Страница 11 из 11
-----
Анджелика через три дня была похоронена в Чумбашах. Куку три для не спал, не ел ничего, а все ходил из угла в угол, заложив руки за спину. В голове у него засела какая-то тяжелая мысль, давившая его хуже гири. Когда они вернулись к своей тележке с похорон, Куку взял Альфонса за руку и спокойно заговорил: -- Слушай, старина... Дело прошлое, а я тебя всегда подозревал в том, что ты меня обманываешь... -- Ты глуп, Куку, как всегда. -- Постой, я сам знаю, что я такое... Я подозревал всегда, что Сафо твоя дочь. -- Куку, я тебе расколю голову, если ты будешь продолжать! -- Да, я ошибался... Тележка оставалась и на четвертую ночь около Чумбашей. Сафо спала в ней одна, составляя живую душу всей труппы, которая не могла существовать без женщины. Куку все не спал и сидел около огня, как истукан. Он все думал, думал и думал... Эта неожиданная смерть ошеломила его, как разразившийся над головой удар грома. О, он всегда любил одну Анджелику и никого больше. Ему нечего делать без Анджелики и некуда итти, а Сафо еще так мала... Потом Куку мучила совесть именно за последнее время, когда он обманывал больную жену. Рано утром Куку сходил к реке, выкупался, переменил новое белье, причесал голову и вернулся к тележке ждать, когда проснется Сафо. Утро было такое светлое, хотя уже чувствовалась осенняя свежесть. Когда девочка проснулась, Куку взял ее на руки, горячо поцеловал и, передавая Альфонсу, сказал: -- Старина, береги девочку, как родную дочь... слышал?.. -- Ну, ну, будет тебе... Сафо заплакала, а Куку уже шагал к деревне, такой спокойный и крепкий, как дуб. Он отыскал избушку, где помещался магистрат, и заявил, что Ивана Ивапыча убил он, а не Спиридон Ефимыч. Это было ночью, когда он, при помощи Майи, взял лучшую лошадь из табуна и успел сделать все дело самым ловким образом: и старика покончил, и деньги взял, а пустой бумажник подбросил Спиридону Ефимычу, и все следы скрыл. Через неделю он обещался увезти Майю, которой передал и все деньги. -- Вяжите меня,-- упрашивал богатырь, подставляя свои железныя руки.-- Я больше ничего не знаю...
1880 г.