность. "А чья ж еще? – подумала Оля – пацан-студент, который не известно, когда бывает дома и бабулька". Но тут вышла бабулька из своей комнаты и сказала:
– Оля, вы не были бы так добры, не мыть коридор.
– Почему? – удивилась Оля. – Я очень хорошо мою.
– Я даже не сомневаюсь в том, что вы хорошо моете. Но дело в том, что я хотела бы мыть его сама потому, что это моë единственное дело. Если вы будите мыть квартиру, то мне совсем ничего не останется делать. Понимаете?
Оля поняла и ей стало очень жалко бабульку.
«Какая замечательная бабулька – думала Оля, – вот она настоящая питерская интеллигенция. И на «вы» ко мне, и сама хочет всë мыть, чтобы совсем не разлениться. А наши кубанские бабки совсем другие. Наша бы кубанская бабка только ходила и следила бы за тобой: во сколько приходишь, во сколько уходишь, как часто и на сколько тщательно моешь коридор. А эта ни разу не высунулась из своей комнаты, чтобы посмотреть, как я прихожу или ухожу. Замечательная бабулька». Оля ездила на работу каждый день, а точнее вечер, кроме понедельника. Каждое утро, часов в шесть-семь, после работы она заходила покушать в круглосуточное кафе, которое удачно располагалось напротив еë дома на Чкаловском проспекте. Оно было из дешёвых, но там всегда вкусно и полноценно кормили. Кухня работала даже в шесть утра. И даже в шесть утра там было занято около трёх столов посетителями, которые, в основном, пили разливное пиво, но и кушали тоже часто.
А в свой выходной понедельник Оля готовила себе кушать дома. Готовила потому, что привыкла в своей жизни готовить, ещë потому, что в кафе все равно не было так вкусно, как готовила сама девушка и ещë в кафе питаться было дорого, да и лишний раз выходить из дому не хотелось. Всë таки Оля работала в ночном клубе, шума и людей ей хватало на работе. Лишний раз хотелось покушать и поспать дома, набраться сил перед ночным «весельем», тем более у Галициной был всего один выходной. Она конечно сама так решила, а зачем ей ещë выходные – решила девушка,– ведь она приехала в Питер деньги зарабатывать, а гулять она потом будет дома, на заработанные здесь деньги. «Да и с кем гулять? – рассуждала Оля. – С братом?»
Оля иногда ездила к брату, мыла у него полы, иногда варила ему борщ, конечно это был еë единственный родной, близкий человек в этом большом, красивом и чужом городе, где без прописки не принимали тебя ни на работу, ни в поликлинику; милиционеры штрафовали людей без прописки. С братом она конечно гуляла и довольно часто. Молодой организм может поспать два-три часа и двигаться дальше.
Галицин показывал сестре город, в основном, конечно центральный район. Он хорошо знал архитектуру города, рассказал ей историю Аничкова моста, что скульптор Клодт, что название моста не в честь какой-то Анечки, а в честь инженера Аничкова. Рассказал о "доме книге", а точнее о доме компании Зингер. Самое интересное то, что центральные большие скульптуры – это валькирии, а валькирии – это скандинавские, по-нашему ангелы. В скандинавской мифологии дочери их бога. Но интересно не это, а то, что у одной из них в руках веретено – символ лëгкой промышленности, а под правым еë локтем расположена швейная машинка «Зингер».
Алексей Галицин рассказывал сестре и о многих других знаменитых домах и ансамблях в центре города. Он сам всë изучил в читальном зале института потому, что ему было интересно знать историю этих красивых зданий.
А Оля влюбилась в Петроградку. У неë случилась с ней любовь, она как-будто бы чувствовала еë как один целый организм женского рода. Она слышала всякие истории про то, что на Петроградке все будятся, кто-то это объяснял тем, что некоторые улицы идут полукругом, а некоторые углом, а кто-то тем, что на Петроградке ведьмины круги и это ведьмам нравиться крутить людей по кругу, не давая найти выход. Оля убедилась в том, что люди будятся на Пероградке, когда каждое утро стала ездить на такси с работы домой. Почти все таксисты, когда слышали, что надо ехать на Чкаловский проспект, с огромной надеждой спрашивали, сможет ли Оля показать дорогу после того, как они переедут Тучков мост. Оля их успокаивала, уверяя, что дорогу она знает очень хорошо. Таксисты тогда были все русские и почти все петербуржцы, ленинградцы, как они любили себя называть. А вот улиц на Петроградке боялись. Оле это было не понятно потому, что Петроградка была для неë самым понятным, родным местом. Она для неë была маленькой. Галицина неоднократно проходила еë пешком вдоль и поперёк. Ей нравилось гулять по еë маленьким красивым улицам. Ей совсем не нравился Новочеркасский район, в котором она жила при Борисе, она не испытывала тёплых чувств к Невскому проспекту, на неë не произвел никакого впечатления Московский район, где она жила с Кучиным, а вот с Петроградкой у неë случилась любовь на всю жизнь. А когда Оля узнала, что ещë и «Камчаика» находится здесь, она поняла, что да, конечно, эта кочегарка и должна была нахолится именно здесь. Она подумала, что Виктор Цой чувствовал точно такую же связь с Петроградкой, какую чувствует она. Именно неповторимая атмосфера этого старинного острова, делает с людьми что-то особенно питерское. Человек, живя там, гуляя там, пропитывается какой-то романтической, творческой атмосферой.
А каких замечательных алкоголиков встречала Оля в дешевом кафе внизу еë дома? – Каждый второй учëный, профессор, преподаватель. Они вели интеллектуальные, философские беседы за бокалом пива. Пили медленно с бутербродами с рыбкой или с дешевой сушеной рыбой. Это были так или иначе Олины соседи, все они всю жизнь прожили на Петроградке, большинству из них было пятьдесят-шестьдесят лет. Однажды, когда Оля приехала из станицы, где прожила свой запланированный месяц, привезла сушенной тарани очень высокого качества: жирная, жир даже капал с неë, когда она висела. Спинки у неë, когда смотришь на них на солнце были янтарного цвета и почти вся икряная. Оля привезла три десятка: себе брату и ещë кого-нибудь угостить. Галицина три рыбы принесла алкоголикам-философам в кафе своего дома, где они часто бывали. Эти люди так были счастливы! У них заблестели глаза, будто помолодели, их серые питерские лица озарила почти детская улыбка. Оле было приятно, что она доставила такую сильную радость этим усталым от жизни людям. Они порезали рыбку на тонкие кусочки, угостили бармена и весь вечер не спеша лакомились. Они говорили, что ничего вкуснее в своей жизни не ели. Оля знала, что такой рыбы не найдёшь в Питере не за какие деньги, еë просто здесь нет, и в Москве нет. Это вообще сугубо местный деликатес даже для тех, кто еë ловит и сам сушит. Еë конечно можно купить на рынках азовского моря, но она не будет такого качества. Она будет более соленная и более сушенная, и более мелкая – в общем на продажу, да и чтобы отдыхающие смогли довести эту рыбку к себе в свои города по жаре. А для себя местные жители так сильно не солят и не пересушивают, и конечно, для себя отбирают самую крупную и жирную тарань. Когда рыба готова и не высохла сильно, а осталась немного влажная, каждый сушит для себя как любит, тогда рыбу снимают и хранят в холодильниках или даже в морозилке, чтобы она больше не сохла. Вот у Оли была такая рыба. Еë трудно найти, только через хороших знакомых можно достать, естественно заплатив за неë дороже, чем за обычную тарань, которая и так стоит не дëшево. Да и понятно – это тяжёлый труд, да и ещë считается браконьерством.