Страница 99 из 103
Должно быть, он причинял ей боль — Даниэль мог лишь догадываться о том, как на деле крепка его хватка, — но она не вскрикнула, не выказала никакой жалобы, как не делала никогда, что бы ни творили с ней — на глазах Даниэля и тогда, когда он предпочитал отворачиваться. Ему почудилось на миг, что из-под руки Пассавана ползут, затягивают ее кожу уродливые темные пятна — следы других рук, требовательных, грубых или изображающих ласку. Сколько было тех рук? Даниэль давно уже предпочитал не думать об этом, но сейчас видел с необычайной ясностью, как они окружают, сминают Лили, и в конце концов погребают ее под своей шевелящейся массой, не оставляя от самой нее ничего.
— Вы правы, — только проговорила Лили очень тихо, а в следующий момент руки Пассавана с неожиданной силой рванули на ней платье.
Ничто в зале не изменилось. Ни один из присутствующих точно не видел того, что происходит прямо перед его носом — Мадам отвлеклась, чтобы перелистнуть лежащие на фортепиано ноты, Алиетт, Аннет и Сандрин обсуждали с друзьями графа тему столь животрепещущую, что ни у кого из них не возникло желания даже повести ухом. Лили, оставшись почти полуобнаженной, не попыталась прикрыться; Пассаван усадил ее себе на колени, впился губами в ее оголенное плечо, и она снесла это молча — вглядевшись в ее лицо, Даниэль увидел, что оно лишено всякого выражения, как нераскрашенная гипсовая маска, а глаза, широко распахнутые, напоминают сейчас пустые ледяные провалы.
— Оставь ее.
В первый миг Даниэль не понял, кому принадлежали эти слова, и лишь затем осознал, что произнес их сам. Больше таиться не было нужды — выйдя из-за стола, он стремительно сократил расстояние между собой и графом до нескольких шагов и на ходу вытащил из нагрудного кармана купленный сегодня днем, успокаивающе тяжелый револьвер. Зал мгновенно застыл; Лили, не без усилия подняв голову, посмотрела на Даниэля так, будто перед ней было привидение.
— Отпусти ее, — повторил Даниэль, ничего не взвешивая и ни о чем не размышляя, руководствуясь одним лишь инстинктом, который до сей поры ему удавалось взнуздать только каким-то чудом. Пассаван ошарашенно посмотрел на него, затем на оружие в его руке. Лили, пользуясь секундой замешательства, сделала попытку ускользнуть, но стоило ей сделать шаг в сторону, как граф снова перехватил ее.
— Друг мой, — произнес Пассаван, улыбаясь; должно быть, он не поверил, что Даниэль способен сделать выстрел, и это убеждение сыграло с ним дурную шутку, — ты, должно быть, перебра…
Даниэль выпустил в него две пули. Пассаван упал, заливая кровью паркет; Аннет едва не завизжала, но оказавшаяся рядом Сандрин зажала ей рот рукой. Лили осела на пол, точно ей подрубили колени. Остальные остались недвижимы — особенно Мадам, наблюдавшая зачарованно за тем, как расползается из-под нелепо раскинувшегося тела алое, поблескивающее в свете люстры и густо пахнущее металлом.
— Вы были правы, — медленно, едва ли не сонно произнес Даниэль, переводя на нее взгляд. — Это не сложнее, чем разрезать яблоко.
И направил дуло револьвера прямо Мадам в грудь.
Секунда была из тех, что длятся целую вечность; казалось, даже часы, выложенные на стол кем-то из друзей графа, замедлили свой ход.
— Неужели, — Мадам говорила твердо, но из лица ее мгновенно убежала вся кровь, — неужели ты это сделаешь? После всего?
Даниэлю нечего было ответить. Пистолет в его руке заходил ходуном, но расстояние между ним и Мадам было слишком малым, чтобы промахнуться; лицо молодого человека страшно исказилось, как у одержимого, но выстрелить еще раз он так и не смог. Вместо этого он обратился к Лили, все еще сидящей на полу у недвижимого графа и, как можно было судить по ней, полностью отрешившейся от происходящего.
— Лили!
Она не откликнулась, точно имя, что выпалил Даниэль, принадлежало не ей.
— Уйдем отсюда, — произнес он, порывисто протягивая к ней не отягощенную револьвером руку. — Уйдем вместе, как ты хотела.
Она медленно подняла голову, явно не понимая услышанного — взгляд ее был пустым, а из тела, казалось, вот-вот утекут последние силы. Даниэль повысил голос, заставив Лили всем телом содрогнуться от его крика:
— Пойдем со мной! Я заберу тебя отсюда… мы сможем уехать туда, где никто не найдет нас!
— Сумасшедший! — рыкнула Мадам, бросаясь вперед и останавливаясь, когда Даниэль вновь обратил на нее исполненный ярости взгляд. — Себя ты уже погубил! Хочешь погубить и ее?
— Замолчите! — крикнул он, почти что срывая голос. — Лили, не слушай ее! Идем!
Лили все не отвечала. Безразличное оцепенение постепенно оставляло ее, но на смену ему пришел только страх: она посмотрела чуть более осмысленно на окровавленное тело Пассавана, затем на Даниэля, тоже перепачканного в крови и как будто только что вырвавшегося из самого ада, затем на револьвер, который он продолжал держать нацеленным на Мадам — и все это вызвало у нее один лишь неописуемый ужас.
— Лили, — понимая, что не может ее удержать, что она ускользает сквозь его пальцы, Даниэль заговорил тише, и в голосе его впервые зазвучали слезы, — Лили, я прошу тебя…
Отшатнувшись, она молча закрыла руками лицо.
Все было кончено, и Даниэль мог только смириться с этим — и, должно быть, именно поэтому рассудок изменил ему окончательно. Издав странный звук, похожий одновременно на всхлип и на придушенный вопль, он дернул рукой в порыве поднести револьвер к виску, но прежде, ведомый пожирающей его злостью и болью, направил дуло на Лили; неизвестно, выстрелил бы он или нет, потому что в этот миг весь мир перед его глазами превратился в ослепительную алую вспышку и померк, со звоном разбившись в тысячу мельчайших кусков.
Звон, к слову говоря, ему не почудился — это Сандрин, улучив момент, подкралась к молодому человеку со спины и что было сил ударила его по затылку бутылкой шампанского. Даниэль рухнул навзничь; револьвер, выпав из его пальцев, полетел по полу, чтобы тут же оказаться в уверенных руках Мадам. Ничуть не сомневаясь, она нацелила его Даниэлю в голову, но тут же отступила, поняв, что защищаться больше нет нужды — тот пребывал в бессознательном состоянии и едва ли мог представлять угрозу для кого-то из присутствующих.
— Скорее, свяжите ему руки, — приказала Мадам друзьям графа; сама же она, наклонившись над Пассаваном, прижалась ухом к его груди и убедилась, что слышит пусть слабое и прерывистое, но дыхание. — Аннет, за врачом! Затем — за жандармами. Скажи, что здесь убийство!
Аннет бросилась прочь; вслед за ней из заведения вылетели и спутники графа, полные решимости никогда больше не переступать его порог. Сандрин все еще смотрела на дело рук своих, не веря, что действительно сделала это, а Мадам, стремительно подойдя к Лили, схватила ее за плечи и усадила на ближайший стул.
— Что теперь с ним будет? — спросила несчастная, с трудом шевеля губами. — Что?
— Ничего хорошего, цветочек, — хмыкнула Мадам, наливая ей полный бокал вина и заставляя сделать несколько глотков. — Меньшее, что ему грозит — тюрьма.