Четки фортуны

Бесприютную сиротку не оставит Бог

Служанки и работники с самых зажиточных ферм в округе собрались посидеть на вечеринке. Много было выпито вина и съедено жареной баранины, пока под конец все, сытые и довольные, не уселись вокруг огня у камина. Мужчины раскурили трубки, женщины вынули прялки, и слово за слово – завязался разговор.

Сначала речь пошла о работе, о лошадях, о вине. Все в один голос признали, что такого сидра, как на постоялом дворе Мулека, больше нигде не найдешь.

– За дюжину кружек этого сидра, – хвастливо произнес один из молодчиков, – я бы работал на Анку ну хоть неделю.

Именем Анку бретонцы называют Смерть.

– Лучше попридержи язык, – оборвала его хозяйка дома, – никто не знает, когда он встретит Анку.

Служанки тут же припомнили несколько случаев о всяких умниках, которые разыгрывали смерть, а потом плохо кончили.

– Бабские сказки, – отмахнулся весельчак.– Мертвые мертвы до того, что никому не могут ничего сделать.

– А все-таки, – возразила одна из служанок, – заставь тебя сейчас переночевать в склепе, ты бы не стал особенно петушиться.

На нее начали нападать, да это и понятно: уж если мужики пропустили по кружке да не по одной, они готовы самого дьявола поцеловать в морду.

– Ладно, – вмешался хозяин, – еще не было такого, чтобы я пропустил оказию – проверить на храбрость своих работничков. Кто проведет эту ночь в склепе, тот завтра утром получит от меня эскудо в шесть франков.

Работники захихикали, а кое-кто собрался уходить.

– Ну же, – подзадоривал хозяин, – деньги немалые, почти состояние! Неужели не найдется желающих?

Никто не шелохнулся. У одного ни с того ни с сего заболела спина, у другого нога, третий стал громко зевать.

Хозяин уже было поднял их на смех, как вдруг нежный девичий голосок произнес:

– Скажите, хозяин, а мне вы тоже дадите шесть франков, если я переночую в склепе?

Голос принадлежал девчушке лет тринадцати, худенькой и хрупкой до того, что ей с трудом можно было дать десять. Ее звали Милен, просто Милен, безо всякой фамилии, ибо никому не было известно, кто ее родители. Ее приютили из милости и поручили присматривать за скотиной. За это ее одевали и кормили. Она обычно сидела молча, общипывала ворсинки с нити, которую пряли служанки, и невнятно бормотала какую-то молитву.

– Вы слыхали такое, – возмутилась хозяйка. – Верно говорят, что жадность портит человека! Эта несчастная ради денег готова идти босиком в ад по раскаленным углям. Тебе не стыдно, маленькая голодранка?

– Уверяю вас, госпожа, если я получу эти денежки, я потрачу их на доброе дело, – опустила глаза девчушка.

– Если ты их заслужишь, – вмешался хозяин, – можешь делать с ними все, что твоя душа пожелает. Мне нравится, что у такой крошки больше смелости, чем у взрослых мужчин. Короче, по рукам. Но при одном условии: мы сами отведем тебя в склеп и закроем на ключ. А откроем только завтра после восхода солнца.

В склепе было темно, паутина, словно полупрозрачное, серое покрывало, заволакивала каменные гробницы. Пахло гнилью и истлевшими цветами.

Mилен опустилась на колени, молитвенно сложила руки и обратилась к душам усопших с просьбой заступиться за нее на небесах. Затем она свернулась калачиком на сырой холодной земле, пропитанной тлением, и сомкнула веки. Тут же сладкая нега разлилась по всему телу, откуда-то донеслась нежная музыка арф и убаюкивала ее.

Милен казалось, что она лежит не в этом страшном темном склепе, а парит в голубом небе среди белых воздушных облаков, залитых в солнечным светом.

Всю ночь она проспала, как убитая. А утром, открыв глаза, удивленно осматривалась вокруг не в состоянии понять, где она находится. Вдруг раздались знакомые голоса: это хозяин фермы с женой, кухаркой и подмастерьями пришел отпереть ей дверь.

– Вот твой эскудо, Милен,– торжественно произнес хозяин. – Ты его честно заработала.

Милен поблагодарила его, сжала в кулачке серебряную монету и побежала в церковь. Она отдала ее священнику и попросила отслужить молебен за того, кто мается на том свете больше, чем Милен на этом.

– А вдруг это душа моей матушки или моего батюшки. Души усопших в склепе знали, на что я потрачу деньги, потому и помогли мне.

После молебна Милен вприпрыжку побежала на ферму. По дороге ей встретился древний старец с белыми, как лунь, длинными волосами. Держался он прямо и ни капельки не горбился. Он поклонился Милен:

– Вы не окажете мне любезность, милая барышня? Не отнесете вот эту записку хозяину замка?

– Ну, конечно, отнесу, почтенный господин, – отвечала девчушка.

Старец улыбнулся так тепло и душевно, так сердечно и искренно поблагодарил Милен, что она не могла забыть его улыбку и голос всю дорогу до самого замка. А когда она подошла к замковой площади, кроны буковых деревьев на ней так громко зашелестели, словно каждый лист на них был певчею птицей.

– Ах, как хорошо на душе, – улыбалась Милен. – Этот старец точно к добру.

Откуда ни возьмись, перед ней вырос хозяин замка.

– Куда ты идешь одна, дитя мое? – строго спросил он.

– Несу вам вот эту записку, – учтиво поклонилась Милен. – По дороге мне встретился седовласый старец и попросил отнести ее вам.

– Когда это было? – заинтересовался хозяин замка.

– А вот совсем недавно, сегодня утром.

– Как выглядел этот старец?

– Очень благородно. Такой высокий, прямой, с длинными седыми волосами. Глаза у него и голос очень добрые.

– А ты бы узнала его, если бы увидела на портрете? – смертельно побледнел хозяин замка.

– Конечно.

– Тогда следуй за мной.

Он повел ее через анфиладу залов, увешанных семейными портретами. Милен смотрела на них безучастно. Хозяин совсем уж было утратил интерес, как вдруг хлопнул себя по лбу:

– Чердак! На чердаке! Я совсем забыл про чердак!

Они поднялись на чердак, заваленный всякой рухлядью, старьем и картинами и стал их показывать Милен. Чтобы увидеть изображение на них, ей приходилось фартуком вытирать с них толстый слой пыли.

– Вот! – наконец воскликнула она.

Это был портрет того самого старца, которого она встретила сегодня утром по дороге в замок. Те же добрые глаза, те же седые, как лунь, волосы.

Хозяин долго рылся в архивах библиотеки, просматривал пожелтевшие от времени бумаги. Наконец, со слезами в голосе обратился к Милен:

– Портрет господина, который ты видела на чердаке, принадлежит моему прапрапрадедушке. Он умер более трехсот лет тому назад и не мог получить отпущения грехов до тех пор, пока какой-нибудь бедняк из самых бедных на последний грош не закажет молебен за упокой его души. А ты, милое дитя, судя по записке с почерком моего прапрапрадедушки, это сделала. Ты спасла его, освободила, отпустила его душу на покаяние. И я с этой минуты прошу тебя оставаться в моем доме. Я буду относиться к тебе как к родной дочери, дам тебе достойное воспитание и выдам замуж за человека столь же благородного по крови, сколь ты благородна по духу. Ведь брак должен быть равным.

Так Милен стала жить в замке, окруженная любовью и уважением, ни в чем не зная нужды. По вечерам она часто сидела за вышиванием своего приданого и ей даже в голову не приходило, что стоит оно, быть может, тысячу таких серебряных эскудо, как то, которое она в одно прекрасное утро отдала священнику на молебен за упокой заблудшей души.