Ржаной хлеб

— Нет возможности доклад почитать, хоть замок на двери вешай! Нина! А где Нина? Где секретарь?

— Она, Валентин Александрович, прическу делает, ей в концерте выступать.

— Все разбежались, в ответственный день ни малейшего порядка!

Шалыгин при модном широком галстуке, на щеке у него порез от усердного бритья, он переживает так, что у него «болит подреберье». Уж сколько раз его переизбирали, ничего вроде и сейчас за собой предосудительного не чувствует, а спокойствия нет, руки дрожат, словно кур воровал, и строчки на листках доклада прыгают, как живые.

— Ну что это, — ворчит Шалыгин. — Будто мне, елки зеленые, вместо Зыкиной песню петь, а не доклад читать. Лучше бы гектар клевера смахнул косой…

Приехал Макаров из Нерехты, заведующая сельхозотделом горкома Мурина. Из «Родины», прикатили Пахомов с Милениным. Чинно расселись за широким столом избранные собранием члены президиума. Шалыгин подошел к трибуне, качнул ее нечаянно плечом, положил перед собой стопку бумаги и заранее графин с водой пододвинул поближе:

— Дорогие товарищи!

Минут через десять он успокоился, стал забывать о бумагах и говорил уже просто, посматривая в зал на знакомые лица. А зал был полон. Сидели в удобных креслах тетеринские и путятинские доярки, полеводы, трактористы, старики пенсионеры, подставляющие ладонь к уху. Это вот они с каждым годом поднимают колхоз вверх. Год — ступенька. Еще год — еще ступенька. За высокие показатели в соцсоревновании в прошлом жарком лете колхоз получил Почетную грамоту Министерства сельского хозяйства страны. Теперь бы по урожайности «Родину» догнать. И догоним! С такими-то людьми да не догнать. Вот они сидят, посматривая на Шалыгина: бригадир Муравин, доярки Затрутина с Воронцовой, Фунтикова Вера, Капустина Нина Федоровна с Дарьей Шалиной, Альбина Сторожук с мужем Михаилом, Женя Гаврилова со своим Вениамином, Бугрова Мария Васильевна в новом платье и с орденом Ленина на груди, тракторист Егоров Саша, партгрупорг в Новленском Иван Васильевич Солдатов с женой, оба путятинские коммунисты, четыре сына и дочь у них на инженеров учатся…

Шалыгин называет цифры планов и обязательств, денежного дохода, заработной платы, перечисляет успехи и неудачи бригад, ферм, мастерских, заглядывает в недалекое будущее колхоза. Все уже знают об этом будущем, видели новый сельский городок нарисованным на ватмане. Немалая часть этого будущего уже перенесена с бумаги на землю, воплощена в жизнь, вот хоть этот замечательный Дом культуры, в котором они сидят. Но все равно интересно послушать, зрительно представить, как эти крохотные деревеньки, все эти Кишкины, Оголихины, Жуковки, Иванищевы переедут в центр, люди вселятся в благоустроенные квартиры с городскими удобствами…

В зале зааплодировали, и Шалыгин, пережидая шум, налил стакан воды, выпил жадно и, улыбаясь, вытер губы.

В прениях вместе с колхозниками выступили Пахомов и Макаров. Александр Петрович Макаров от имени горкома партии и исполкома райсовета вручил тетеринцам вымпел за первое место в районе по надоям молока. А Павел Ефимович Пахомов и Шалыгин обменялись договорами на восемьдесят третий год. Красные обложки договоров с тиснеными золотыми буквами Шалыгин показал всему залу, и кто-то крикнул от задней двери:

— Ну, лавровцы, держись!

Матвеев нахмурился, зашептал осуждающе в ухо своему соседу, кажется, старику Короткову, заместителю Шалыгина, бывшему председателю.

— Ничего, — успокаивал его Коротков. — Колхозное собрание без смеха — это прямо смешно. Вот раньше было так было…

Начались выборы председателя. На новый срок снова предложили кандидатуру Шалыгина. Голосовали за него единогласно. Дружно и быстро взметнулся лес рук, тишина установилась в зале. Лицо у Шалыгина, как и перед докладом, сделалось багровым, даже полная шея покраснела. Он встал на край сцены, как конферансье, и вместо задуманного ответного слова, вместо принятых благодарностей за доверие произнес коротко:

— Не подведу!

Ему опять долго хлопали, и я слышал, как в это время Нина Федоровна Капустина сказала Дарье:

— Чего-чего, а уж коровок он любит…

Потом стали вручать премии победителям в соревновании. И отдельным колхозникам, и целым коллективам. Тетеринские и Путятинские фермы получили пакеты с деньгами. Дарье Ивановне вручили вымпел и ценный подарок. Дарья заблудилась на сцене и никак не могла найти выход. Прижимая к красной своей кофте подарок, она еле выбралась из-за сложенного в гармошку занавеса.

— Да что это, батюшки! — ругалась Дарья. — Понавешали материалу-то!

Зал проводил ее аплодисментами и веселым смехом. Получила вымпел с подарком и Школина Антонина. Лиде Болонкиной, дочери Дарьи Ивановны, вручили часы. А Нине Федоровне Капустиной присвоили почетное звание заслуженного колхозника. Зачитав решение правления и поздравляя ее, Шалыгин сказал:

— За твои золотые руки, Нина! За твое доброе сердце!

Еще до собрания Матвеев просил Нину Федоровну выступить, и она не забыла это, встала к трибуне, но слезы напрочь затемнили ей глаза, а горло сдавило чем-то горячим. И она только поклонилась народу, землякам своим, и пошла на место под гром оваций…

В перерыве перед концертом женщины принялись разворачивать и рассматривать подарки, ходили в фойе смотреться в зеркало.

Среди этой разноголосой толпы я заметил Сан Саныча Шалина.

— Видали? — спросил он как-то загадочно. — Лидке — часы, Дарье, понимаешь, подарок, а пастухам ничего! Где закон? Я вот скажу Шалыгину! Я им, понимаешь, попасу!

Дарья подошла к нему, что-то сказала резко и велела занимать место в передних рядах.

Концерт начался с традиционного хора. Потом эти же артисты, местные молодые учительницы, колхозники, прочитали стихи, исполнили песни. Подолгу не отпускали счетовода Валентину Уланову и восьмиклассницу Тоню Борушкову. Растрогала женщин песня «Подари мне платок». Проникновенным, теплым голосом как бы не пела, а доверительно рассказывала Валентина Уланова:

А когда объявили, что сейчас выступят «Тетеринские робята», даже ногами затопали в зале. «Робята» — это инженер колхоза Виктор Кесарев, председатель сельсовета Анатолий Игнатьев и директор Дома культуры Александр Сальников. Они сами сочиняют частушки и сами поют под баян. Частушки сатирические, чаще всего конкретные, на местных фактах. «Робят» побаиваются, и каждый раз зрители ждут, кого на этот раз они прохватят. Сегодня досталось любителям выпить.

— Это же про Костьку с Гришкой! — катилось по рядам.

— Нет, про Шурика, кажется…

Спели про одного грузчика, который на днях разбил дома новое трюмо, и я видел, как жена его, доярка, худенькая запуганная женщина, сразу вся сжалась. Она хоть и смеялась вместе со всеми, но на душе у нее была горечь: муж пьет, обижает ее, знаком с вытрезвителем…

А «робята» не унимались. В самую точку попадала их сатира. Шалыгин аж заикался от смеха. Но и он настороже, был: «робята» и ему могли всыпать, и всем членам правления…

Шумно разъезжались колхозники со своего собрания. Был уже поздний вечер. Фары высвечивали толпу, шоферы нетерпеливо сигналили, созывая своих. Машины трогались одна за другой. Они уходили в свои деревни, в свои бригады. Завтра новый день. Завтра всех ждет работа.