Страница 7 из 32
Уже недалеко и до деревни — вон первые избы из-за берёзок выглядывают. А дитю это вроде и не понравилось? Снова кряхтеть начало, изворачиваться. Да сильно так, словно не младенец у Вари на руках, а телок молодой да резвый. Глазами только ореховыми на Варю по-настоящему глядит.
— Да погоди ж ты, неразумный, — и так и эдак Варя его перехватить старается. А тот будто ещё больше силой наливается. Тяжелеет — растёт будто. Гневается. Пару раз так и съездило дитё по телу Вари — чувствительно так. И как только матери с такими дитятками справляются? Уж закраснела вся Варя — не чает, как дотащить свёрток до деревни. А тому будто и не надо совсем. Может, обратно в поле чистое воротиться дитё хочет?
Как-то больно сильно да резко вывернулись оно, что Варя при всём желании и не удержала — так камнем и бухнулось вниз. Не успела Варя сообразить ничего, ойкнуть даже... Только дитё-то и не упало! В воздух, будто на крыльях взмыло!
Разметало пелёнки белые по сторонам. И увидала Варя, что ноги-то у дитяти будто заячьи — с коленками назад. И длинные такие. Чуть Варе по подбородку не заехали — еле отскочить бедолага успела.
А ребёнок, не дав опомниться ей уж в траву и усвистал. Да понесся так спешно — только моргнула Варя, а белый пушок уж аршина за два в треве свежей мелькает только. И пелёнки, кажись, с собою прихватил.
Чего только на поле лежать ему вздумалось, если сам двигаться вон как умеет?
Покачала Варя головой. Которая почти что кругом у неё и пошла. Да сама себе говорить начала. Чтоб внутри-то не держать — а то неровен час и порвёт ото всего случившегося.
— Не зная броду — не суйся в воду! — будто саму себя в полголоса журит Варя. — Чего-то ничего у меня и не получается. Чёрта стала искать — так неизвестно куда утащили. Анчутку прикормить хотела — чуть саму не съел. Ещё и лихо встретила... А это... непонятно чего... Так оно ж в село припустило! А если... тварь это какая нечистая?! И теперь деревню всю погубить захочет! Эх, голова твоя дурная, Варвара!
Сама себе решила Варя, что беду на дом родной накликала. Да и припустила по дороге, едва ли не быстрее нечисти с ногами заячьими.
Добежала до первых домов — глядь, а ничего и не изменилось. Не разрушены, не потоплены. Крыша со срубом тоже местами не менялась. И остальное селение вроде и нормальное стоит, ко дню грядущему готовится. Зарёю румяной умывается несмело. Отлегло чуток у Вари от сердца. Да только всё равно не успокоилась — шаг лишь сбавила, чтоб дышать легче было. И к дому родному пошла.
Огородами. На случай всякий. Не потому, что нечисти боялась какой. Просто дома своя «чисть» такая, что любого чёрта за пояс заткнёт.
Подошла Варя к окну осторожно. Вроде тихо. На приступ зашагнула, поближе пододвинулась. Открыты ставни уж, только всё равно не разглядишь, чего там внутри делается. Может, и нет никого? Тятька-то на поле, видать, ушёл, а маменька может к колодцу. Только бабка-то где? Может, соседке помогать ушла? Хорошо было бы...
Спрыгнула Варя на землю да замерла сразу — не слишком ли громко топнуть получилось? И аккуратно, к стене деревянной поближе к двери стала пробираться.
Приоткрыла её чуток. Сразу теплом домашним да запахом хлебным повеяло на Варю. Аж в животе засосало — тут и вспомнила Варвара об оладьях, анчутке неблагодарному скормленных. Ещё сильнее домой её потянуло.
Мысленно попросила она у домового благословения, да и юркнула за дверь деревянную.
Не признал её, видать, домовой. И обращения не услышал. Не свезло потому что Варе. Дома бабка оказалась. На ногах и на изготовке вся. Как раз с ухватом в руках к печке шла. А на проникновение Варино враз в её сторону и развернулась.
Ёкнуло у Вари сердце. Думает торопливо, как бы обратно к мавкам что ли сбежать. Потому что с бабкою её в сравнении те просто дети малые да милые.
Смотри на Варю бабка, а у самой глаза, что угольки — горят. Руки суховатые в ухват так вцепились, будто уж сама Варя бедная в них попалась. Затаилась бабка, на Варю глядючи. Вся будто наизготовку встала, как если б зверя дикого подманивала. Даже уголки от платка, на макушке ушками мелкими собранные, и те будто во всю Варю впиться своими кончиками собираются.
Засмотрелась Варя на них — чуть не упустила движения бабкиного из вида. В последний момент в сторону отскочить успела, чтоб ухват её прям за стан девичий к стенке и не пригвоздил. Ухват аж между досками и остался торчать. Только бабку Варину это с панталыки не сбило. Бросила она утварь кухонную, к полу печально ручкой поникшую. Да опять Варю ловить собралась. Теперь уж руками голыми да натруженными.
— Ах, ты ж, паразитка эдакая! — руками пока не достать, всё-таки проворнее Варя через лавки перескакивает. Так хоть словами девку изловить бабке. — Где ж тебя, окаянную, всю ночь носило?!
Ловка бабка, и не дашь возраст почтенный. Вон как между утварью кухонной скачет — небось за женихом через костёр так в своё время не прыгала. Не стала больше посуду портить — подхватила со стола полотенце, коловратами вышитое, и давай Варвару по спине охаживать. Длинное полотенце, на Варино несчастье, оказалось.
— Ай! Я ж тебе не моль подколодная! — как может Варя от полотенца уворачивается — мокрое уже, оттого чувствительно по спине да плечам отзывается. — Тряпкой-то простой не убьёшь!
— Вот я тебе, стоеросина! — бабка тоже за словом в карман не полезла. — Будешь знать, как ночами неизвестно где околачиваться!
— Чего это неизвестно где? — взъерепенилась Варя, да быстро язык дурной прикусила. Непонятно ещё, где для бабки хуже околотиться — неизвестно где или на чертях катаясь. И это ещё бабка не знает, что Варя ножик её, специально заговоренный, потеряла.
Не рассказывать же сейчас об этом. А бабка всё не устаёт — уж так Варю излупасила по плечам, что аж ныть начинают. А Варя после ночи-то бессонной силы да ловкость подрастеряла маленько — то и дело об пол или об стол спотыкается да будто сама бабке под руку горячую попадается. А бабка и рада.
Извернулась тогда Варя, на пол бросилась, почти под ноги бабке. Та, правда, отскочить успела. Зато Варя за порог выкатиться смогла. Это ведь не всегда дома стены помогают — иногда и за пределами домашними лучше делается.
Подскочила Варя да бежать к забору. Высокий он, да не настолько, чтоб перелезь нельзя было. Тем более когда по пятам образина какая грозная бежит.
В избе-то этой ещё тятя Варин вырос. Знал ведь, характер у матушки какой приключился. Потому и забор поставил, видать хитрый — не такой, как у всех. Без кольев острых наверху. Такой, чтоб усесться на нём, ежели что, можно было. Вот и Варя не стала сразу на улицу перескакивать — дом всё-таки есть дом. Да и бабка на самом деле не злюка такая уж. Шумная просто временами. Ну так не убьёт же она Варю.
А когда это успела бабка коромыслом разжиться? Видно, ухват не смогла вернуть, так во дворе за дугу деревянную и схватилась. Видно, всё-таки сильно на Варю разозлилась.
Рядом с той как раз горшок на жердине висел донцем вверх — сох. Его Варя и схватила в руки — мало ли, прикрываться. А ежели что и как оружие можно использовать.
— Вот такая у тебя и башка пустая, как горшок этот! — бабка ей крикнула, останавливаясь да коромысло на плечо закидывая — помнят руки-то, как использовать его надобно. — И вообще — на место полож, не для тебя вешался.
— Так тебе горшок что ли дороже внучки родной? — возмутилась Варя заботе такой о чурбане глиняном.
— От горшка-то хоть польза есть, — отозвалась бабка да платок на голове оправила. Видно, помаленьку злость с неё сходить стала. Или на людях присмирела маленько.
А тут смех в стороне раздался. Не так, чтоб далёкий — близко совсем. И обидный такой. Обернулись бабка вместе с Варей в его сторону да увидели Тихона, что к углу заборному привалился да на них двоих глазеть стал.
Оно только имя у него — Тихон. А сам-то не тихий совсем с норовом да языком без костей. И будто улыбка оскальная к лицу у него приросла навечно. Глазюки глубоко в лице сидят, только инеем синеватым колят. Нос острый, что клюв птичий. Да волос цвета шерсти лисьей после зимы долгой.