Куку

III.

   Небольшая площадь около церкви была залита народом. По широкой улице, запруженной возами и телегами, не было проезда. Происходила бойкая, настоящая ярмарочная торговля. Везде пестрели грошовыми товарами походныя лавчонки; приказчики в больших каменных лавках не успевали разсчитываться с покупателями, а на улице, под открытым небом, шла торговля с возов. Два кабака и портерная работали еще веселее. Из близких и дальних станиц сехались оренбургские казаки в своих студенческих фуражках; тут же с важностью разезжали верхом киргизы в войлочных шляпах и всевозможных меховых малахаях; цыгане-менялы галдели около кабачков. Главное движение всей этой массе придавали приисковые рабочие, сносившие сюда свой недельный заработок,-- грязные, оборванные, пьяные, безпаспортные, как везде. Эта рвань и голытьба составляла центр всех операций и всеми путями давала чувствовать свою силу, особенно около кабаков, где с ранняго утра стоял стоном-стон.    Недалеко от церкви, на площадке, в воздухе весело полоскался пестрый флаг, а под ним на особых шестиках висели зеленыя, розовыя и желтыя афиши. Центр составляла уже знакомая нам красная тележка, превращенная в палатку. Раздвинутая ширмочка закрывала в нее ход, а перед ним был разостлан единственный коврик труппы, по которому сейчас расхаживал одетый в трико "геркулес Куку", как значилось в афишах, и время от времени обращался к теснившейся со всех сторон толпе:    -- Каспада... сичас будил начать!.. Редкий преставлень... удивление и восторг!.. Каспада, слюшай...    Чтобы обратить еще большее внимание, Куку трубил в медный охотничий рог, издававший пронзительныя ноты. В розовом трико, заштопанном на коленках, в мягких белых башмаках и расшитой блестками короткой курточке, ярмарочный геркулес приковывал к себе все взгляды, Его голыя до самых плеч могучия руки, выпуклыя железныя икры, высокая грудь и открытая бычья шея приводили знатоков в восторг.    -- Ай да немец!..-- слышались одобрительные возгласы в толпе.    На афишах громадными буквами было напечатано: "Блистательное и единственное в Европе представление "Дочь воздуха" -- Анджелика Перегрина. Одобрено многими коронованными особами. Неподражаемый иллюминатор-престидижитатор Альфонс или удивительное поглощение греческаго огня. Заслужил высокое внимание его величества персидскаго шаха. Он же -- и необяснимое явление природы: человек-змея или гуттаперчевый человек. В Вене произвел величайший фурор, а также и в Константинополе. Наконец! Обратите внимание: маленькое чудо или купидон Сафо и геркулес Куку, он же член ордена Лев и Солнце". На особой бумажной полоске крупным шрифтом странная надпись: "Получай на все -- сдачи не будет", или "вот так пилюля: что в рот, то спасибо". Рядом с афишами висели удивительныя картины. На одной летела на воздухе женщина с вывихнутыми ногами и руками, на другой геркулес метал четырехпудовыя гири и маленькую девочку, на третьей кудрявый негр глотал огонь и улыбался.    -- Каспада, начинается!..-- ревел Куку, начиная колотить себя по надутым щекам, как но барабану.    Из-за ширмочки, как заяц, выскочил в белом метке и белой, остроконечной шапке Пьеро. Вместо пуговиц болтались красные мячики, лицо было набелено, а рот проведен краской до ушей. Публика встретила артиста дружным ревом. Представление началось обыкновенными штуками всех клоунов: били друг друга по щекам, колотили по голове пузырями, падали на землю, кувыркались и т. д. У Пьеро через густой слой белил показались крупныя капли пота, но Куку не дохнул ни одного лишняго раза. Когда первое действие кончилось, Куку опять затрубил в свой рог.    -- Внимание, каспада!.. Внимание... Сейчас греческий огонь будет.    Обступившая толпа улыбалась и галдела. Казачьи фуражки, пестрые бабьи платки и непокрытыя приисковыя головы были рады даровому, невиданному зрелищу.    -- Греческий огонь... внимание!..    В толпе там и сям неподвижно стояли на лошадях киргизы и смотрели косыми узкими глазами на ломавшихся людей, изредка перекидываясь гортанными фразами и пожимая плечами. Степняки не могли понять, для чего кувыркаются эти странные люди. Опять загудел рог, и где-то глухо звякнул бубен, точно порвалась струна. Толпа затихла. Выскочил из-за ширмы тот же Пьеро и начал торопливо глотать зажженную вату, а потом принялся выматывать изо рта красныя и голубыя ленты. Это всем понравилось. Посыпались одобрительные возгласы, а Пьеро раскланивался, прижимая руку к сердцу. Из-за ширмочки неслись аплодисменты маленькой Сафо, которая все время смотрела на представление в щелочку между половинками ширм.    -- Мама, ты готова?-- спрашивала она нетерпеливо.    -- Сейчас буду готова,-- отвечал слабый голос.    -- Слышишь, рог уж трубит!..    Куку опять трубил и с таким старанием, что его добрые серые глаза готовы были выкатиться из орбит. Пьеро в это время ловко поставил железную распорку с колеском и на нее принялся наматывать конец намеленнаго каната, выползавшаго, как белая змея, откуда-то из-под тележки.    -- Каспада, сейчас будет дочь воздуха!-- орал Куку, размахивая своей красной шапочкой с петушиным пером.    -- Мама, слышишь: опять рог...-- шептала Сафо, заглядывая в палатку.    Анджелика Перегрина была уже одета в трико, короткую юбочку и расшитый блестками корсаж. Оставалось подготовить волосы и выпорхнуть из-за ширм улыбающейся бабочкой. Рог призывно гудел: пора... Но в самый критический момент дочерью воздуха овладел такой пароксизм слабости, что она упала прямо на землю.    -- Мама, мама, выходи...    -- Не могу...-- с отчаянием в голосе послышался слабый ответ.    В палатку заглянула голова Куку и скрылась. Нужно было занять чем-нибудь натянутый канат, а публика не любит ждать. Лежавшая на земле "дочь воздуха" тряслась от страха: ее ужасала мысль, что она не может работать... Ах, как больно ее били прежде за это "не могу", когда она еще только начинала прыгать по канату! Куку, конечно, очень добр и не будет ее бить, но это не мешало ей, Анджелике, переживать весь ужас данной минуты. А охотничий рог выводил раздирающие звуки, бубен в руках Альфонса выделывал отчаянныя трели... Через пять минут из-за ширмочки, как птичка, выпорхнула тоненькая Сафо, вся в блестках и в короткой кисейной розовой юбочке. Она посмотрела на отца взглядом дрессированной собаки, сделала публике реверанс, с улыбкой приложила обе тоненькия ручки к груди и бойко засеменила ножками по ковру. Куку одобрительно кивнул ей головой, подставил руку, и Сафо была на канате, который едва согнулся под давлением этого крошечнаго тельца. Альфонс сделал смешную гримасу и, упав на одно колено, подал ей баланс, перевитый цветной бумагой.    -- Madame, пожалуйста, не улетайте от меня,-- выкрикивал он, повторяя на ковре каждый шаг Сафо по канату.    Опять гудел бубен и пронзительно трубил рог, а Сафо балансировала на канате с детской грацией, не переставая улыбаться заученной улыбкой. Она уже несколько раз перебежала весь каната, делала легкие прыжки, поднимала одну ногу и с замирающим сердцем чувствовала на себе пристальный, упорный взгляд Куку, пугавший ее и придававший ей силы. Оставалось последнее и самое трудное -- сесть на канат со всего размаху и, когда его упругостью вскинет наверх, стать прямо на ноги. Анджелика делала эту фигуру безподобно, улыбаясь и посылая публике воздушные поцелуи, но на Сафо напала та мгновенная нерешимость, которая могла испортить все. Ребенок испуганными глазами взглянул на улыбавшееся доброе лицо Куку, на кулак, который показывал Альфонс, и с отчаянной решимостью сделал то, что у него не выходило на домашних репетициях.    -- Ура!.. Браво!..-- ревели Куку и Альфонс, приветствуя маленькую канатную плясунью воздушными поцелуями.    Публика одобрительно гудела, и по этому гулу Анджелика с радостью догадывалась в своем ящике, что Сафо делает успехи. Пикилло тоже был болен и лежал под тележкой, как вытащенная из воды сонная рыба. Девочка обещает много... Она уже теперь могла заменять ее. Сафо ворвалась в палатку сияющая и раскрасневшаяся,-- ей нужно было сейчас переодеваться в мужской костюм для последней фигуры, т.-е. юбочку и зеленый корсаж заменить черным трико, усыпанным серебряным блеском. Девочка справилась с этой задачей в пять минут, выскочила из-за ширмочки клоунским прыжком и с замечательною ловкостью перевернулась в воздухе, как разогнувшаяся стальная пружинка. Альфонс был в таком же костюме. Куку размахивал четырехпудовой гирей, являвшейся "пятым и самым солидным артистом" кочующей труппы.    -- Каспада... внимание...-- ревел Куку, делая гирей круги над головой.-- Последний акт...    Он, продолжая играть гирей, разставил широко ноги, и по нему, как обезьяна, прыгнул прямо на плечи Альфонс, а за ним маленькая Сафо, очутившаяся на плечах Альфонса.    -- Куку!-- запищал главный артист, шагая по ковру со своей двойной пошей и не оставляя летавшей в воздухе страшной гири.    Публика выказывала знаки одобрения, слышались крики: "ай-да немец, молодчина!". Сафо, уцепившись коленками за голову Альфонса, улыбалась и посылала воздушные поцелуи. Потом живая пирамида так же легко распалась на свои составныя части, как и сложилась, а Куку в заключительный момент перекрестился своей гирей, что привело толпу в настоящее неистовство.    Одним словом, все представление прошло самым блистательным образом, а когда Куку пошел со своей шапочкой делать сбор в пользу господ артистов, на всех лицах изобразилось веселое недоумение.    -- Каспада... кто может поделиться...-- бормотал Куку, напрасно обходя круг зрителей со своей шапочкой.    -- Ловок немец!..-- послышалось в толпе.-- Это за что же ему деньги травить?..    Некоторые простецы думали, что еще готовится какая-то ловкая штука, и смотрели Куку прямо в лицо остолбенелыми глазами. Первыми незаметно уехали верховые киргизы, а за ними с галдением повалила и остальная толпа. Оставались одни ребятишки да человек пять совсем пьяных прощелыг, от которых нечего было ждать. В шапочке Куку чистаго сбора оказалось семь медных копеек, которыми он и встряхнул под носом у Альфонса.    -- Пожива недурна...-- ответил тот, потирая мозжившия колени.    Куку молчал: он был уничтожен... Ведь они работали самым добросовестным образом, и таких артистов в этих краях еще не было, а сбор семь копеек!.. Нет, это безсовестно, это нечестно, это подло!.. Куку возмущала именно несправедливость этих дикарей. Сунув в свою шапочку несколько серебряных и медных пятаков, он вошел в палатку и высыпал добычу в колени лежавшей неподвижно Анджелики.    -- На первый раз немного, но здешняя публика, видимо, не умеет еще ценить искусство...-- виновато бормотал он, точно извиняясь за кого-то...-- Мы работали, Анджелика...    Анджелика только посмотрела на него с печальной улыбкой; она видела его проделку, которая повторялась при каждой неудаче.    -- Ничего, Куку, как-нибудь, не умрем с голоду...-- прошептала она ласково, как умеют утешать в неудачах одне женщины.    -- Да, да... Мы еще будем работать, а Сафо удивила всех.    Пока Альфонс, при помощи Сафо, приводил в порядок свою походную обстановку, Куку через площадь отправился прямо к кабаку. Его так и рвало за самое сердце этой неудачей: осталось в кассе всего три рубля... Нужно было выпить, чтобы возстановить хотя приблизительно душевное равновесие. Но в кабаке ему не пришлось платить своих денег его окружила целая ватага пьяниц, желавшая видеть, как немец пьет.    -- Мне цел бютилк...-- распорядился Куку.    -- Немец, пей!...    Когда тележка с красным балдахином заняла свое старое место у киргизских телег, Куку вернулся сильно навеселе и со слезами на глазах долго и молча целовал руки у Анджелики. Да, он выпил, но он будет работать... Альфонс лежал пластом на траве: у беднаго клоуна после представления ныла каждая косточка.