Страница 9 из 13
Это достаточно примитивное утрированное описание субъект-объектной парадигмы в науке, но оно позволяет более выпукло увидеть принципиальные вещи в их незамутненности. «Разумеется, – скажут скептики и критики, – объект может влиять на субъект, особенно, если речь идет об изучении живой сознательной сущности, например, другого человека и его психологии. К тому же, могут быть различные ракурсы исследования объекта, как с позиций отдельных наук, так и междисциплинарных. Более того, ученый может оперировать идеальным объектом, создавая его в своем мышлении». Все это так. Проблема лишь в том, что объект – всегда мертв в отличие от субъекта. Даже изучая живой организм, исследователь относится к нему как к неживому, отказывая ему в праве воздействовать на исследователя в ответ на его воздействие. Вот что важно!
В субъект-субъектной парадигме, считающейся в научном мире не только недостоверной, но и вредной из-за больших расхождений в результатах опытов, их слабой коррелируемости и очень высокой степени персонализации, оба субъекта вступают в равноправные отношения друг с другом и ведут диалог.
Эту коммуникацию надо научиться формировать и управлять ею, понимая, что исследуемый субъект является живой сущностью, обладающей сознанием, способной выстраивать отношения с субъектом-исследователем, исходя из возможностей ментального воздействия, или же привычного всем нам пространства речевой коммуникации, или сферы материально-деятельностного влияния как целенаправленного, так и бесцельного. И он, как и всякое живое существо, может меняться: развиваться или деградировать, мутировать, мимикрировать, притворяться, лгать и хитрить, или наоборот, говорить исключительно правду и т.п. Кому же понравится такая разносортица в результатах опытов и экспериментов? Это же все необъективно! Но такова жизнь, и если мы хотим изучать именно ее, а не ее мертвый слепок под названием «объект» или «модель объекта», с этим придется считаться.
Простой пример: два человека смотрят один и тот же фильм, но приходят к совершенно разным мыслям – иногда прямо противоположным, и более того, преобразованные этими мыслями, начинают по-разному действовать. Что это? Была ли эта разница заложена в самом фильме? Или же она присуща индивидуальности человека?
Смотрим кино еще раз – лет, эдак, через десять. Сам фильм нисколько не изменился: те же актеры произносят те же слова, так же шевелят губами с тою же силой эмоциональности, производят те же действия в соответствии с одним и тем же сюжетом, описанным в одном и том же сценарии, но – о чудо! – теперь даже в пределах одной индивидуальности наблюдаем различия восприятия. У человека по прошествии времени реакция изменяется, и совершенно другие мысли уже лезут в голову, поскольку и сам он изменился, и сознание его также изменилось под грузом десятилетнего опыта.
Возникает вопрос: два ученых, глядя в микроскоп на один и тот же процесс, одинаковое ли видят и осознают? Судя по тому, что природа явлений открывается не всем подряд и каждому, смотрящему в микроскоп, а лишь избранным, то и видят они разное, поскольку видение очень тесно связано с пониманием, а понимание – с сознанием.
Попробуем отразить это на базе хорошо известной всем методологической схемы мыследеятельности Мееровича-Щедровицкого.
Субъект-исследователь должен научиться задавать вопрос субъекту-исследуемому, и научиться слышать и понимать ответ. Если рассматривать коммуникацию через призму методологии мышления и деятельности, то хорошо видно, как за словами и текстами стоят, с одной стороны, этажом выше – мышление, а с другой – этажом ниже – деятельность. В наиболее полном варианте коммуницировать можно не только в прямом диалоге, но и мыслями, и действиями, или видеть за речами мысли и поступки и соотносить их друг с другом: соответствуют ли слова мыслям, а действия словам.
В классической схеме мыследеятельности оба коммуниканта – это позиции, подразумевающие людей, детерминированных их деятельностью. Мы же скорректировали схему, противопоставив субъекту-исследователю человеку неведомый субъект-исследования. И этим субъектом может быть что угодно! Главное для нас – понимать, что ему так же, как и ученому характерно сознание, и субъект этот может воздействовать на исследователя любым своим осмысленным или неосмысленным поступком.
Эту же специфику субъект-субъектных отношений в исследованиях можно увидеть еще в одной предтече духовной науки – гетеанизме, направлению естествоиспытания, которое, к сожалению, предано забвению современным научным миром в виду его «дилетантизма, неудобства и необъективности». И.В. фон Гете (1749 – 1832 г.г.) был не только великим поэтом и политическим деятелем своего времени. Перед нами он предстает в первую очередь как выдающийся исследователь, предложивший научному миру свой собственный метод познания природы вещей и явлений. Субъект-субъектный подход как раз и составлял основу его метода. Гете стремился слышать, что говорила ему природа под видом тех или иных феноменов и увязывал видимое и слышимое с невидимым и предощущаемым. Его подход четко коррелирует с тремя этапами развития сознания духовного посвященного новой эпохи, практиковавшимися еще в средние века братьями-розенкрейцерами: имагинацией, инспирацией и интуицией. Сейчас же самое главное для нас – понимание того, что эти умения можно развить в себе, подобно тому, как атлет развивает мышцы, или гимнаст – гибкость тела. Специальными упражнениями, тренировками и медитациями (о чем ясно говорит буддийский восьмеричный путь) можно усовершенствовать свое видение до духовного видения, слух – до духовного слышания и т.д.
«Никто так сильно не побуждает нас задуматься о самих себе, как случай, когда мы после долгого перерыва вновь видим характерные сцены природы, и сравниваем прежние впечатления с настоящими. Тогда мы замечаем, что если прежде в столкновении с предметами мы ощущали самих себя, переносили на них радость и страдание, веселость и замешательство, то теперь, укротивши свою самость, мы воздали предметам должное, познавая их характерные черты и особенности, поскольку можем гораздо глубже проникать в них и оценивать их. Первый вид созерцания – взгляд художника, второй – естествоиспытателя», – пишет Гете в «Анналах» (1817).
Его естественнонаучные работы проникнуты идеей единства и взаимосвязи всех происходящих явлений, особенно единства природы и человека, оснащенного духом познания и способного услышать тайны, которые сама природа ему тихо нашептывает. Гете не доверял мыслительным абстракциям, наоборот, старался выуживать секреты из самой природы, из живого опыта общения с ней. И природа отвечала ему взаимностью, открывая исследователю свои тайны.
«Природа умолкает на плахе», – говорит Гете, полагая современные методы исследований изучением трупов, а не живых объектов, и далее утверждает, что величайшая беда науки в том-то и состоит, что «эксперименты проводятся словно бы в отрыве от человека, а природу хотят познавать лишь через показания искусственных приборов и даже стремятся ограничиться этим, доказывая, на что она способна».
В заочной полемике с И. Ньютоном (1642 – 1727 г.г.) Гете многократно указывал на то, что король наук порой возводит фрагментарные явления в ранг всеобщего физического закона. Например, открытый великим английским физиком спектр вовсе не является результатом разложения белого цвета в призме. Картина, которую увидел Ньютон, была лишь частным случаем, когда обстоятельства проведения эксперимента сложились в благоприятную конфигурацию: малое отверстие, тонкий луч света, треугольная призма во тьме, линза, поставленная на определенном расстоянии от призмы и т.п.