Расцвет Рагнарёка

– Мам, пройдёмся по магазинам? Купим местные бусики какие-нибудь? – просилась Ханна.

– Думаешь, они чем-то торгуют? Такой хлам кругом, дороги не чищены, мусор на каждом шагу, кости, объедки, платки… Их убирать совсем не учили, что ли? Не буду я среди такой грязи ничего покупать, одна зараза подцепится, – возмутилась та.

– Здесь так много шьют, что им легче выбросить, чем постирать, похоже, – отметила её дочь. – Лён и хлопок выращивают, шелкопрядов содержат, я почему-то думала, наги живут как первобытные дикари. Охотятся да едят путешественников типа заплутавших имперских патрулей.

– А кто сказал, что не едим? – слышала их и усмехнулась Падмавати.

– Пирамида… – произнёс Вир, взбираясь вверх по ступенькам центрального дворца. – Пирос и мидас, что значит? – поглядел он на младшую сестрёнку. – Это наш древний эльфийский, между прочим, надо бы знать.

– Огонь… в середине, – ответила Ди.

– Верно, вон видишь, вход в пирамиду находится прямо по центру сей лестницы, там, внутри, не только жильё царицы, но и священный храм, где зажигают огонь, – кивнул Вир. – С деревом тут туго, как помнишь, так что из шахт добывают горючие камни. Мы с тобой их видели в остатках от лагерей.

– Угу, – кивнула Диана. – Нам бы не помешали, чтобы лес не изводить на дрова.

– Кто знает, может, ещё и торговлю как-то наладим однажды… – обнадёжил её старший брат. – Горюч-камень добывают и в Черногорье, и в Мимире. Вообще, он много где может быть, мы ведь не устраиваем раскопки на каждом шагу и даже у каждой горы.

Внутри путников встретило богатое убранство: литые вазы из металла с искусной резьбой. Не просто узорами, а целыми сюжетами, рассказывавшими свои истории на разных ярусах в процессе вращения. Красные и синие краски на стенах. Эти цвета преобладали так, что Диана невольно вспоминала о красно-синих флагах Сопротивленцев – тех, кто восстал против власти императора и отжал свой кусок в виде Вольных Городов.

Изредка здесь, конечно, были вкрапления чёрного, синего и фиолетового, но чаще всего из таких дополнительных оттенков встречался зелёный. В каком-то смысле он был даже третьим доминирующим, просто появлялся не везде и был представлен всё ж таки не в том многообразии, в котором бросались в глаза красные и синие краски.

Телохранители, советники, слуги, разные приближённые. Смуглые, краснокожие, серокожие, зеленоватые, каких только не было. Женщины-воительницы и усатые мужчины с голым мускулистым торсом или небольшими нагрудниками, соединёнными с металлическими гладкими и шипованными наплечниками. У некоторых позади шеи даже раздувались кожаные складки на манер капюшона кобр. Писарь с глиной: похоже, здесь скудно рос даже папирус, так что всё выводили на специальных табличках.

А на украшенном самоцветами троне с обилием подлокотников, сделанном, кажется, из огромной кости, восседала правительница – махарани по имени Радха. Нага с рыжеватой чешуей и такого же оттенка густыми распущенными волосами, такими же волнистыми, как, к примеру, у Падмавати, только ещё более пышными и длинными.

У неё были многосоставной пояс с мерцающими монетами, топ со свисающей на стройный атлетичный живот бахромой. Ещё изящные витиеватые украшения плеч, напоминавшие розовые бутоны цветов в сочетании самых разных полупрозрачных тканей. А на кончике хвоста к плотной «погремушке» крепилось сложное оружие с обилием лезвий, которым можно было рубить и колоть.

– Говорить, как лидер, с ней буду я, если вы не против, – проговорила пани Софра своим.

– Вы – атаманша, – не стала спорить Ядвига, перевязанная и перебинтованная после своей дуэли.

Правительнице все поклонились, а первой с докладом вперёд выползла Падмавати, рассказывая обо всём, что случилось. О пленниках, о лагерях, о гибели сослуживцев и их семей, в доказательство показывая, не без помощи Брома, постамент с окаменевшими дочерьми.

– Они заняли собой всё подножье горных цепей юга. Но едва я послала войска, как они попрятались в пещерах, затаились в ущельях и им очень удобно было справляться в узком пространстве с натиском моих воинов, – рассказала им махарани.

Медный голос её звучал строго и грубо, каждое «р» она выговаривала словно с особым остервенением, при этом, как и все прочие наги, растягивала шипящие «с», «ш» и «щ». А вот звук «л» произносила почти всегда каким-то смягчённым, как «ль», что создавало резкий контраст в её говоре между «посляля» и «попръятались в пещ-щ-щъеръах».

– С ними ещё и гарпии летают, находя, чем поживиться! – с оскалом произнесла Падмавати. – Повстанцы не считают нас за равных себе! Не хоронят, оставляют на растерзание свирепым тварям! Подкармливают наших врагов!

– При них также дракон Лафон, потомок чудовищного Форкия, уничтоженного Герой, приютившей маленького дракончика охранять сады Лонгшира. Но эльфы прогнали его оттуда, и он вынужден был среди здешних скал коротать своё время. Сколько злобы и ненависти он испытал и впитал… А теперь они ему поклоняются. Используют для нападений, – сообщила Радха. – Златовласая Эвриала призывает отказаться от веры в старых богов и отныне лить кровь во славу Лафона и Форкия. Теперь у низшей касты своя религия войны.

– Ваши боги живы, по крайней мере, некоторые из них. Мы видели Каму с его попугаем. С луком из сахарного тростника. Можно спросить у него, кто ещё есть, можно отыскать артефакты погибших и попробовать их вернуть. Вон, например, мешок Фудзина, дайконского бога ветров, – показала пани Софра на Ди, что носила «реликвию» павшего союзника при себе, сложенной в рулон. – А вон флейта Пана, – указала она на музыкальный инструмент Вирбия. – Гор, Мокошь и остальные собирают совет в надежде оказать помощь этому миру. Потому ваши боги могут быть не здесь, но они не оставили вас!

– Какие боги могут допустить вот это?! – со слезами и с яростью в голосе указала Падмавати на фигуры своих окаменевших детей.

Было видно не просто её горе, а все внутренние терзания. Она не желала сражаться за тех, кто не защитил и не сберёг её семью, но при этом не могла примкнуть и к новой вере, ведь именно её представители её дочерей и убили. Капитанша наг уже не представляла, за что ей сражаться и ради чего жить. Хотелось лишь отомстить, выместить злобу на тех, кто причастен к трагедии.

– Как я могу довериться иноземцам? Где доказательства, что вы не шпионы гойделов или даже Горгон? – строго поинтересовалась Радха.

– Гойделы пытаются защитить Лонгшир, они двигаются не к вам на юг, а на запад к эльфийским границам. Мы были в их гарнизоне при монастыре и видели саму Бабалон, – произнесла Ди.

– А кто позволил закованной шудре вести речь в присутствии брахманов и махарани без разрешения?! – возмутилась Радха.

– Я ей сейчас покажу закованную шушундру, – оскалилась леди фон Блитц, хватаясь за эспадон.

– Кьяра, не надо, – потянула Диана её за руку.

– И почему у них не отняли оружие?! – едва не вскакивая с трона, подпрыгнула от возмущения царица наг.

– Все ваши проблемы от такого отношения, – фыркнула Ди. – Каждая высшая каста относится к тем, кто ниже, как к вещам и рабам. Если б вы проявили хоть толику здравомыслия, доброты, чуткости к тому, что ваши шундры – такие же наги, как вы, которым просто не посчастливилось родиться в семьях низшей касты, то все проблемы бы мигом решились.

– Что эта наглая полукровка себе позволяет?! – возмутилась и Падмавати. – Прошу прощения, госпожа, – поклонилась она правительнице, – моя беда, что, надев на неё ошейник, я забыла засунуть кляп в её рот.

Несколько воительниц с золотистой чешуей подползли к Диане, угрожая мечами. Но на защиту той сражу же встали, вооружившись, Кьяра и Вир, а заодно и барсук угрожающе зарычал, даже не ведая, прокусит он клыками плотную змеиную чешую на хвостах или нет. По крайней мере, подпрыгнуть и сжать челюстями женское запястье любой из нижних рук он тоже вполне был способен.

– Да оглянитесь вы! – развела руками Диана, оглядев вельмож и правительницу людей-змей. – Какой толк от ваших ваз, от оружия, от росписей на стенах? Вы такие же смертные, как шудры! Вы питаетесь едой с их полей, с их огородов, с их ферм! Если вы не наладите отношения, вы просто исчезните! Они вам нужны куда больше, чем вы им.