Мотив омелы

Наконец-то я вольна осуществить свою месть, и я начинаю с того, что гарантированно выведет его из себя. Так бывало каждый раз, когда я это делала. Улыбаясь Джонатану, я начинаю напевать.

Little Jack Frost, get lost, get lost!

Его глаза сужаются. Челюсти сжимаются. Боже, это доставляет такое удовольствие.

— Жаль, что тебя зовут не Джек, — говорю я ему, исполняя небольшой джазовый танец, затем повторяю припев. — Типа, ну серьёзно. Джек Фрост? Разве может быть ещё лучше?

Бормоча что-то себе под нос, он рывком открывает дверь и затаскивает меня через порог.

Мне не нравится, когда меня так таскают, но я не горю желанием дольше необходимого торчать на холоде в одном только розовом платье-свитере длиной до колен и без пальто. Я бросаюсь внутрь, дрожа, и тепло магазина окутывает меня. Затем я поворачиваюсь лицом к Джонатану, когда он закрывает дверь и запирает её на ключ — горькое напоминание о том, что я застряла здесь с ним в и без того напряжённых профессиональных обстоятельствах, которые только что ухудшились.

— Ты знаешь, что это значит, — говорю я ему. — Что сказали Бейли.

Прошагав мимо меня, он подхватывает стопку праздничных любовных романов, которые я выставляю на тематическом столике, и засовывает их себе под мышку.

— Это означает, что данный независимый книжный магазин находится на грани финансового краха, ибо много лет терял деньги из-за устаревших методов ведения бизнеса, прискорбно неэффективной системы кондиционирования воздуха, нулевого присутствия в интернете и вопиющего пренебрежения конкурентными ценами.

— Ну, да, но я не это имела в виду.

Он останавливается и поворачивается, взгляд его холодных зимне-зелёных глаз останавливается на мне.

— Тогда что ты имела в виду, Габриэлла?

Его резкий, снисходительный тон снимает крышку с моей скороварки гнева. Кипя от злости, я сокращаю расстояние между нами и вырываю праздничные романы из его рук, возвращаясь к тематическому столу.

— Как будто ты не знаешь, о чём они говорили, когда говорили о сокращении расходов. Если не произойдёт финансового чуда, один из нас не выйдет на работу в новом году.

Джонатан сгребает стопку только что вышедшего зимнего паранормального триллера и с глухим стуком бросает её на журнальный столик, опрокидывая мои праздничные романы.

— Конечно, именно это они говорят, — огрызается он. — Я знал это с самого своего трудоустройства, Габриэлла. Я готовился к этому с самого первого дня.

Я сердито снова складываю романы стопкой, расставляю их спереди и отодвигаю его зимний триллер в конец.

— Как мило с твоей стороны, Джонатан. Однако некоторые из нас были слишком сосредоточены на своих повседневных обязанностях в книжном магазине, чтобы тратить время на просчёты профессионального саботажа.

— А, точно, — холодно говорит он. — Конечно. Я жестокий капиталист, который пришёл и безжалостно сделал бизнес эффективным, в то время как ты — невинная жертва моих безжалостных махинаций, которая ни разу не пожелала, чтобы я ушёл, и чья любовь к книгам и чьи великолепные улыбки редеющим клиентам волшебным образом поддерживали всё на плаву.

Мои руки сжимаются в кулаки.

— Я признаю это, — говорит Джонатан, его голос звучит холодно и обманчиво мягко. — Я мыслящий стратег, Габриэлла. Я предвидел всё, что было сказано на сегодняшней встрече. Но избавь нас обоих от чуши о том, что я единственный, у кого имелись скрытные планы с того самого дня, как меня наняли.

— Сказал парень, который скрыл от меня эту встречу!

Он закрывает глаза и стискивает зубы. Знает, что попался.

— Я хотел тебе сказать. Я клянусь.

— О, да? — я складываю руки на груди. — Когда?

— Вчера, но… — он прочищает горло. — Вчерашний день выбил меня из колеи, и я забыл. Я твёрдо намеревался рассказать тебе об этом сегодня утром, как только ты придёшь сюда. Но потом Бейли — впервые за всё время и в самый неподходящий момент — пришли раньше, а потом я задержался, потому что эта чёртова кофейня, где готовят твоё любимое мятное шоколадное молоко…

— Горячее какао!

— Без разницы! Они перепутали твой заказ, поэтому я попросил их переделать, а когда я добрался сюда, было уже слишком поздно. Я видел это по тому, как ты метала в меня кинжалы. Ты уже решила, что я нарочно оставил тебя в неведении.

— Ты знал об этом неделю, — огрызаюсь я в ответ. — Почему ждал до последней минуты?

Джонатан трёт лицо.

— Я гарантирую тебе, Габриэлла, если бы я объяснил, что произошло, ты бы мне не поверила.

Я свирепо смотрю на него.

— Ты изучил меня вдоль и поперёк, не так ли?

— Как будто ты не виновна в таком же мышлении? — он смотрит на меня сверху вниз, сжав челюсти. — Ты тоже думаешь, что изучила меня. И ты меня за это терпеть не можешь.

— Я… не выношу тебя, — признаюсь я, ненавидя то, как дрожит мой голос.

Джонатан выгибает бровь.

— Это и так ясно.

— Ты заставляешь меня чувствовать себя неполноценной, — говорю я ему сквозь ком в горле. Смаргиваю слёзы. — Когда они наняли тебя, всё, о чём я могла думать — ты здесь, потому что я недостаточно хороша.

Выражение его лица меняется. Он открывает рот, будто собирается что-то сказать, но недостаточно быстро. Меня уже понесло.

— Я признаю, что временами меня раздражало снисходительное, единоличное правление террором урезания бюджета, мистер Фрост, но но меня в этой жизни и без того достаточно унижали снисхождением и отбрасывали как нечто неважное, и я больше не буду это терпеть. Я имею полное право постоять за себя.

Теперь он выглядит поражённым, его глаза мечутся, всматриваясь в мои. Он делает шаг ближе. Я отступаю назад и натыкаюсь на стол с книгами, отчего стопка каскадом падает на пол.

— Габриэлла…

— Я люблю это место. Всем сердцем, — шепчу я, и огонь внутри меня разгорается ярче. — И у нас есть три с половиной недели, чтобы спасти его, — оттолкнувшись от стола, я вторгаюсь в его личное пространство, пока не вспоминаю, что пусть я высокая, Джонатан намного выше. Наши груди соприкасаются. Наши глаза встречаются. — Три с половиной недели до последнего рабочего дня в этом году. Если не произойдёт финансового чуда, придётся сократить расходы. Одному из нас придётся покинуть «Книжный Магазинчик Бейли».

Его глаза изучают мои на протяжении одного напряжённого, молчаливого момента.

— Вот так просто? — спрашивает он.

— Вот так мрачно. Ты их слышал. Ты знаешь цифры даже лучше меня.

— Да, — Джонатан смотрит на меня сверху вниз, свирепо, не мигая. — И я так легко не сдамся. Я не уйду, не поборовшись за своё место, Габриэлла.

Я сердито смотрю на него.

— Я предвидела это. Итак, вот как это решится. Тот, кто продаст больше всего книг в этом месяце, тот и останется.

Одно долгое, напряжённое мгновение Джонатан молчит. А когда он заговаривает, его голос звучит ровно и холодно.

— И ты видишь только такой вариант.

— Я признаю, что прямые продажи книг — не самый всеобъемлющий показатель управленческой компетентности, но давай посмотрим правде в глаза: в дальнейшем победитель будет использовать то, что привнёс в это место другой. Без меня книжный магазин застрял бы в 1988 году. Благодаря многолетнему моему влиянию у тебя есть прекрасное пространство для приёма клиентов и продаж, наполненное привлекательными индивидуальными элементами; доступная, интуитивно понятная планировка по жанрам и поджанрам; и целый календарный год уже запланированных мероприятий и подписания книг. Благодаря мне.

— А благодаря мне, — говорит он, — у тебя есть система кондиционирования воздуха, которая не является единоличной причиной таяния ледников в Антарктиде, не увеличивает счёт за коммунальные услуги до размера ВВП небольшой страны и не отпугивает клиентов своей неспособностью регулировать температуру; стратегия расширения запасов на основе данных о ключевых сегментах покупателей; о и, конечно же, эта незначительная деталь — система платежей и бухгалтерского учёта, которая относится к двадцать первому веку.