Страница 33 из 81
И никто из сидящих в Думе не помнил подобного, когда бы бояре, архиереи и дьяки единым вздохом согласились с государем:
— Воля твоя, государь, для нас — закон.
Да лишь удивились про себя: «Ну хитрован! Ну тихоня! Как нас объехал!» Бороды взялись теребить, себя казнили, что не поспорили с царём Василием.
Он же в сей миг ликовал в душе, потому как одержал верх над боярами, над дьяками и архиереями, кои так долго сопротивлялись его воле, кои прочили в патриархи Филарета Романова. Да поняли, что тому не быть, и сдались. «Ишь, как я вас обошёл», — всё ещё радовался царь Василий. Да знак хороший увидел в том, что посвящение в патриархи Гермогена можно исполнить в большой церковный праздник — день Рождества Иоанна Предтечи. «Сей день рядом, и тянуть нет нужды. Да пока Филарет в Угличе, мы Гермогена без помех и возведём». Так и сказал думным вельможам царь:
— Близок день Рождества Иоанна Крестителя, вот и готовьте храм Успенский к обряду, а я помолюсь за ваше усердие.
Однако архиереи не согласились так поспешно исполнить избрание патриарха. И первым не согласился с царём митрополит Крутицкий Пафнутий, строгий блюститель канонов православия.
— Царь-батюшка Василий, в сём деле поспешность не к месту. Святая церковь должна жить по своим законам, а они говорят, что нужно собрать всех архиереев церкви. Они и поставят патриарха.
— Ишь, оказия, — вздохнул царь. — А когда они соберутся?
— Многие из них уже в первопрестольной, но иншие ещё в пути. Да к первому июля и будут...
— Ну коль так, исполняйте всё по чину, — согласился царь Василий, поднялся с тронного кресла и ушёл, дабы дать волю шумным вельможам поговорить без него всласть.
Успенский собор благостно звенел-гудел от то торжественной литургии. Горели сотни свечей, лампад, освещая лики чудотворных икон, жития святых, Царские врата, сверкающие золотом, лица сотен священнослужителей, вельмож, простолюдинов, благоговейно внимающих гласу архиереев и певчих, воздающих славу Господу Богу. В соборе негде ногу поставить, и вся площадь перед собором полна москвитян. Пришли они на торжество потому, что Гермоген им люб, они знают о его святости и подвигах, помнят, как спасал Василия Шуйского от злого умысла самозванца, как гневно обличал самого Лжедмитрия. Да помнили россияне и прежние подвиги Гермогена, когда восстал против избрания царём Бориса Годунова, когда умиротворял иноверцев в Казани. Это же Гермоген принял новоявленную чудотворную икону Божьей Матери, ноне чтимую всеми россиянами Казанскую Богородицу.
Радуются москвитяне, что обрели угодного себе отца церкви. И все пытаются пробраться поближе к амвону, дабы узреть Гермогена в час поставления в патриархи.
А колокола над Москвою всё благовестят, всё шире распахивая летнее голубое небо. И вдруг над Кремлём наступила тишина. Лишь из Успенского собора доносились голоса певчих.
Обряд посвящения начинал старейший и чтимый архиереями митрополит Новгородский Исидор. Вот на Гермогена надели голубую мантию с источниками, унизанными жемчугами. Потом Гермоген прочитал написанное своей рукой исповедание православной веры. И после сошёл с трона царь, надел на грудь Гермогена панагию, украшенную драгоценными камнями, всем показал сей символ первосвятителя и вознёс на голову белый клобук. А митрополит Исидор вручил патриарху посох святителя Петра Чудотворца.
Потом Исидор и Гермоген запели псалом «Аллилуия»: «Хвалите Господа все народы, прославляйте Его все племена; Ибо велика милость Его к нам, и истина Господня пребывает во век. Аллилуия».
Литургия закончилась всеобщим песнопением. И привели к собору осляти. Гермогену помогли сесть на него. Царь Василий взял осляти за серебряную уздечку и повёл его. Гермоген, как когда-то первый патриарх Иов, объехал вокруг Кремля в сопровождении тысячной процессии с чудотворными иконами и хоругвями, с пением псалмов. Всюду на своём пути патриарх благословлял горожан, которые запрудили площади, улицы, берега реки Неглинной, поднялись на деревья, растущие близ дороги. Гермоген без устали поднимал крест с животворящим древом и повторял без устали: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа...»
Обойдя Кремль, торжественная процессия скрылась в Фроловых воротах. И был званый обед у царя. И горожанам на кремлёвские площади и на Красную площадь выкатили бочки с вином, брагою и пивом. И пироги разносили коробами. Толпы монахов песни зачинали во славу чтимого ими Гермогена — патриарха всея Руси. Москва радовалась, что обрела духовного отца.
В эти же часы закончил свой многодневный путь из Москвы в Путивль князь Григорий Шаховской. Да мало бы кто о нём вспомнил, если бы князь, покидая царский дворец, не выбрал государственную печать России. Все сведые люди знали, что такое державная печать, какая в ней богатырская сила таится. Бумага с государственным гербом поднимала на ноги города, уезды, области. Символ высшей царской власти мог творить добро и зло.
Так и случилось, что, попав в злодейские руки князя — изменника царскому престолу, государственная печать превратилась в орудие зла. Одолев последние вёрсты по Северской земле и появившись в Путивле, князь Шаховской первым же своим действом учинил великое преступление. Он приказал приставам собрать на городскую площадь путивлян и с высокого крыльца воеводских палат сказал им своё лживое слово:
— Миряне, верные сыны законных государей, готовьтесь к новой борьбе за Российский престол. И порадуемся вместе: царь всея Руси Дмитрий Иоаннович жив. Он избежал злодейской смерти с Божьей помощью. Всевышний защитил и сохранил нашего с вами доброго батюшку. И теперь мы вместе очистим от скверны Шуйского Мономахов трон, захваченный насильственно, и посадим на него законного царя Дмитрия! Слава Дмитрию!
Путивль, так и оставшийся столицей северской вольницы, куда стекались гулящие люди без роду и племени, смело отозвался на призыв князя Шаховского.
— Слава! Слава! Слава! — кричали путивляне, готовые идти к призрачной мете сладкой жизни, которую сулил им Шаховской по воле «доброго царя». И чтобы совсем покорить путивлян, Шаховской развернул перед ними грамоту, написанную самим, но с государственной печатью на белом поле.
— Вот он, державный знак царя Дмитрия, который он шлёт вам, путивляне. «Встаньте под знамёна моих воевод, люди земли Северской, идите за ними до победы», — сказано в царской грамоте, — обманывал народ князь Шаховской.
Искры сделали своё дело. В Путивле вспыхнул огонь и снова стал пожирать всё в округе. Ещё до появления князя Шаховского нашёл в Путивле пристанище бывший холоп князя Телетевского Иван Болотников, удалая буйная головушка, видавшая турецкий плен и многажды страдавшая. Князь Телетевский, будучи частым гостем в Путивле, ловко направлял все действия Болотникова в пользу Лжедмитрия.
Болотников был во всём послушен князю, пока не стал главным воеводой большой крестьянской и казацкой рати. Эта рать родилась благодаря проискам князя Шаховского. Он слал из Путивля в Стародуб, в Чернигов, в Новгород-Северский и Белгород, в другие южные города России грамоты от имени царя Дмитрия, прикладывал к ним державную государеву печать. И войско Ивана Болотникова пополнялось отрядами каждый день. Вскоре же было способно выступить против царских войск. И настало время, когда, побуждаемый князем Шаховским, Иван Болотников двинулся на Москву. Лето было в разгаре, и над степными шляхами на десятки вёрст поднималось пыльное облако над вольной ратью.
Удача долго была на стороне Ивана Болотникова. Будучи бывалым и сильным духом человеком, закалённый на турецких галерах и в странствиях от Италии до России, широкий по натуре, Иван привлекал-притягивал к себе вольницу. Она охотно стекалась под его знамёна и шла за ним, «будущим добрым царём», с верой в победу. И с каждым днём атаман-воевода Болотников становился всё более независим от князя Шаховского, и был уже близок час, когда князь будет угодливо и трепетно служить «крестьянскому царю».