Вендетта. Часть I. Том VI

Она встала, я тоже неохотно поднялся, выказывая этой женщине уважение. В общем то, я ничего не теряю, если дождусь ее ответа. Болтаться вечером в Тюильри в одиночестве я не собираюсь. У меня с собой достаточно гвардейцев, чтобы десяток взять с собой. Ну, вот такой я извращенец, люблю миловаться с дамой в окружении охраны, и чтобы они обязательно смотрели.

– Иван, – Лопухин тут же материализовался возле меня. – Вот что. Езжай сейчас со всеми нашими вещами. За городом где-нибудь снимешь комнаты на постоялом дворе. Затем пошлешь кого-нибудь встретить нас возле ворот, ближайших к Тюильри. Со мной оставь десяток гвардейцев, под началом Федотова.

– Ну да, куда уж без Федотова деваться, – Лопухин покачал головой. – Василий, его величество хочет с тобой переговорить. Хватит лямуры с горничными крутить.

Вот про это и говорила Жанна. Дворец достался мне вместе с прислугой, и проще было сказать, кто из них не стучит тому же Конде.

Остаток дня прошел в суматохе. Вот вроде бы и вещей немного, все-таки на войне были, а не великосветские визиты наносили, да и одежда у меня отличалась самым настоящим аскетизмом, но все равно вещей оказалось прилично.

Нагрузив карету, отряд из двадцати пяти гвардейцев отправился в путь, я же остался ждать вечера, хотя вечер – это было весьма расплывчатое понятие.

Криббе я в этот раз одного не отпустил. С ним уехали еще пятеро гвардейцев, которые и подстраховать Гюнтера могли, и в качестве гонцов могли выступить, если срочно нужно было что-то доставить мне. Но это весьма относительная быстрота. Нужно было срочно изобретать нечто действительно быстрое. Кто там у нас волнами заминается? Д’Аламбер, насколько мне известно от них фанатеет. Вот и пускай занимается только по-взрослому.

И вообще, там у меня университет должен уже в следующем году учеников принимать, ломоносов докладывал в письме, что увеличительные стекла на поток поставил, можно реально качественную оптику начинать мутить, чтобы никакие Никоны и носа показать не смели, а я сижу в Париже и жду непонятно чего. А еще где-то там моя жена наверняка сходит с ума, и сын, которых я уже охренительно долго не видел. Жизнь – боль, вашу мать. Но эти суки за Елизавету, которая вовсе неплохой теткой для меня была, да за Штелина, и Флемма, должны ответить, иначе я сам себя уважать перестану.

За окном стемнело. Ну, наверное, это и есть вечер с точки зрения маркизы де Помпадур? Будем считать, что так оно и есть, тем более, до Тюильри еще нужно добраться.

Ночной Париж не впечатлял. Вот абсолютно. Он и при дневном-то свете не произвел на меня впечатления, ну не понимаю я красоты старых европейских городов, вот хоть убей меня. Фонарей мало, улицы в большинстве своем узкие, одно хорошо, что почти везде брусчаткой застелены. О, крыса пробежала. А вон там обратно в темный переулок пара личностей нырнула. Увидели, что всадник не один, да все при оружии, и вообще не пацифисты, да дали деру. Правильно сделали, кстати. Потому что минимум, чтобы они получили, если бы начали выпрашивать, это с ноги в рожу, даже не слезая с седла. Про максимум думать не слишком хотелось.

Где именно ждать мадам, она мне тоже не сказала. Наверное, думает, что я эмпирическим путем догадаюсь. Соскочив с коня, я приказал Федотову идти за мной на расстоянии, и принялся обходить парк.

Недалеко от грота Палисси я увидел одинокую женскую фигурку в длинном плаще в наброшенном на голову капюшоне. Она или не она, вот в чем вопрос? Да, ладно, если не она, то извинюсь.

– Мадам, – подойдя ближе я дотронулся до её руки. Женщина вздрогнула и резко обернулась. На меня при свете фонаря, зажженного возле грота, смотрели прекрасные темные глаза, а из-под капюшона выбилась прядь белокурых волос. В полутьме, она так сильно напомнила мне мою Машку, что я расплылся в идиотской улыбке, продолжая держать ее за руку.

– Сузанна, что происходит, дьявол вас раздери? – рев раненного медведя, вот что напомнил мне крик разгневанного месье, с которым с хотела здесь встретиться эта нимфа.

– Упс, как неудобно вышло, – почему-то по-немецки произнес я, отпуская руку девушки. – Прошу прощения, мадам, месье, я обознался.

– И это все? Ты хватал Сузанну за руки и вот так просто хочешь уйти? – вопил мужик, как раненный бык.

– Но, Жан, юноша обознался, он же объяснился, – попыталась достучаться до разума спутника Сузанна. Но тут это было делать бесполезно. У Жана упала броня, и ему непременно нужно было выплеснуть куда-нибудь тестостерон, заодно показав Сузанне, какой он мужественный и сильный. В темноте блеснула шпага.

– Я вызываю вас, месье! Здесь и сейчас, если вы не трус и истинный дворянин.

– Да что б тебя, – Федотов, ты где? Тут твоего сюзерена убить пытаются. Мысленно я призвал свою охрану, которой похоже больше повезло, и девушки им достались без озверелых Жанов в нагрузку. Но нужно было что-то делать, и бежать – не вариант, он меня просто в спину ткнет, с него станется.

Сняв перевязь со шпагой, я вынул её из ножен, и отбросил перевязь, чтобы не мешала.

– Ан гард, – он атаковал как-то сразу, просто бросившись в атаку, как бык на арене корриды. Я отпрыгнул в сторону и контратаковал. И вот здесь выяснились весьма интересные подробности. Фехтовать Жан не умел, пользовался шпагой, как смесью дубины с вертелом. Зато силища у нём была богатырская. Меня учил один из лучших фехтовальщиков Европы. И, хоть я и был не самым лучшим учеником, но худшим меня тоже назвать было сложно. Несмотря на его силу, я планомерно загонял его к гроту.

– А ну парень, брось железку, – ну, наконец-то, я вовсе не хотел его убивать, а ведь дело шло именно к этому. Жан посмотрел на направленный на него ствол пистолета сплюнул и сунул шпагу в ножны. – Как вы, ваше… – Федотов на секунду замялся, а потом вышел из положения. – Ваше высочество?

– Нормально, – я нашел перевязь, уже надел ее и теперь засовывал в ножны шпагу. После этого подошел к смотрящей на нас с ужасом Сузанне. – Мой вам совет, бросайте его. Ничего хорошего из ваших отношений не получится.

После этого пошел вокруг грота, матеря про себя и Федотова, который так поздно появился, и Жанну, которая неизвестно где меня ждет, и эту Сузанну, которая так похожа на Марию.

– Браво, ваше величество, вы прекрасно фехтуете. Не одно сердечко ёкает, видя, как вы двигаетесь, составляя единое целое со смертоносной сталью. – Идти далеко не пришлось. Все-таки Жанна выбрала самое примечательное место парка. Она не виновата, что кто-то пришел сюда раньше. На ней был точно такой же плащ, что и на Сузанне, не удивительно, что кавалеры постоянно путают своих дам.

– Спокойно, мадам, вы стремились стать фавориткой его величества Людовика, а не моей, – я поцеловал ей руку, и тут же отпустил ее.

– Странно, но, когда вы говорите гадости, то становитесь еще соблазнительней, – она улыбнулась. – Но, к делу. У меня чрезвычайно мало времени. Мария Жозефина Саксонская уже не рассматривается в качестве невесты дофина. Думаю, это будет одна из девочек австриячки. Говорят, они очаровательны.

– Ага, еще бы кто-нибудь им мозгов матери отсыпал, хоть чуть-чуть, – пробормотал я, снова целуя руку мадам де Помпадур. Вслух же произнес. – Я ваш должник, мадам.

– Вы обещали мне полный наряд русской дамы, – она улыбнулась и, набросив капюшон, растворилась в темноте. А через несколько минут наш небольшой отряд уже направлялся в сторону выезда из Парижа.

Глава 4

Ушаков сидел в своем кабинете и старательно рисовал схему на развернутом перед ним листе. Схема никак не складывалась, постоянно прерывалась в самых неожиданных местах, а то и вовсе стопорилось на одном единственном имени.

– Ничего не понимаю, – он, наконец, сдался и бросил подаренное Петром Фёдоровичем перо на стол. – Я ничего не понимаю. – Повторил он и схватился за голову.

Если с Бестужевым все ясно и понятно, и количество причастных будет измеряться только тем, с какой силой они будут указывать друг на друга. Так оно всегда бывало, когда дело до допросов доходило. Даже, когда просто, без пристрастия по душам беседовать заходил. Словно ему, Ушакову Андрею Ивановичу, только это и нужно было услышать от арестантов. А ведь, он, может быть, действительно расчувствовался и поговорить зашел. Потому что горько было ему видеть, как кто-то, знакомый до самой макушки, вроде того же Голицына, в такую компанию попал. Вот кто его тянул к Бестужеву под крыло? Неужто так хотелось всё, что еще осталось русского погубить, да заменить на иноземное? Так ведь и не лишал его того, к чему он привык. Вон, разве тот же Воронцов что-то плохое предлагает? Так нет же, презрительное «земельник» как приклеилось к Михаилу Илларионовичу. Ну ничего, Пётр Фёдорович приедет и рассудит, кому куда: кому реформами заниматься, а кому в Сибирь, её родимую тоже поднимать кому-то надобно.