Княгиня Ольга. Истоки

Ари и Бранимир поспешно сняли князя с рук хрупкой девицы и уложили на подушки за столом рядом с Вещим Олегом, саму спасительницу отвели в сторону, и она заняла место близ родителей и младшего братишки.

Рука проголодавшейся дочери Эгиля потянулась к любимым парёнкам, но... остановилась на полпути, поймав на себе обречённый взгляд Ярослава. Сначала она не узнала возлюбленного, на котором не было не единого живого места, и только по пронзительным глазам и кудрявой русой голове в нём отдалённо можно было опознать соседа.

— Ты ли Ольга, спасительница нашего князя? — спросил, сверля очами девицу, Вещий Олег, в его твёрдом низком голосе звучали нотки искреннего любопытства.

Девушка, явно застигнутая врасплох собранием знати и напуганная внешним видом любимого, замешкалась на мгновение, прежде чем произнести чуть дрожащим, но уверенным почтительным голосом:

— Не спасительница я, но судьбой и богами направленная к князю Ваша покорная слуга. Мы... с моим спутником случайно наткнулись на него в лесу, дотащили до лодки, и пока я направилась сюда по реке с раненым, мой товарищ вернулся за принадлежащими князю ценными вещами, чтобы те не сгинули в чаще.

Игорь изумлённо поднял брови, удивляясь смене тона речей варяжки, ещё недавно дерзившей ему, а Вещий Олег, не удовлетворивший свою любознательность, продолжил:

— И как вы узнали, что перед вами великий князь?

Девушка робко подняла голову, её глаза встретились с глазами воеводы.

— Господин, мы не знали этого. Думали, что нашли боярского сына из дружины.

Ольга ощутила на себе полтора десятка пар изучающих её мужских очей, а по избе вновь прокатились довольные и одобрительные выкрики во славу князя и смелых простолюдинов.

— Эта девушка и её друг спасли великому князю жизнь. Мы обязаны щедро их отблагодарить, — провозгласил поднявшийся над столом воевода, снял со своего широкого запястья богато украшенный хризолитами браслет и кивком указал на Ярослава. — Ты, молодец. Подойди, не бойся.

Ошарашенный юноша медленно встал со своего места и, волнуясь и дрожа, направился к правой руке великого князя. Дабы показать свою преданность и благодарность, он низко наклонился и засеменил вперёд, однако в считанных пядях от Вещего Олега кто-то из дружинников высунул из-под стола ногу и поставил трясущемуся от страха соседу Ольги подножку.

Раздались смешки Люта, а затем и остальных воинов; Славко попятился вперёд, нелепо размахивая руками, и упал. Тотчас же из кармана лыбутчанина что-то выпало и, ударившись со звоном о деревянные половицы, укатилось прочь.

Глаза юноши, так и оставшегося лежать на холодном полу, расширились от ужаса и почернели, когда он понял, что это — украденный княжеский перстень.

Глава VI: Грозовые раскаты

ГЛАВА VI: ГРОЗОВЫЕ РАСКАТЫ

Дзынь!

Охваченный ужасом Ярослав сокрушённо смотрит, как кольцо катится по деревянным половицам, украшение ловит на себе свет от горящего очага и сверкает бликующей металлической поверхностью. Серебряный сокол упорхнул из его хватки и распростёр выгравированные ювелиром крылья так, что вместе с хищной птицей улетели прочь и шансы юноши сохранить собственную жизнь.

Поблёскивающий перстень в воображении лыбутчанина внезапно увеличился в размерах, изменил свою форму и странным образом превратился в его собственную буйную отрубленную головушку, что медленно и трагично покатилась в угол. Выпученные глаза потеряли внутренний свет и выражают лишь страдание, слегка приоткрытый рот застыл в беззвучном крике, а увядшие и побледневшие губы обнажили зубы в полной отчаяния гримасе.

Пытаясь отогнать кошмарное видение, Ярослав трясёт кудрявой головой и, продолжая лежать на полу, с надеждой протягивает свою длань вперёд. Дрожащая рука суматошно двигается среди полумрака и пыли, пока не натыкается на холодный металл и не зажимает его в кулаке. Получилось!

Нервозно рассмеявшись не то от выходки Люта для отвлечения окружающих, не то из-за внутреннего волнения и собственной спасительной соломинки в лице пойманного обратно перстня, соседский сын поднимается, отводит обе руки за спину и кланяется Вещему Олегу.

— Что ты прячешь за своей спиной? — словно обухом по голове безжалостно ударяют Славко сорвавшиеся с губ внимательного Люта слова.

Сердце юноши заколотилось пуще прежнего, глаза суетливо заметались по сторонам. На мгновение в его мыслях промелькнули планы побега, но голос разума твердил, что бежать уже некуда. Он попал в ловушку, и строгий бескомпромиссный взгляд воеводы без слов потребовал от него показать руки.

Обе конечности дрожали, зубы застучали; Ярослав ощутил, что холод металла на коже вот-вот превратится в жестокий клинок, что перережет горло, а вес кольца обернётся пудами земли над его бренным телом в могиле.

Страх молодца перерос в отчаяние, и с предательским неровным дыханием он медленно протянул вперёд обе свои руки и раскрыл взмокшие ладони перед глазами княжеского дяди. Лицо Вещего Олега за секунду из бледного стало красным, он ударил по столу могучим кулаком с такой силой, что посуда на нём затряслась и попадала с углов вниз, на пол.

— Как ты смеешь красть у великого князя и обманывать его?! — прогремел старый воин и, схватив за шкирку побелевшего Ярослава словно нашкодившего котёнка, швырнул наглеца в бревенчатую стену.

Он тотчас ударился головой о выступающий брус и упал вниз, как набитая сеном тряпичная кукла, уже без сознания.

* * * * *

Первым, что он почувствовал, очнувшись от беспамятства, были верёвки. Тонкие путы резали запястья и впивались в тонкую кожу; сам он, связанный по рукам и ногам, пригвождённый к вертикально воткнутому в землю бревну, словно к позорному столбу, едва ли мог пошевелиться.

Ярослав запрокинул голову, его воспалённым глазам с красной сеткой капилляров стало понятно, что прошло уже несколько часов. Тёмное небо над преступником застелили облака, и сквозь их полупрозрачную траурную вуаль проглядывали невольными зрителями несколько звёзд. С реки тихо дул прохладный ветер, заставляя пламя факелов во дворе Эгиля колебаться.

На крыльце сидел, не обращая внимания на проснувшегося вора, окаянный Лют; в полумраке он чистил от грязи влажной тряпицей свои сапоги. Смуглая худая рука опускает кусок ткани в деревянное ведёрко, ждёт, пока та набухнет и отжимает ветошь от лишней жидкости, отчего струи воды с громким журчанием льются обратно в сосуд.

Нестерпимо захотелось пить.

— Воды... во... — пролепетал в мольбе Ярослав, с усилием разлучая слипшиеся подобно двум влюблённым губы, и от упадка сил у него ещё сильнее пересохло во рту, а голос прервался на полуслове.

Булгарин поднял на него глаза и усмехнулся. Стражник сделал паузу, будто бы выжидая, когда взгляд Славки станет по-настоящему жалким и потеряет человеческое достоинство, прежде чем ответил:

— С дружиной князя следует говорить с должным почтением, верно?

— Про... шу прощения, господин, — на зубах Ярослава заскрипела пыль, а в животе заурчало. — Можно мне... глоток воды? Я умираю от жажды...

Мужчина отложил тряпку прочь и взял ведёрко с водой в руки, через несколько шагов он оказался в непосредственной близости от соседского сына. Темноволосый воин с издёвкой посмотрел на него прищуром карих глаз, уголки его рта поднялись и скривились в ухмылке:

— Не дело, если ты умрёшь не от решения нашего князя, а от жажды, презренный тать. Так уж и быть, свою воду ты получишь.

Со злобной гримасой Лют поднимает ведро и останавливает его в считанной пяди от своего собеседника, Ярослав тянется пересохшими губами к тёмному от влаги краю... и дружинник с размаху выплёскивает всё содержимое ему в лицо.

Славко закашлял и задрожал, на его глазах выступили слёзы — то ли от хлёсткого удара холодной водой, то ли от горькой обиды.

— За что?! — отплёвываясь, с горящим взглядом обратился он к своему надзирателю. — За что?!

— Что именно? Чуть не затянул на цыплячьей шее петлю? Поставил при гостях подножку? Напоил твой лживый рот водой? — прорычал Лют, кулаки его сжались так, что вены на руках вздулись, а костяшки пальцев побелели. — Таких презренных червей как ты я вижу насквозь, а червям место среди праха и грязи в сырой земле! Жду-не дождусь, когда лично по приказу князя удар за ударом, пинком за пинком выбью из тебя жалкую душонку.