Плач палача

Каждое утро Гринев приходил на работу, зная, что через две-три минуты в кабинет войдет Орлова. Он ждал ее прихода, готовя разные фразы, которыми можно было бы задержать ее ненадолго. Но в ответ на ее «доброе утро» он неизменно отвечал «доброе утро, Алевтина Михайловна» и спешил писать что-то ненужное в блокноте. Лишь недавно он позволил себе произнести другой текст. Он осмелел в преддверии встречи Нового года. Этот праздник он привык встречать в домашнем кругу: мать, жена, сын и он. Это был ритуал, который они соблюдали ради мальчика. Семейный праздник превращался в ежегодное представление, после которого так хотелось скорее юркнуть в постель, закрыть глаза и заснуть. Но на этот раз Гринев решил сломать традицию: сын тоже впервые собирался новогоднюю ночь провести в кругу одноклассников. Антон Савельевич понимал, что вечер будет снова испорчен, если он останется дома. Вера обязательно сделает его невыносимым. Поговорив заранее с матерью, он почувствовал облегчение.

– Ну конечно, сынок, тебе нужно быть там, где твое сердце, – ласково сказала мама. Она как никто другой понимала его, ощущала самую ничтожную смену настроения. И конечно, не могла не заметить, что с ее мальчиком творится что-то в последнее время. Антон был поражен ее наблюдательностью, а она только негромко засмеялась. – Твоя мать стара телом, но не душой, дорогой. Хватит играть. Ты устал от всего этого, я ведь не слепая.

– А ты, как же ты? Останешься с ней вдвоем, что ли? – Антону было неловко.

– Я прекрасно проведу время у соседки. Она столько раз звала меня, но я отказывалась, выбирая для себя роль громоотвода в нашей семейной вечеринке. Теперь я могу принять ее приглашение. За меня не переживай.

Так Гринев окончательно укрепился в желании встретить Новый год в кругу сотрудников. Главное, что хозяйкой мероприятия будет Орлова – он не может упустить шанс изменить их отношения. Ничего крамольного – просто снять напряженность, которая неизбежна в отношениях «начальник—подчиненная». В такую ночь о рангах забывают. А она, чувствуя его настроение, держалась, едва скрывая волнение. Антон Савельевич видел, что она тоже украдкой следит за ним. Она бросала в его сторону мимолетные взгляды, отлично выполняя роль радушной хозяйки.

Она была такая красивая в своем длинном платье с глубоким вырезом сзади. В эту ночь она забыла о своей привычке прятать глаза и стараться быть незаметной. Она царила, не боясь обращать на себя внимание. Алевтина смеялась, украдкой наблюдая за Гриневым, и успокаивалась: он сосредоточен на ней, его взгляд скользит по ее фигуре. Она не может ошибаться! Она была уверена в том, что сегодня выглядит неотразимо. Эта уверенность делала ее необычайно привлекательной. Плюс к этому волосы ее были тщательно уложены в замысловатый узел, несколько локонов свисали, мягко ложась на плечи. Гринев смотрел на нее, думая о том, что она родилась не в свое столетие – хотя бы лет на сто раньше. Ее бы так украсили чопорные прически тех времен, роскошные платья со складками, неспешно двигающимися, подчиняясь своей хозяйке. Антон Савельевич был уверен, что Алевтина смотрелась бы неотразимо. Она даже на работе в белом халате выделялась среди остальных: в ее движениях была продуманная неспешность, грация. Только глаза она слишком часто опускала вниз, глядя себе под ноги. Антону так хотелось подбодрить ее, сказав комплимент, от которого она расцветет, распрямит плечи. Но работа предполагала деловые отношения, вот сегодня – другое дело.

Оставшись вдвоем, они не сразу начали разговор. Алевтина выключила в прихожей свет и вернулась в комнату. Гринев разлил по бокалам шампанское, один из них подал хозяйке.

– Я никогда не пила столько вина, – улыбнулась Алевтина. – И мне никогда не было так хорошо, как сегодня.

– Значит, таким будет и весь год. Вы верите в приметы?

– Не знаю. Я не думала об этом. Наверное – нет. В какие-то силы, которые помимо нашей воли определяют события в жизни, – верю. Только я не знаю, как их назвать? Рок? Судьба? Рука Всевышнего?

– Все в жизни не случайно. И просто, и сложно, – задумчиво сказал Антон Савельевич, но тут же подумал, что эта ночь не годится для философских разговоров. Неповторимое время начала нового отсчета времени – его нужно проводить особенно, заполнить чемто запоминающимся. Гринев улыбнулся, поднимая бокал. – За вас, Алевтина Михайловна, за прекрасную хозяйку. Теперь я точно уверен в этом.

– Спасибо, – оба медленно выпили и осторожно поставили бокалы на стол.

Снова возникла неловкая пауза. Гринев решил, что на этот раз первым нарушит молчание. Прямо глядя Алевтине в глаза, он сказал:

– Я так рад, что переборол себя и замечательно провел время. Я ведь отшельник, давно и, думал, навсегда.

– Никогда бы не подумала такого о вас, – удивленно подняла брови Алевтина. Она взяла конфету, развернула шелестящую обертку и протянула ее Гриневу. Тот улыбнулся, но отрицательно покачал головой.

– Спасибо, сегодня много сладкого, слишком много для меня.

– А я обожаю конфеты. Сказывается детство, наверное.

– А я не могу заснуть, если дома закончился хлеб, – признался Гринев.

– Серьезно? – Алевтина поняла, что между ними должно быть больше общего, чем кажется на первый взгляд. Но после паузы сказала: – Вы не похожи на отшельника. Вы производите впечатление очень общительного человека, легко находящего общий язык.

– Да? Ну и слава богу. Значит, не все потеряно.

– В вашем ли возрасте быть пессимистом?

– Мне за сорок, – Антон Савельевич хитро сощурился. – Я, как женщина, не люблю говорить о своем возрасте. Это не кокетство. Может быть, потому, что в свои годы я так и не достиг того, к чему стремился… Иногда мне кажется, что я занимаю чужое место под солнцем. Тот, другой, добился бы гораздо большего, а я…

– Вам грустно, грустно и тяжело на душе. Не нужно притворяться – я вижу. Освободитесь от горечи. Мы остались одни. Можно не притворяться, только две пары глаз, никого больше… – Алевтина заметила, как Гринев подался к ней всем телом, через стол, словно хотел обнять, но забыл о преграде между ними. Ей стало не по себе. Она сказала то, что женщина первой говорить не должна. Закусив губу, она опустила голову. – Я имела в виду, если произнести вслух то, что накопилось, проблема уже не кажется такой неразрешимой.

– Извините, я совсем не хотел превратить этот чудный праздник в ночь исповеди, – Гринев виновато усмехнулся, и Алевтина подумала, что он сделал это так по-детски.

Беззащитный, потерявший лоск, не решившийся на откровенный разговор, он тяжело опустился на стул. Он так не вовремя занялся самокритикой – это всегда действовало на него удручающе. Хорошее настроение улетучивалось, оставляя в душе неприятный осадок от сознания собственной никчемности. В этот новогодний вечер он на время забыл о том, кто он есть, позволив себе окунуться в согревающее тепло зарождающегося чувства. Где-то в другом измерении остались Вера, сын, холодный дом, постель, в которую он давно ложится один, стараясь поскорее уснуть. Самое ужасное, когда Вера вдруг решает возобновить отношения и бесцеремонно приходит к нему, полусонному. Он не сразу находит в себе силы сопротивляться, а потом позорно соглашается на близость, воспоминания о которой жгут щеки утром. Стыд не позволяет ему смотреть в глаза домашним. Антон нервно повел плечами, вспоминая об этом. Он понял, что должен сегодня освободиться от своих призраков.

– Вы можете мне помочь, – вдруг тихо сказал Гринев.

– Что это означает? – настороженно спросила Алевтина.

– Я не хочу уходить. Мне некуда идти, – в этот момент Гринев был уверен, что поступает единственно верно. – Позвольте мне остаться.

– Это невозможно, – прошептала Алевтина. Антон Савельевич поднялся из-за стола, намереваясь подойти к ней, но, увидев страх в глазах женщины, остановился. – Это неправильно.

– Я знаю, – согласился Гринев. Каждый вложил свой смысл в сказанное. Алевтина имела в виду, что они слишком мало знают друг друга, что она не может вот так взять и оставить его в своем доме. А Гринев – что он не свободен, у него есть семья, о существовании которой Орлова наверняка знает. Он ошибался, она придерживалась собственных правил. – Вы мне нравитесь давно. Знаете, вы были первой, на кого я обратил внимание, войдя в корпус института. Я шел за вами, наблюдая за необыкновенно легкой походкой, грацией движений. Я даже предположить не мог, что вы окажетесь в моей лаборатории.