Страница 16 из 19
– Жора, а почему мина не взорвалась? Я же её сдвинул… – неожиданно спросил Череп, придвигаясь ближе к Гусю.
– ПМН – мина нажимного действия. Сработка происходит при нагрузке не менее двадцати пяти килограмм. Вот если бы ты на неё локтём или коленом… – устало покачав головой, тихо ответил Гусь.
– Эту хрень ещё называют «Чёрная вдова», – негромко отозвался Вера и, махнув рукой, пополз в сторону перекособоченного «УАЗа». – Посмотрю, что за аппарат.
– А у меня что? На нашу вроде не похожа, – спросил Немец, достав из кармана разгрузки ручную гранату с абсолютно гладким корпусом, по форме напоминающую «новогодний» лимон.
– Классная штука… американка. М26 собственной персоной. Внутри – металлическая спираль с насечками. Больше тысячи осколков после взрыва. Зажимаешь предохранительную скобу, дёргаешь за колечко и бросаешь, – снисходительно пояснил Гусь.
– Желательно прямо в лоб «нацику», – оживился Череп, насмешливо глядя на немного испуганного Немца.
Лёгкий шорох привлёк внимание группы. Это, низко пригнувшись к земле, бежал к своим Вера. Проехав на спине до самого дна овражка, он подполз к ребятам и возбуждённо заговорил:
– А пушкари-то не зря свой хлеб едят. «УАЗ» это они долбанули. Буквально минут двадцать назад. Движок горячий… Понятно, что случайно, но главное – результат. Прямо у машины труп водилы лежит, шея тёплая ещё. Водительскую дверь осколками снаряда сорвало, вот он, бедолага, и вывалился. Смотри, что у меня… – разжимая кулак, произнёс Вера.
Прикрыв руку каской, Череп подсветил фонариком. На ладони Веры лежала небольшая связка ключей. Выключив фонарь, Череп насмешливо спросил:
– И что это? Ключи от бункера с Зеленским?
– Дядь Петь… Я их из замка зажигания вытащил. Правда, надо бы ещё проверить, заведётся или нет?
– А колесо пробитое? – не сдавался Череп.
– А запаска? – напирал настырный Вера. – Колесо поменяем, и поехали… Мы ж не негры… Кто нас от хохлов отличит? По-украински говорит кто?
И тут вдруг Немец каким-то утробным низким голосом:
– «Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша… Всё взяли бусурманы, всё пропало. Только остались мы, сирые да как вдовица после крепкого мужа…»
– Стоп… стоп, Немец. Какая на хрен «вдовица»? Ты чего завёлся? – удивлённо зашептал Гусь.
– Это из монолога Тараса Бульбы… – пожал плечами будущий заслуженный артист России. – Бульба – он же хохлом был.
– И где тут украинский? Гоголь на русском писал. Так, всё! Предлагаю вот что. Череп с Немцем здесь остаются и присматривают за этим железом, – кивнув в сторону «мёртвой» техники, сказал Гусь. – Если по «расписанию» стрелки сегодня здесь работают, то мимо вас не пройдут, – уверенно заявил сержант. – А мы с Верой ближе к позициям «нациков» подвалим. Там по плану разведки кубанцев есть высохшая речушка. Речушка высохла, а камыши остались. Позиция – пальчики оближешь, я вам доложу. Из камыша видно всё, а если в него смотреть, ничего не разберёшь. Камыш на ветру шевелится, бликует. Я слышал, даже в прибор ночного видения не поймёшь, что за ним скрывается.
– Вы тут повнимательнее, мужики. Засекли снайперскую группу – нам кодовое слово пулей передали… Хотя я всё-таки думаю… – сомневаясь, пожал плечами Вера.
– Потом расскажешь, – перебил его Гусь, – работаем по плану.
Уже через несколько секунд их не было ни видно и ни слышно. Нет, они не были невидимками. Просто со стороны укропов неожиданно по тылам бригады открыла беглый огонь артиллерийская батарея, заглушая выстрелами ночные естественные звуки. Позиции пушкарей были недалеко, где-то метрах в восьмистах от засады разведчиков. Снаряды, набирая высоту, с чуть заметным шелестом вкручивались в ночное небо и улетали далеко в тыл российских боевых порядков.
– О! Старушки проснулись… – вглядываясь в звёздное небо, пробубнил Череп.
– Кто? – вжав голову в плечи, спросил Немец.
– Что! Гаубицы… Д-30… До сих пор воюют старушки, – пояснил Череп. – Да ты не ссы, у них цели в нашем тылу. Тоже разведка работает.
Договорились дежурить по два часа. Первым заступил Немец. Он долго устраивался, приминая жёсткий кустарник локтями и коленями. Наконец замер, опустив на лицо маскировочную сетку. Полежал, покрутил головой, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте. Вспомнил про БНВ. Расчехлил и включил бинокль ночного видения. Проверил. Ни хрена… Вернее, движения теплокровных по просёлочной дороге, идущей между лесопосадкой и старым заброшенным садом, не наблюдается. Немного было не по себе. Из головы не уходили слова Веры, сказанные им ещё во время переезда: «Выстрелить в человека не так уж и трудно. Забыть об этом невозможно». А стрелять наверняка придётся. В живого… Через час поймал себя на мысли, что голова вместе с БНВ падает… «Поймал» свою голову в пяти сантиметрах от утрамбованной земли, с трудом поставил подбородок на оба кулака. Бог с ним, с расквашенным носом, мог же БНВ разбить. А тогда мучительная и позорная смерть от сержанта. За пару часов до выхода Гусь, монтируя БНВ на шлем Немца, хмуро сказал:
– БНВ стоит больше обладателя шлема. Запомни это, сынок. Сдавать будешь мне. Лично.
Зверски хотелось спать. «Скрип… Это в голове, что ли? О! Опять…» – быстро пронеслось в зыбком сознании Немца. Заставил себя открыть глаза. Действительно, явно был слышен скрип. «Скрип колеса-а-а-а…» – не к месту вспомнилась песня Саруханова. Негромкий, раздражающий слух скрип… пауза. Скрип… пауза. Включил БНВ… резко упал подбородком на землю и инстинктивно отполз от дороги ещё на метр. Ближе к правой обочине гуськом двигались три размытых дымчато-розовых пятна. Расстояние до них было метров семьдесят, и скрип слышался всё ближе и ближе. Но что никак не укладывалось в голове, двигались эти инфракрасные силуэты, похожие на внутриутробные эмбрионы, не касаясь ногами дороги. «Что за нах…» – скрипнув зубами, чуть не произнёс вслух Артём. Потом резко вздрогнул, когда почувствовал на плече несильное давление.
– На великах… Это они… – чуть слышно произнёс подползший к Артёму Череп, касаясь холодным козырьком своей каски шеи Немца.
– Не по… не понял, – нервно стукнув пару раз зубами, ответил Артём.
– На велосипедах катятся. Тсссс… – цыкнул на парня Череп, закрывая ему рот своей шершавой, пахнущей землёй ладонью.
Через пару минут скрипучая педаль одного из велосипедов оповестила разведчиков, что снайперская группа в «прогулочном темпе» проезжает мимо их засады. Немец даже дёрнулся, пытаясь подтянуть ближе свой «калаш», но тут же почувствовал жёсткую руку Черепа у себя на разгрузке.
Три велосипедиста ехали не спеша, видно, времени впереди у них было с запасом. Ведущий иногда на пару секунд включал фонарь, и его узкий неяркий луч освещал край дороги, помогая ориентироваться.
– Дорох, слыхаць цен в Донецку, – послышался громкий спокойный голос на польском языке.
– Я змащував. Просто стара зализяка, – лениво ответил голос на украинском.
Было заметно, что путь хорошо им знаком. У каждого на багажнике лежал небольшой ранец, а за плечами у двоих «участников велопробега» возвышались над головами чехлы снайперских винтовок. У третьего, замыкающего, на длинном ремне, прямо на руле велосипеда лежал ствол ручного пулемёта. С этим было всё понятно. Обеспечивающий. Подъехали в район с подбитой техникой, остановились. Ведущий опустил с каски на глаза прибор ночного видения. Осмотрелся.
– Янек, будемо лягаты за старою схемою? – спросил на украинском языке один из членов группы, видно, у старшего.
– Не. Ты и я естесьмы в наших пунктах, а Кабан положицьсен под танком, – ответил поляк – старший группы. – Ест лепша рецензья.
– Дывиться, УАЗ роздовбалы. Наш. Звидки вин тут? – спросил тот, которого называли Кабан, осветив своим фонариком трезуб на двери машины.
– Оркы вчора ввечери накрылы выпадково. Жаль хлопцив, – тяжело вздохнул снайпер с позывным Дорох.
– То може я в УАЗи ляжу? А, пане паручику? – спросил Кабан у старшего.