Ржаной хлеб

— А кто это там курит, а? — кричала Альбина. — Кто это, Иванов, что ли? Тамара Николаевна, гони его от коров, дым им вреден!

Осмотр фермы гости начали с кормоцеха. Пахомов с Милениным отметили, что появилось тут кое-что новое. Два парня носили мешки с овсом и ячменем, засыпали зерно в бункеры дробилок. Жерла дробилок ненасытно завывали, мучная пыльца вилась под потолком.

— Свои концентраты готовим, — пояснила Ульяна Александровна. — Эту посыпку потом с бардой замешаем.

— А это что у вас? — спросила Валентина Филина, показывая на черные круглые барабаны.

— Соломоприготовитель. На днях пускаем его. Солому мы прямо в стогах, в поле, сдабриваем аммиачной водой. Она делается мягче, протеин повышается, коровы едят ее охотнее. Но этого мало. Калорийность соломы можно удвоить. Вот эти установки и делают это: измельчают солому, обрабатывают ее известковым молоком. Себестоимость одной кормовой единицы обходится нам ниже на четыре копейки. Два человека готовят корм на шестьсот коров. Можно и клевер обрабатывать, тимофеевку…

— А какой у вас вообще суточный рацион?

— Не велик. По десять килограммов силоса на корову, по два килограмма сена, концентратов по триста граммов на надоенный литр, с бардой, конечно. Ну, и на ночь сдобренной соломы вволю, хвойной муки еще добавляем…

Лавровцы переглянулись, а Пахомов заторопился к ферме, чтобы застать дойку.

— Мы получше кормим, да не в коня, видно, корм, — сказал Миленин. — Это надо признать со всей ответственностью…

На ферме был запущен транспортер, подающий силосную массу прямо в стойла, и лавровские животноводы оценили это, а Руфима Забаева сказала:

— Пал Ефимыч, до каких пор мы вручную будем раздавать корма? И Мутовкину сколько раз говорено. Видите, как удобно у них…

Тамара Николаевна Затрутина, когда гости подходили к ее стойлам, как раз убирала аппарат из-под Синички.

— Здравствуй, Николавна! — сказала Софья Плошкина. — Это что у тебя за коза? От горшка два вершка. Сколько дает?

— Вчера восемнадцать литров от нее надоили. И молоко жирное.

— Вот это коза!

— Она еще раздоится. А Милка вчера дала двадцать семь, Золушка — тридцать. И таких коров у нас много.

— И это при машинном-то доении. Молодцы, тетеринцы, — похвалила Плошкина.

— Мы создаем стадо для машинного доения, — пояснила Альбина Сторожу к, подойдя к гостям. — Ведь известно, что около двадцати пяти процентов коров не приспособлены для вакуумных аппаратов. Мы их переводим пока в другое помещение, подбираем коров с выменем определенного вида. Скоро одна доярка сто коров будет обслуживать. На пятьдесят мы уже к лету переходим. А сейчас по тридцать две коровы.

— Доярка потеряет свое древнее название, — сказал Миленин.

— Да, потеряет, — подтвердила Альбина. — Она будет называться мастером машинного доения.

Вопросы сыпались с обеих сторон. Лавровцев интересовало многое, им нравился порядок на ферме, чистота, механизация. От их опытных глаз не ускользнуло и то, как тетеринцы любят свое дело. Рыбак рыбака, как говорится, видит издалека.

А побывав и на Путятинской ферме, они еще больше убедились, что это такое — любовь к своему делу. Любовь к своему делу материальна, она превращается в дополнительные литры молока, в дополнительные рубли. Путятинские коровы поразили лавровцев. А когда Женя Гаврилова рассказала о вымени Ракушки, которое городские представители приняли за поросенка, лавровцы посмеялись от души.

— А чья эта Ракушка-то? — спросил Пахомов.

— Капустиной Нины Федоровны. Эй, героиня, где ты там? — позвал Шалыгин.

Подошла с охапкой подобранного сена Нина Федоровна, пропела по-костромски:

— Да что Ракушка-то! Вон Рогатка у Альбины Мазаевой покрупнее будет. Телятки от нее — заглядение. Или Удалая у Дарьи Шалиной, Ученица, чистых кровей коровы.

— Яловость здесь ликвидирована полностью, каждая корова обязательно дает теленка, — сказал Шалыгин.

— Дак чего ей порожней-то ходить, — опять певуче заговорила Нина Федоровна, стеснительно поглядывая на гостей. — Сердце изболится, ночи не спишь, ежели корова пустая. Мы уж так подгадываем, чтобы коровы осенью телились. Ранние отелы — это всегда молоко…

Походив по фермам, лавровские и тетеринские животноводы собрались все вместе, и посыпались вопросы с обеих сторон.

— Поголовье-то на сто га как у вас в Тетеринском выглядит? — спросила Ульяну Базину Софья Плошкина.

— Сорок четыре головы.

— А у нас двадцать восемь только. Видите, Пал Ефимыч?

— Да, вижу. И за жирность молока они дополнительно платят — тоже хорошо. И это нам надо взять на вооружение.

— Лавровцы, сколько вы за февраль-то от каждой коровы надоили? Неужели опять сбавили?

— И не говори, подружка, сбавили на тридцать литров. А всего 187 на корову взяли.

— А у нас на каждую голову по 233 килограмма падает, 18 кило мы плюсуем.

— Как-то вы незаметно выскочили с животноводством. Все тихо вроде было, и вдруг тетеринцы нас обходят…

А Матвеев и Миленин, два секретаря парткома, сели в сторонке, у них помимо молочных дел и свои вопросы есть. Миленину понравилась наглядная агитация, лицевые счета доярок, которых нет пока в «Родине», настенная карта распределения коммунистов по ответственным участкам, подведение итогов соревнования, торжественное вручение поощрений. Они тихо разговаривали между собой, но и не забывали прислушиваться к животноводам, к их спорам. А споры тоже были. Не без этого. Не все устраивало лавровцев. А может, и зависть кое-кого подталкивала на задиристость. Шалыгин умело гасил острые моменты, глушил их юмором. Гибкость у него хоть и мужицкая, прямая, но зато понятная. Да и перед ним не академики сидели, а свои люди. Животноводы даже как бы забыли, что из разных колхозов: интересы и дела общие. И задача одна: не подкачать в решающем году пятилетки, дать побольше и хлеба, и молока, и мяса. Шалыгин заметил, что Пахомову обе фермы понравились. Он с радостью наблюдал, как Павел Ефимович рассматривал и коров, и телят, и первотелок. И вопросов он дояркам задавал много, рассказывал о своих фермах.

— Спасибо вам, дорогие друзья! — заявил Павел Ефимович растроганно, — За науку спасибо. Горько признавать, но не скрою: да, мы поуспокоились немножко, с коровками поотстали. Но сдаваться не собираемся. У нас урожай выше…

— Приедем к вам хлебному делу учиться, — сказал Шалыгин. — Через две недели и прикатим. Семена нам покажете, технику.

— Ох, и хитер ты, Шалыгин! — шутливо выкрикнула Софья Плошкина.

— Никакой хитрости, соседушка. Соревноваться — значит учиться, помогать.

— Верно, шевелиться надо! Под лежачий камень вода не течет. А тетеринцы шевелятся!

— Ну, Павел Ефимович, не наведешь у нас механизацию, уйду в Путятино, к Дарье вон в помощники, — сказала Валентина Филина. — Или к Нине Федоровне Капустиной. Возьмете меня, бабы?

Гостям и уезжать не хотелось. Павел Ефимович долго жал руку Шалыгину и, уже садясь в машину, сказал:

— Науку вы нам хорошую преподали. Думать есть над чем. А по хлебным делам ждем тебя, агрономы у нас способные.

Отчетно-выборное собрание в Тетеринском было назначено на час дня. Но уже в одиннадцать в Доме культуры было полно народу: в фойе работал буфет, продавали лимонад, конфеты в коробках, бутерброды. Все были принаряжены, разносился в коридорах смех. Парни с красными повязками на рукаве, назначенные Матвеевым приглядывать за порядком, загородили дорогу продавщице Ольге, недавно вышедшей замуж за тракториста Володю Негорюхина, острили, похохатывая:

— Была ты, Оля, Нуждина, а стала Негорюхина! Горевать тебе не придется!

— Эй, пацаны, марш отсюда! Витя, не пускай детей!

В комнатке за сценой комиссия из пяти человек во главе с агрономом, поторапливаясь, сортировала подарки, купленные в Костроме. Три раза ездили за покупками и набрали всего целую машину: отрезы, электробритвы, платья, транзисторы, торшеры. Надо все это запаковать, надписать, чтобы не перепутать потом. В последний момент возникли вдруг вопросы, и члены комиссии уже несколько раз бегали наверх к Шалыгину советоваться, и тот, морщась от досады, выгонял их, посылал к Матвееву.