Страница 40 из 50
Усадьба в Кьянти
По телевидению уже шли новости: кризис в Италии, первомайская стычка в Москве – на ней Оксана открыла глаза. Первая шеренга врезалась в ряды спецотрядов, пошли в ход дубинки, кого-то тащили, кого-то, уже на земле, успокаивали сапогами. Двести человек ранены, один убит – таков итог солнечного весеннего утра.
Оксана встала и пошла к умывальнику. Вода полилась из крана, разбрасывая сверкающие брызги.
«Вчера в Париже публично застрелился Пьер Береговуа…»
Оксана с криком выбежала из ванной – к телеэкрану. Но все подробности не давали ответа на вопрос, почему он это сделал? Славянская душа не вынесла? За французской концовкой «вуа» легко прочитывался Петро Береговой.
Оксана открыла окно. День обещался аквамариновый. От ночного дождя осталась свежесть и кое-какая серебристая тучка на промытом флорентийском небе. Все церкви разноголосьем колоколов зазывали на утреннюю мессу, и звон катился мячиками по площади из буро-красных черепичных крыш, раскинувшихся под окнами гостиничного номера. Крест над остроконечным фасадом какой-то церкви смотрел прямо в окно.
Но – прочь все мысли. Сегодня предстоит поездка в Кьянти, край, давший имя знаменитым классическим винам. Через полчаса за ними, Оксаной и детьми, заедут, а надо еще одеться и позавтракать.
И вот они мчатся среди ухоженных, причесанных, в завитках виноградной лозы холмов Кьянти. Земля разбита на аккуратные лоскуты: зеленый, темно-зеленый, светло-; и распахана ровными красными-некрасными, огненно-охровыми полосами. Оказывается, в живописи существует цвет сиенская земля. Вот этот, апельсиново-ржавый, как пашня на склоне, пропитанная и напитанная солнцем. А солнце раскаляется сильнее, серебристые тучки сверкают, как сталь, и неприкаянно скитаются по небосклону.
По пустынной дороге в смешанном лесу машина поднимается в гору, шины зычно чертят щебенку и останавливаются перед трехэтажной кирпичной виллой. Навстречу прибывшим идет коренастый мужчина и с ним высокая молодая женщина.
Хозяин с хозяйкой.
Они приветливо здороваются с гостями и зовут за собой, в свои покои. Большая зала с огромным камином, кухня со старинными печами; спальни же – во втором этаже: белые шторы с мережкой на окошках, убранные кровати, туалетные столики, где старинные вещицы соседствуют с последней моделью телефона. Из окна распахивается необъятный вид на пол-Тосканы с тремя кипарисами и пинией на краю. Крона у пинии похожа на облако.
Затем они показывают нечто необыкновенное: фамильную церковь. Хозяин с хозяйкой венчались здесь. Здесь же покоятся останки тех, из чьей плоти они сделаны. На мраморных досках бесхитростные надписи: родился… и умер после тринадцатидневных жестоких страданий от рака желудка или от сердечного припадка, и семилетний сынок, проливая слезы, возложил сию доску.
У католиков нет запрета женщине заходить за алтарь, и Оксана зашла с неловким чувством (в плечах) святотатства. Простые, белые стены с темным распятием и забытой в углу мраморной статуей светского характера.
Церковь посвящена Святому Мартину, в его день она отпирается и устраивается праздник с обильным угощением винами. Здешние виноградники дают вина марки «Черный Петух». В погребах виллы хранятся великанские бочки белого и красного вина разных лет и штабеля черных запылившихся бутылок, в которых оно стареет. Стены погребов трехметровой толщины и арочные своды, сложенные из кирпича, надежно берегут прохладу, необходимую для вин. Как приятно выйти снова на солнце, на свежий воздух. Хотя не такой уж он свежий: солнце начинает бесчинствовать и воздух обжигает дыхание.
Вошли в виллу. В большой прихожей висят под стеклом свадебные фотографии. Невеста, как и быть должно, во всем белом и длинном. А по такому случаю збандьерати (знаменосцы) старинной сиенской контрады, шествия с флагами и гонками на лошадях в средневековых костюмах, пришли показать свою ловкость в искусстве манипулировать, джигитовать флагами на параде. И неспроста. Отец жениха был капитаном «Совы», одной из команд, вокруг которой разгораются сезонные страсти страшней, чем в футболе. Контрада проводится в Сиене ежегодно, к ней специально готовятся, ревностно соблюдая все правила и символы, идущие из Средневековья. Быть капитаном «Совы» – это не песни петь.
Дальше все заходят в уютные комнатки с букетами сухих цветов и трав в вазах и на стенах. Особенно красивы красные цветы с колосьями в сите, прибитом над камином. Эти комнаты сдаются туристам, ищущим сельских радостей.
Вся эта вилла – не что иное, как отель самой высокой категории. Целыми днями его «дачники» гуляют в окрестностях, подолгу обедают, запивая говяжью вырезку по-тоскански лучшим из кьянти и купаются в бассейне. Голубой, как изразец, он сверкает под открытым небом почти среди дикого поля. Чтобы добраться до него, надо пробираться сквозь густую траву. Дети не выдержали хороших манер, скинули обувь и понеслись вприпрыжку со звериным криком счастья и силы.
Вода еще холодная, но оттащить их от бассейна невозможно. А впереди ждут флигеля, тоже обустроенные под гостиничные номера и мало отличающиеся от монашеских келий. Койка, стол, шкаф, умывальник. Но что еще человеку нужно?
Предстояло осмотреть и цеха ферментации вин – землицы-то гектаров с тридцать, со всей собирается виноград и делается это известное во всем мире вино. Хозяин с подробностями рассказывает, как проходит сборка урожая, сколько требуется рабочих рук, а Оксана любуется им и его женой. Он говорит обо всем с душой, все здесь взлелеяно его хлопотами и заботами. Это – его жизнь, он – ее часть. Он – часть этой земли и виноградников, в них его сила. И вообще, сила человеку от земли.
Какая они с хозяйкой безмятежная пара! Ну, да как знать? За розами всегда скрываются шипы. Но какие уж тут шипы!
И только после цехов с огромными вертикальными цистернами и комбайнами для сбора винограда под палящим солнцем гостей проводили в павильон, где налили прохладного белого кьянти, живого, солнечного сока этой рыже-ржавой кормящей земли. Налили и с собой дали по три бутылки.
Загремел гром, и это было неожиданно: солнце сияло, утренние тучки отодвинулись на горизонт.
Оксана с детьми пошла к колодцу, мужчины остались беседовать.
И уже совершенно вымотанные и хмельные от свежего воздуха и ходьбы, Оксана, дети сели с друзьями в фургончик и потряслись обратно.
Не успели отъехать от усадьбы, как дождь забарабанил по крыше и по дороге, взбивая над ней клубы пара.
– Бедняги, вот уж где бедняги, – озабоченно крякнул Сандр, сидевший за рулем.
– Кто бедняги? Почему?
– Как? Ты ничего не знаешь? – Он даже повернулся к Оксане.
И его жена рассказала, что неделю назад отец хозяина пустил себе пулю в рот. Из-за того, что разорился. Вложил деньги в постройку гостиницы в пригороде Флоренции, но пригород выбрал неудачно, турист туда не едет. Гостиницу хоть выбрось. Заем в банк невозможно выплатить, да и проценты выросли так, что теперь надо продать вот эту усадьбу, чтобы кое-как их покрыть. Нервы у старика не выдержали – вот он и отделался пулей. Неделю назад. А сын и невестка держались спокойно и безмятежно.
Дождь уже не барабанил по крыше, а шел сплошным накатом. Тоскана, ее оливковые рощи на холмах и одинокие усадьбы остались за матовой вуалью дождя. Как же эти люди будут жить без земли, в которую они вложили себя? И как получается, что за какую-то ошибку, за проценты, абстрактные цифры, никогда не бывшие осязаемыми ценностями: пшеницей, шелком, медом – надо отдать свою землю с косточками пращуров, землю, которая давала жизнь тебе, а ты – ей? За проценты. По закону это верно, но по совести – это чушь какая-то и грабеж.
Оксана посмотрела на красивые бутылки вина. Подарок. Денег за него не захотели. Как же теперь благодарить за него? Какими процентами?
Гром грянул гневным молодом басом. На кого это он так?
Май начался.