Страница 4 из 40
С тех пор я бесчисленное количество раз подумывала о том, чтобы прояснить Джонатану ситуацию, сказав ему, что в тот день он подумал обо мне самое худшее, хотя понятия не имел, что я сделала или чего не знала. Что, пусть мне ненавистно то, как он мне это высказал, я благодарна за то, что он сбросил на меня эту бомбу. Что из-за его жестокой честности я раскопала истинные мотивы Трея, порвала с ним отношения и рассказала чете Бейли, что именно произошло, чтобы быть уверенной — они знают, что я полностью предана им и этому месту.
Но меня каждый раз останавливает то, что в этой битве за книжный магазин у нас не принято обсуждать нашу личную жизнь, не говоря уже о признании в уязвимых чувствах. Это потребовало бы ослабления бдительности. В нашей нескончаемой битве за превосходство я не могу пойти на такой риск.
В моменты моей наибольшей благосклонности к Джонатану — и может, это были также моменты, когда я хоть немного переживала об его хорошем мнении обо мне — я надеялась, что он сложит два и два вместе. Что Джонатан поймёт, что Трей остался в прошлом, когда пройдут месяцы, а выкупа не произойдёт, когда мои отношения с четой Бейли останутся тёплыми и семейными, и не будет никаких следов моего бывшего. Очевидно, я ожидала слишком многого.
И теперь я знаю почему. Джонатан Фрост всегда думал обо мне только самое худшее. И, возможно, в глубине души я уже знала это. Но теперь, когда это совершенно очевидно, прямо у меня перед глазами, извращённое наслаждение, которое я получу, доказав, что он неправ, намного перевешивает реальную уязвимость того, что я собираюсь признать. Я больше не могу этого делать, не могу выносить ни секунды дольше, позволяя ему быть таким чертовски самодовольным и уверенным, будто я именно такая, какой он меня считает.
Так что, глядя на Джонатана снизу вверх, я говорю ему:
— Трей определённо так поступил бы. Вот только он не является моим парнем с тех пор, как я рассталась с ним шесть месяцев назад. На самом деле, ты был тем, кто просветил меня, Джонатан, но, конечно, ты решил, будто я уже знала о выкупе, и не учёл, что с тех пор, как ты появился здесь, меня отстранили от важных финансовых встреч, и что я вообще ничего не знала. Благодаря тебе я поняла, что Трей был со мной из-за моего влияния на чету Бейли, надеялся, что он сможет переманить меня на свою сторону и убедить их принять предложение Поттеров о выкупе.
Укол смущения от того, что я только что сказала, поглощается ликованием, когда я наблюдаю, как краска сходит с лица Джонатана. Его рот приоткрывается. Его рука с цветами падает на прилавок с оглушительным стуком. Я лишила Джонатана Фроста дара речи.
Обрадованная, я одариваю его довольной улыбкой.
— Возможно, пришло время перейти к чтению полицейских детективов, мистер Фрост. Ваши навыки сыщика слабеют.
На этой торжествующей ноте я делаю пируэт в сторону от прилавка и подхватываю свои самодельные украшения.
Пришло время превратить это место в зимнюю страну чудес.
Глава 2
Плейлист: Mountain Man — Greensleeves
Когда я восемь часов спустя закрываю за собой дверь, меня встречает хор криков «Добро пожаловать домой!».
Джун и Элай, мои лучшие друзья, а также соседи по комнате, расположены на тех же местах, что и всегда, когда наши свободные вечера совпадают — Элай на диване, ожидает, когда можно будет разделить утяжелённое одеяло, Джун, как одинокая правительница, восседает на своём кресле. Бросая зефир в телевизор, Джун шипит, когда на экране появляется Эбенезер Скрудж Майкла Кейна. Праздничный киномарафон начался.
— Еды, — невнятно бормочу я, снимая ботинки. Я срываю с себя зимнюю одежду и оставляю за собой мокрый след в прихожей нашей квартиры.
— Суп горячий, — говорит Элай.
— Хорошо. Мне нужно оттаять.
Я бреду на кухню и наливаю себе тарелку великолепного куриного супа Элая, борясь с приступом ошеломляющей меланхолии. Немытые дорожные кофейные кружки Джун валяются на столе рядом с кулинарными книгами Элая. Элай смеётся над фильмом, когда Джун делает Скруджу красочный жест рукой. Я закрываю глаза и наслаждаюсь моментом, запечатлевая его в своих воспоминаниях, потому что знаю, что эти отношения с соседями по комнате не будут длиться вечно.
Со времен колледжа мы втроём жили вместе, потому что это позволяло нам экономить деньги в дорогом городе и позволить себе жильё получше, чем мы могли бы снять самостоятельно. Но я знаю, что будет дальше. Скоро Элай и его бойфренд Люк будут жить вместе; Джун наконец-то переедет поближе к больнице, потому что устала от долгих поездок на работу.
А я буду одинокой Габриэллой, с её кошкой Имбирным Пряником и стопками любовных романов от пола до потолка. И это не плохая жизнь, просто… Я буду скучать по ним, и я не умею приспосабливаться к переменам, и правда в том, что, хотя праздники — моё любимое время года, это не только потому, что я люблю снег и абсолютно всё мятно-шоколадное, сахарное печенье и праздничные традиции — это люди, с которыми я провожу данное время года, и благодаря которым оно значит для меня всё. Это наш праздничный киномарафон, когда мы готовим пиццу по семейному рецепту вместе с суфганией от Элая. Это когда мы втроём совершаем нашу ежегодную прогулку по зимней стране чудес в оранжерее с крепким сидром в термосах, а Джун, подвыпив, затевает игру в снежки по дороге домой.
Что, если это наш последние совместные праздники?
Джун застаёт меня погружённой в свои сентиментальные мысли и хмурится.
— Всё в порядке?
— Да, — я отворачиваюсь, чтобы она не видела, как я хандрю. — Как у вас дела на работе?
— Загружены, — отвечают они оба.
Это почти всё, что я получаю от них, когда спрашиваю о работе, поскольку это конфиденциальная информация. Джун — медсестра отделения интенсивной терапии, а Элай — детский психотерапевт.
— А как насчёт тебя? — окликает Джун, когда я поджариваю себе кусочек тоста.
— Утомительно, — говорю я ей, смотря по телевизору титры-заставку «Рождественской песни с Маппетами». — Я весь день имею дело со своим собственным Скруджем.
Джонатан был угрюмее обычного, когда я украшала книжный магазин и подпевала своему праздничному плейлисту. Пока я украшала залы самодельными сверкающими снежинками из глины и папье-маше, кинарами и рождественскими елками, семизвёздочными пиньятами и подсвечниками на семь свечей, символами солнцестояния, я неоднократно ловила на себе его взгляд с этим новым, хмурым, загадочным выражением. И когда ему пришло время уходить — мы по очереди остаёмся до семи, чтобы закрыть магазин — он выбежал, даже не сказав своего обычного угрюмого «Доброй ночи».
Когда я возвращаюсь в гостиную, Элай откидывает одеяло для меня на диване. Я приземляюсь с неуклюжим шлепком и едва ухитряюсь не забрызгать нас супом.
— Итак, ты имела дело с мистером Скруджем, — говорит он, — и сегодня первое декабря. Это значит, что ты сегодня украсила книжный магазин. Это кого угодно вымотает. Как ты это делаешь сама, выше моего понимания. Тебе следует нанять кого-нибудь в помощь.
— На это нет денег, Элай.
— Этот придурок, с которым она работает, мог бы ей помочь, — бормочет Джун в свой суп.
— Ха, — я фыркаю. — Он бы никогда и не подумал. Джонатан такой гринч.
Поставив фильм на паузу, Элай дипломатично говорит:
— Возможно, праздники — непростой для него период.
Мы с Джун сверлим его суровыми взглядами.
Он поднимает свободную руку в знак капитуляции.
— Я просто говорю, что по разным уважительным причинам не все любят праздники.
— А что тут не любить? Я усердно работаю, чтобы включить и отобразить все зимние праздники, чтобы каждый, кто посещает «Книжный Магазинчик Бейли», чувствовал себя желанным гостем.
Элай кладёт утяжелённое одеяло мне на колени.
— И у тебя это прекрасно получается. Но, следуя твоей логике, если мы действительно приветствуем любое празднование сезона, это включает в себя приветствие даже тех, кто не считает его таким праздничным.