Страница 2 из 117
Испуганные и не знающие, как трактовать ранение княжеского коня, дружинники боязливо поднимают очи на своего предводителя, и лишь один из них, низкий ростом, но чрезвычайно приземистый и широкий в плечах, делает шаг вперед и робким, неестественно дрожащим для взрослого мужа и опытного воина голосом спрашивает:
— Мы можем разделиться и прочесать окрестные места ещё раз, а то смеркается, ночь в этих краях наступает быстро и неожиданно. Ежели подстреленный волк не изгой, рыскает поблизости в чащобе целая стая...
— Опасно в такое время в одиночку бродить, да и коням тёмный лес — не чистое поле, — Олег помотал головой и прищурился, всматриваясь в то пространство меж чернеющих стволов деревьев, где должен был пролегать горизонт, а на спокойном и испещрённом морщинами лице его отразилось по-отечески сухое, но от этого не менее искреннее беспокойство. — Бранимир, ты труби в своей рог: это и окаянное зверье разгонит, и даст князю знать, где мы стоянку устроили. Придётся ночевать здесь. Лют, Сверр и Ари — пешими вместе обойдите лес до речного берега и обыщите каждый куст, каждую яругу, ничего не упустите! А на остальное — зоркий глаз ворона да воля Перунова.
Не смея перечить вожаку, троица из вошедших в лепшую дружину какую-то пару лет тому назад молодцев освободила из ножен клинки и исчезла в теряющих краски из-за приближения сумерек уголках леса. Пусть за плечами каждого из них не было долгих десятилетий военных кампаний и сотен положенных вражеских голов, в недавнем походе против поднявших восстание древлян они проявили себя как бравые и умелые воины. Мал, у которого и молоко на губах не успело обсохнуть, едва вступив на престол осмелился нарушить заведённые его отцом договорённости, вот только звяканье оружия дружинников оказалось более весомым аргументом, чем амбиции наследника древлянских земель. В травне дружина перешла через давно освободившийся ото льдов Днепр с богатой данью и вернулась в столицу под восторженный гвалт горожан, оставив на противоположном берегу обязавшегося соблюдать порядки полюдья нового хозяина Искоростеня. Значит, и с поисками они, вестимо, управятся.
Низкие звуки охотничьего рога эхом пронеслись по тёмному морю ельника, а вместе с ними на старого воина нахлынули и воспоминания. С малых лет вся жизнь, что он помнил, протекла в непрекращающихся военных походах и рейдах, чьей целью были богатства, слава и власть. От первых не всегда удачных бросков на территорию финских рыбаков до склонения к подчинению древних Смоленска и Ростова, от первых лучей восходящего солнца и до момента новолуния, когда в полночь не видно ни зги, верными и никогда не пропадающими товарищами Олега выступали ржание коней, лязг обоюдоострых мечей о кольчугу, свист летящих подобно стаям птиц стрел да вопли слабых, а значит — проигравших. По себе он знал, что единственное, что стояло между человеком и его желаниями — это страх, и долгие годы он слыл бесстрашным и достигал всего, чего так яростно жаждал.
До тех пор, как всё не изменила смерть его старшего брата по духу и оружию. Испустивший на старости лет дух Рюрик пал от оставленной мечом непокорной корелы глубокой раны на ноге, что ровно через два месяца после сражения воспалилась и лишила молодое государство своего основателя, дружину — не знавшего границ амбициям горячо любимого предводителя, народ — кормильца и защитника, а малютку Игоря — отца. Именно тогда родной дядька и стал для наследника опекуном и воспитателем, а в дальних и потаённых уголках чертогов разума доселе храброго регента поселился первый и единственный страх, страх снова потерять члена семьи и не уберечь родного человека от неминуемой гибели.
Темноволосый продолжатель рода Рюрика приносил головную боль и неприятности чуть ли не с младенчества. Сколько раз непоседливого мальчугана прислужники находили в сырых подвалах ладожского дворца или сокровищницах с казной, собранной трудом его великого предка! Как часто он сбегал из-под бдительного глаза наставника Веремуда, подобно векше лазая по деревьям в окружающих садах или с любопытством наблюдая за пристающим к берегам города судам из неизвестных ему пока земель! Так и сейчас, погнавшись за необычайно крупным волком, он не стал слушать ни опасений соратников, ни голоса собственного разума, полностью увлекшись охотничьим азартом.
Неравнодушия к новому и пытливости ума юному князю действительно было не занимать, но вот ни способного заставить замолчать толпу дружинников одного только тяжёлого, исподлобья, взгляда серых глаз отца, ни недюжинной силы удерживающей полупудовую палицу длани дяди, ни поразительной внимательности и мудрости матери в нём, к сожалению Олега, он рассмотреть не мог. Сначала воевода утешал себя тем, что любому семени попервоначалу необходимо вырасти в дерево и расцвести до того, как дать плоды, однако минуло уже двадцать шесть лет, а последних так и не появлялось. Неужели правитель земель русских уродился в своего деда по материнской линии Кетиля Лосося и унаследовал его вечно зовущее в неизвестность сердце?
Из омута тяжёлых дум Вещего Олега спас, словно утопающего в полынье, звонкий и немного обеспокоенный голос его рыжеволосого и конопатого конюха.
— Изволите немного куропатки, княже? — заискивающим смарагдовым глазам юноши едва ли можно было отказать, и тот, пользуясь временным замешательством своего властителя, уверенно протянул мужчине румяную птичью тушку.
Князь лишь кивнул в ответ и принял сегодняшний скромный ужин, ощутив на своих пальцах тёплое, ещё не остывшее мясо. Зубы впились в поджаренную корку, добравшись до мягкой, сочащейся прозрачной влагой плоти с едва заметным орехом привкусом, однако разумом прославленный воин был где-то далеко в своих мыслях. Ночь обещала стать бессонной и долгой.
И только одинокий полумесяц в вышине мог видеть, где сейчас потерявший князь.
* * * * * *
Лыбута, близ Пскова. Следующим утром.
Пора затяжных летних гроз минула. Сегодня на лазурном небе не было ни единого бельма облаков, зато прохлада и свежесть недавнего дождя, приносимая ветром из окрестных лесов, смешалась с еловым ароматом и продолжила свой путь дальше. Вместе они вобрали в себя медово-миндальную, с горчинкой, таволгу с речных берегов и наполнились головокружительным благоуханием щедрого лугового разнотравья прежде чем пронеслись по дворам и крышам крошечной деревеньки и с новым вдохом оказались в груди Ольги.
На кончиках пальцев, бледных и тонких, всё ещё ощущалось легкое покалывание. С нетерпением и возбуждением она коснулась теплого ожерелья из сердолика на юной полупрозрачной шее. Сейчас камни, подаренные когда-то отцом, напоминали ей десяток крошечных солнц, в сердцевине которых медленно тлели золотистым пламенем заключённые там навеки искры дневного света.
Вторила пальцам и душа варяжки, которая трепетала как горлица и вот-вот была готова вырваться из груди белой птицей от захлестнувших девицу чувств, столь невинных, чистых и незрелых, как она сама.
В Лыбуту сегодня возвращался Ярослав. Удалось ли соседскому юноше поймать удачу за хвост и с выгодой сбыть пушнину в Новгороде местным купцам, что затем втридорога продадут звериные шкурки кому-то более зажиточному и знатному? Куницы ценились на вес золота и хорошо окупались звонкой монетой и кусками серебра в мошнах торговцев. Вдруг меха окажутся на шапке далёкой правительницы Булгарии? Лягут тёплым воротником на умасленные благовониями плечи кесарини Цареграда? Или вовсе станут согревать долгими зимними вечерами жену киевского князя? Для полёта воображения было столько простора!
Ольга расплылась в улыбке и схватила материн убрус, набросив тот на шею и плечи на манер накидки. Представив себя боярыней из Ладоги или Новгорода, девица закружилась на месте и через несколько мгновений чуть не потеряла равновесие, оттого ещё громче заливаясь звонким искренним смехом.
Спустя миг варяжская дочь вздохнула и шагнула к небольшому бронзовому зеркалу, которое по обыкновению лежало в изголовье матушкиной кровати. С поверхности отполированной круглой металлической пластины на неё смотрела глубоко посаженными серыми глазами обладательница светлой, пшеничного цвета косы, которой шло пятнадцатое в её жизни лето, скоротечное и по-детски счастливое.