Княгиня Ольга. Истоки

Мрачный дядя правителя и вовсе покинул застолье минутой ранее. Вещий Олег склонился над своим верным вороном и удалился в шатёр, позвав за собой Бранимира, уже хмельного от льющегося рекой мёда. Прочие дружинники, впрочем, так и остались предаваться пьянству и чревоугодию, поэтому навряд ли случилось что-то, требующее его внимания.

Певца с гуслями сменила пара танцующих медведей, наряженных в платья; слуги же подали следующее блюдо — пирог с рублеными яйцами, чесноком, тимьяном и жирной вепрятиной. Ольга отрезала себе лишь крохотный кусочек, почти не притронувшись к очередному творению нанятых Богуславой стряпух; Игорь жестом велел подлить себе ещё вина — его чаша слишком быстро становилась пустой от тяжёлых дум.

Всевозможные яства и развлечения хороводом сменяли друг друга — потраченных на торжество средств точно хватило бы на снаряжение для одной-другой армии! За акробатами, у которых, казалось, в теле не было ни единой кости, последовали гречневые блины со сметаной и икрой; выступление скомороха с шутками и песенками окончилось с выносом фаршированной яблоками и сельдереем утки; а пресную и тоскливую поэму седого сказителя о деяних его отца, князя Рюрика, приправили пряной осетриной с чесноком и черемшой — пожалуй, это было единственным спасением от столь безотрадного времяпрепровождения.

— Насколько изысканно это вино из греческих земель... — поднял кубок Ари, не сводя глаз с Милицы, которая была тише воды и ниже травы рядом с напоминающим хряка супругом. — Настолько юна, чиста и красива новая избранница нашего князя. Выпьем же за то, чтобы она немедленно подарила нашему правителю наследника после первой брачной ночи!

— Да будет так! — от души улыбнулся Гостомысл, но чаша из его сильной руки с длинными морщинистыми пальцами тотчас же выскользнула и с глухим звуком приземлилась на скатерть, оросив багровыми каплями белоснежный лён.

Посадник сморщился и побледнел, ладонью он схватился за сердце: то снова принялось колотиться слишком сильно и покалывать, будто от тысячи ударов острейшими иглами. Богуслава взволнованно засуетилась, приобняв мужа:

— Что такое, душа моя? Снова шалит твоё сердце?

— Да... Но пусть уж лучше оно не справляется со своей работой, чем что-то пониже, — сквозь зубы попытался шуткой свести на нет своё состояние градоначальник. — Это... наверняка от жирной пищи, у меня всегда проблемы после застолий. Лекарство от старухи-травницы... у меня в ташке.

Женщина молниеносно извлекла из сумки пузырёк с мутной жидкостью и протянула снадобье Гостомыслу. Дрожащими руками он схватил склянку и опустошил её залпом, почти сразу почувствовав себя гораздо лучше прежнего.

Все успокоились и выпили вино да мёд в честь ожидаемого рождения наследника, приступив к поглощению нового блюда — запечённой молодой цапли с клюквой и чабрецом. Благодаря вымачиванию в воде с уксусом и удалению костей и жира птица не источала вони болота, а, напротив, пахла весьма аппетитно.

— Вкусно, не перестаю удивляться умению твоей супруги стряпать, — кивком поблагодарил посадника с его женой Игорь, набивая рот кушаньем. — Надеюсь, что и моя суженая будет обладать такими же талантами.

Ольга не нашла, что сказать, и лишь натянуто улыбнулась; Богуслава же смущённо опустила глаза:

— Благодарю Вас, княже, но дар мой заключается лишь в знакомстве с лучшими из городских кухарей. Готовлю я совершенно непримечательно, верно, душа моя? Го... Гостомысл?!

Градоначальник ответил сухим кашлем и, с набитым ртом пытаясь прожевать кусок мяса, потянулся к кубку с вином. Пожилой мужчина отхлебнул оттуда и стал дохать пуще прежнего, становясь краснее и покрываясь мелкими капельками пота.

Мужчина согнулся в три погибели и в очередной раз выронил чашу из рук. Багровое вино разлилось по скатерти, и точно такой же цвет приобрели кожа с глазами градоначальника. Гостомысл, продолжая кашлять и жадно глотать воздух, словно будучи неспособным дышать, разорвал воротник своей рубахи и схватился за горло, но даже это не помогало.

— Да что же вы встали как вкопанные! — прикрикнула неожиданно на всех Богуслава, из глаз которой градом текли слёзы. — Помогите моему мужу!

— Он, должно быть, подавился... — только и выдавила шёпотом из себя Ольга.

Игорь, на покачивающих ногах встав из-за стола, вместе со Сверром перевернул градоначальника и начал стучать по его спине, дабы помочь выплюнуть застрявшую в горле еду, но тщетно. Дружинник уже не просто бил, а отчаянно лупил по пространству между лопаток, сам Гостомысл с хрипов перешёл на тонкий, похожий на мышиный, писк.

Младший сын мужчины начал захлёбываться от слёз, и Богуслава прижала его к себе и закрыла ладонями глаза мальчугана — едва ли ему стоило видеть эту жестокую и жуткую сцену.

Лиловое, почти цвета сливы, лицо Гостомысла вмиг превратилось в белое, словно высеченное из мрамора. Посадник, с разорванной рубахой и вывалившимся из-за безвольных губ языком, так и остался лежать в луже вина.

— Он... — убрал стальной клинок без единого следа испарины от носа посадника Сверр. — Он не дышит. Гостомысл мёртв.

— Не может быть... — запричитала, вцепившись в бездыханное тело мужа, Богуслава, словно мантру повторяя себе под нос одни и те же слова. — Не может быть... Не может! Не может быть!

Взгляд Хруща — уж кто, а он хорошо разбирался во всевозможных лекарствах и отравах — упал на кубок градоначальника, на дне которого осталось ещё немного вина. Он подозвал к себе раба и велел выпить содержимое чаши.

— Должно быть, он действительно подавился, — вынес вердикт купец спустя несколько минут: к облегчению мальчишка-слуги он остался жив после того, как пригубил напиток. — В вине не было яда, да и вкушали мы все одни и те же яства. Горько признавать это, но смерть нашего дорогого друга и отца Новгорода — трагическая и нелепая случайность.

— Не может быть... — так и лепетала, хлопая ресницами, Богуслава, которую взяли под руку Ольга и Лана, дабы увести в один из шатров, пока маленького Гостомысла-младшего пытался отвлечь блестящей серебряной фибулой Ари.

— Он плоть моя, — попыталась вырваться из хватки подруг теперь уже вдова, обернувшись и бросив последний взгляд на мужа, которого вот-вот готовились накрыть полотном слуги. — Он душа моя! Пустите!

Вместе с первыми лучами восходящего солнца холмы над Новгородом пронзил женский вопль — истошный, истеричный, полный боли и раздирающий сердце.

* * * * *

1) Падучая болезнь — эпилепсия.

2) Рарог (укр. Раріг, чеш. и словацк. Rarog, Raroh, Raroch, Rarašek, польск. Raróg) — в славянской мифологии огненный дух в виде хищной птицы, часто сокола или коршуна.

3) Рушник — полотенце из домотканого холста. Предмет обыденного и ритуального назначения; наделяется семантикой пути, дороги, соединения, связывания.

4) Кика — древнерусский женский головной убор с рогами, "корона замужества".

5) Парёнки — овощи, обычно корнеплоды, томлёные длительное время без воды в чугунках в печи. Приобретают сладкий вкус, в Древней Руси являлись чем-то навроде конфет.

Глава XXII: Бустрофедон

ГЛАВА XXII: БУСТРОФЕДОН

Густые зелёные леса вдоль берегов Волхова огласили громкие крики, но на сей раз не радостные возгласы в честь молодожёнов, а полные скорби вопли. Богуслава, дрожа всем телом, бросилась к лежащему на деревянных носилках супругу и принялась гладить его по лицу, безмятежному и обрекшему вечный покой. Женщина провела пальцами по высокому лбу, по испещренным морщинами щекам, прежде чем медленно остановиться на едва приоткрытых губах посадника.

Вдова Гостомысла затем коснулась этими же пальцами и своего рта, будто в последний раз целуя отошедшего в мир иной возлюбленного. Она закрыла глаза и вдохнула аромат полевых цветов, которыми засыпали тело градоначальника, после чего на её лице появилась едва заметная умиротворённая улыбка.

— Прощай...

Богуслава кивнула собравшимся вокруг подготовленной крады (1) соратникам и друзьям супруга; повесив голову, она вернулась в общие ряды скорбящих и прижала к себе маленького сынишку. Гостомысл-младший совсем не понимал, что происходит, и больше боялся и волновался от огромного количества пришедших после тризны на похороны гостей, чем переживал из-за смерти отца — её в силу возраста он до конца не осознавал.