Страница 9 из 33
IX.
Сейчас после спектакля вся компания отправилась на Сергиевскую улицу, где была квартира Мороз-Доганских. Oncle уехал в карете вместе с Сусанной Антоновной, Чвоков и Богомолов потащились за ними на извозчике, Покатилов ехал один. Квартира Доганских была почти у самаго Таврическаго сада, в двухэтажном старом барском доме. На подезде встретил старый швейцар Ефим, самой внушительной наружности; лестница была убрана мягкими коврами и экзотическою зеленью. -- Вы, petit papa, постарайтесь занять гостей,-- говорила Доганская помогавшему подняться ей по лестнице oncl'ю, крепко опираясь на его руку. Обстановка всей квартиры Доганских дышала настоящею роскошью, которая не знает счета деньгам. Особенно хороша была небольшая гостиная в стиле Людовика XVI, походившая на бонбоньерку: светло-серая мебель с золотыми полосками была обита розовым шелком необыкновенно нежнаго тона, тяжелыя драпировки, роскошная бронза, картины в резных золоченых рамах, мягкие ковры -- все было великолепно этою необыкновенною вычурностью резных украшений, всюду блестевших золотом, гармоническим сочетанием красок и свежестью теней. Кабинет хозяина и библиотека были отделаны под дуб, а будуар хозяйки походил на гнездышко, вытканное целиком из голубого шелка. Мебель из цельнаго чернаго дерева с серебряными инкрустациями выделялась на этом голубом фоне очены эффектно. В громадной зале, отделанной в серый цвет с серебряными полосками, обращал на себя внимание потолок, точно задрапированный какими-то необыкновенно тяжелыми кружевами: так он был залеплен арабесками. В простенках между окнами матовыми пятнами теплились узорчатыя полосы поддельных гобелэнов, сделанных всего в два тона. Палисандровый концертный рояль Шредера стоял у внутренней стены. Рядом с библиотекой помещалась бильярдная, служившая курительною комнатою. -- Мы прямо в столовую отправимся, господа,-- приглашал oncle на правах хозяина.-- Ближе к цели. -- Да, я, по крайней мере, очень проголодался,-- отозвался Нилушка Чвоков, потирая руки.-- Конечно, Жюдик великолепна и несравненна, но она, к сожалению, не может заменить хорошаго ужина. Oncle, при одном имени Жюдик, сладко закрыл глаза и фальшивым голосом запел: О, mon cher amant, je te jure Que je t'aime de tout mon coeur... В дверях показалась хозяйка, успевшая переодеться к ужину в шелковое оливковое платье, особенно удачно оттенявшее смуглый цвет ея кожи. В чем была одета Доганская в театре, Покатилов теперь решительно не мог припомнить. -- Извините, господа, что я заставила вас ждать,-- проговорила она, занимая место в конце стола.-- Роман Ипполитович, вам, как новому гостю, я предложила бы место по правую руку, но petit papa немного ревнив и не любит уступать своих преимуществ. -- Да, я согласен все уступить в жизни, кроме своего места за столом,-- подтвердил oncle, занимая стул по правую руку хозяйки.-- Впрочем, это мое единственное преимущество, за которое иногда, как сегодня, приходится платить очень дорого. -- Именно?-- спрашивала Доганская, указывая Покатилову стул. -- А как же? Сегодня Сусанне Антоновне угодно было быть весь вечер не в духе, и она вымещала на мне свое недовольство, как это умеют делать одне женщины. Гости, за исключением Покатилова, кажется, чувствовали себя в этой столовой как дома и совсем не думали стесняться присутствием хозяйки. Чвоков и Богомолов продолжали еще начатый в театре спор по поводу последних дебатов в техническом обществе, причем Нилушке приходилось вплотную защищаться от нападений юркаго провинциальнаго дельца. -- Необходимо было выражаться резче,-- ораторствовал Богомолов, начиная горячиться,-- потому что положение нападающаго всегда выгоднее положения защищающагося. Это слишком избитая истина, чтобы еще раз доказывать ее, тем более, что наше дело правое и за нас последнее слово науки. -- Я, кажется, и то не особенно стеснялся,-- говорил Чвоков, начиная краснеть.-- Оставалось только вступить в рукопашную. -- Нет, позвольте-с...-- задорно отчеканивая каждое слово, зудил Богомолов.-- Вы просто-напросто струсили этого старика Зоста и Котлецова... да!.. Э, батенька, все это вздор, дайте срок, вот соберем сезд горнопромышленников, тогда нас не так-то легко будет запугать. -- Что же, можно будет устроить другой доклад,-- виновато бормотал Чвоков,-- хоть в том же обществе покровительства русской промышленности и торговле. -- Наш Нилушка потерял всякую невинность,-- шепнул oncle на ухо Покатилову.-- Вот что значит продать себя: изображай из себя последнее слово науки для подобных господ, как вот этот сибирский джентльмен. Доганская сосредоточенно чертила вилкой какие-то узоры у себя на тарелке и, повидимому, совсем забыла о присутствующих. Положение Покатилова, как новаго человека в доме, было не из особенно приятных, и он начинал чувствовать себя лишним в этой роскошной английской столовой. Решительно и в этой странной женщине, и в обстановке дома, и в собравшемся здесь обществе было что-то загадочное и недосказанное. Покатилову припомнился разсказ капитана Пухова о бухарочке Шуре и его откровенное обяснение семейных отношений Доганских. Неужели это правда? Во всяком случае, эта Сусанна Антоновна совсем не то, чем она казалась ему всего какой-нибудь час назад: у ней на душе или слишком сильное горе, или какая-нибудь тяжелая тайна. Покатилов уже хотел прощаться, когда Доганская точно проснулась от своего раздумья и проговорила: -- М-г Покатилов, налейте мне, пожалуйста, краснаго вина. Я сегодня просто невыносима, благодаря вот этим господам, которые хоть кого угодно доведут своими умными разговорами до сумасшествия. Вы уж извините меня. Будемте говорить о Жюдик, о чем угодно, я хочу веселиться. -- Вот это действительно хорошо,-- согласился oncle, тоже наливая себе вина.-- Давно бы так, Сусанна Антоновна, а то, в самом деле, оставалось только взять веревку и повеситься. -- Уж если кому действительно стоит повеситься, так это мне,-- с нервною улыбкой заметила Доганская.-- Ну, да это все равно... М-г Покатилов, вы какое вино любите? Послушайте, да вы, кажется, сидите с пустым стаканом. Нет, я решительно не за тем приглашала вас, чтобы заставлять скучать. -- Сусанна Антоновна, с вашего позволения, можно закурить папиросу?-- спросил Чвоков. -- Кажется, есть курильня, и отправляйтесь туда. Oncle ушел в курильню вместе с Нилушкой и Богомоловым, а Покатилов остался в столовой с глазу на глаз с хозяйкой. Он только-что хотел что-то разсказывать из закулисной хроники театра Буфф, но, взглянув на Доганскую, так и остался с раскрытым ртом; она положила свою голову на руки и горько плакала. -- Сусанна Антоновна, вам дурно?-- суетился Покатилов, второпях проливая стакан с водой. -- Ах, ради Бога, тише...-- умоляющим голосом просила Доганская, протягивая руку.-- Они опять могут прийти сюда... Это со мной случается... Пожалуйста, не обращайте никакого внимания на мои дурацкия слезы. Этим должно было кончиться, потому что с самаго утра меня давила страшная тоска... Покатилов держал в своих руках маленькую смуглую руку Доганской, холодную, как лед, и мокрую от слез. -- Господи, как я глупа... и как мне скучно...-- шептала Доганская, лихорадочно глотая воду из стакана.-- Это даже не скука, а тоска... смертная тоска. Если бы вы только могли испытать хоть частицу... Везде ложь и во всем ложь, а я еще молода... что же это за жизнь? Она с каким-то ужасом обвела глазами столовую и вся вздрогнула. Покатилов слышал, как у ней стучали зубы от начинавшейся лихорадки, а смоченное слезами лицо сделалось еще свежее, и, кажется, никогда это лицо не было так красиво, как сейчас: глаза теплились глубоким влажным огнем, розовыя губы были полураскрыты, все лицо вздрагивало от пробегавших по нем теней. Покатилову страстно захотелось покрыть горячими поцелуями эти заплаканные глаза и эти холодныя маленькия руки. -- Знаете, Роман Ипполитыч, я смотрю на вас, как на родного, как на своего старшаго брата,-- заговорила Доганская, немного успокоившись.-- Когда я была подростком и жила у вашей сестры, часто разговор заходил о вас. Для меня с Юленькой вы являлись каким-то полумиѳическим существом, как литератор, как будущая знаменитость. Я от души вам завидовала тогда, как завидую и теперь, хотя по другим причинам. У меня нет ни родных ни друзей. В самом деле, довольно странная встреча для перваго раза. Кстати, где Юленька? Вот кого я желала бы видеть, хотя сознаю полную невозможность подобнаго желания. Покатилов разсказал все, что знал относительно Юленьки, и прибавил, что в желании Доганской видеть ее нет ничего невозможнаго, и что он даже возьмется переговорить об этом с сестрой. -- О, вы не знаете совсем Калерии Ипполитовны,-- глухо проговорила Доганская и как-то подозрительно посмотрела на Покатилова.-- Наших бабьих счетов сам чорт не разберет. Легче собрать пролитую воду, чем- помирить двух женщин... да. Вы лучше и не вмешивайтесь в эту кашу. -- Но я, кажется, уж невольно узнал больше, чем следует постороннему человеку,-- заговорил Покатилов и откровенно передал свой последний разговор с капитаном Пуховым.-- Я и теперь не знал бы, Сусанна Антоновна, что это ваш отец, если бы он сам не разсказал. Доганская выслушала разсказ Покатилова, не моргнув бровью, и только спросила, когда он кончил: -- Что же, вы лично верите тому, что вам разсказывал мой отец? -- Нет... То-есть я думаю, что тут есть какое-то недоразумение. -- Да, это верно. Во всей этой истории есть много такого, чего не разсказывают отцам, а пока замечу только вот что: отец говорит, что я вышла за Доганскаго только фиктивным образом, чтобы этим фиктивным браком прикрыть свои отношения к Теплоухову; но каким образом это могло случиться, когда Теплоухов увидал меня в первый раз только m-me Мороз-Доганской? Слишком очевидная нелепость, чтобы опровергать ее. Но в обвинениях отца есть известная доля правды: я действительно продала себя, как продаются тысячи других девушек, имевших несчастие родиться красивыми. Только я поступила в этом случае совершенно сознательно и никого не могу обвинять в собственной ошибке, или как хотите назовите мой поступок. Я хотела быть непременно богатой, заметной в обществе, иметь поклонников и еще больше людей, которые будут мне завидовать, и, как видите, не ошиблась в своих расчетах. Ну, а теперь я желаю слышать ваше откровенное мнение лично обо мне. Ваше мнение для меня особенно интересно потому, что вы человек совершенно посторонний. Покатилов был непримиримым врагом всяких сердечных излияний, но в данном случае почувствовал непреодолимую потребность высказаться. -- И вы, и я, и Нилушка Чвоков, и m-r Богомолов, и ваш отец, и сама несравненная Жюдик -- все мы одинаково жертвы "улицы",-- заговорил Покатилов, глядя прямо в лицо своей слушательнице.-- Это вот что значит, Сусанна Антоновна: есть известный средний уровень, который давит все и всех. Ученый несет сюда последнее слово науки, артист и художник -- плоды своего вдохновения, общественные деятели -- свою энергию, женщины -- молодость и красоту. Улица всесильна, и у нея есть на все запрос: всякая микроскопическая особенность на этом всеобщем рынке находит себе самый верный сбыт. Певец сюда несет какое-нибудь необыкновенное верхнее do, литературный талантик -- последнее создание фантазии, наш брат, газетчик тащит всякий выдающийся факт, даже добродушие oncl'я имеет цену и сбыт, Вы слышали сегодня Жюдик? Вот олицетворение улицы, хотя и более широкой, чем наша петербургская. К особенностям улицы принадлежит, между прочим, и то, что она все, что попадет на нее, переделывает по-своему, т.-е. искажает: есть специально-уличная музыка, какую мы слышали сегодня, есть уличные актеры, уличная наука, уличная литература и т. д. Улица на все дает свою моду, и эта мода безмолвно выполняется всеми, строже всяких уголовных законов. Нужно заметить, что наше несчастное время есть время господства улицы по преимуществу, и нужно обладать настоящим геройством, чтобы не поддаться этому всесильному влиянию. Есть, конечно, истинная и великая наука, есть великие честные деятели, есть красота, поэтическое вдохновение, энергия, таланты, которые остаются не зараженными этою уличною атмосферой, но ведь геройство не обязательно, и мы, обыкновенные люди, платим тяжелую дань своему времени. В этом заключается главный источник душевнаго разлада, борьбы совести, явнаго и тайнаго протеста чувства, мук и настоящих страданий. Бороться с требованиями улицы не всякому по силам, когда маленькая сделка с совестью дает известность, имя, успех, богатство. Улица по преимуществу экеплоатирует дурные инстинкты, наши слабости, животную сторону нашего существования. Ваш покорный слуга, в данном случае, не лучше других и, по возможности, иллюстрирует жизнь улицы -- самая благодарная работа, потому что улица любит потешиться сама над собой. -- Я, кажется, начинаю понимать вас,-- заметила Доганская.-- Да, именно улица... это верно. -- Есть другой, не менее рельефный пример, Сусанна Антоновна,-- продолжал Покатилов.-- Нынешния модныя пьесы часто имеют успех только благодаря чудовищной роскоши своей сценической обстановки, а актрисы приобретают известность своими костюмами... Даже парижския сцены не в состоянии назначать такое жалованье актрисам, чтобы его доставало на костюмы, так что эти представительницы искусства принуждены зарабатывать деньги на костюмы другими путями. Сравните шекспировское время, когда пьесы ставились чуть не в сараях и сцена освещалась сальными огарками... Вот до чего доводит улица даже такое, повидимому, свободное искусство, как сцену! Если разобрать, вся наша жизнь -- тоже своего рода театральная пьеса, притом очень скучная, и мы тоже обманываем и себя и других нашими костюмами... Извиняюсь вперед, что я и вас поставил в зависимость от требований улицы. -- Интересно, как вы дошли до этой характеристики? -- Право, это довольно трудно обяснить... Ведь каждая специальность образует таких знатоков, которые получают почти невероятную тонкость ощущений в своей области. Ведь вы слыхали о кассирах, которые с закрытыми глазами выбрасывают из пачки фальшивыя ассигнации? Так и в нашем деле образуется какое-то чутье. -- Послушайте, Роман Ипполитыч, я удивляюсь только одному,-- заговорила Доганская, перебивая,-- как вы, с вашими знаниями и с вашею головой, до сих пор не можете выбиться из этой литературной поденщины? -- Выхода три: деньги, имя или счастливый случай... я больше всего надеюсь на последнее. А газета у меня будет и пойдет, потому что я слишком хорошо знаю требования, вкусы, слабости и пороки улицы. Конечно, последнее слишком смело сказано, но ведь сегодня у нас вечер обяснений. -- Послушайте, Сусанна Антоновна, вы здесь так тихо сидели, что Бог знает, что можно было подумать,-- откровенно заявил oncle, появляясь в дверях столовой.-- По меньшей мере можно было обясниться в любви... Так, Роман? А мы там, в курильной, чуть было не разодрались, вернее, вот эти господа чуть не отколотили меня и, наверное, отколотили бы, если бы во-время с похвальным благоразумием не вспомнили, что ведь Николай Бередников когда-то был отчаянным рубакой. Гости начали прощаться. Доганская вышла провожать их до порога залы, где они столкнулись с самим Доганским. Он поцеловал жену в лоб и, не дав ей кончить рекомендацию новаго гостя, схватил руку Покатилова обеими руками и заговорил: -- Очень рад, очень рад... я так много слышал о вас... да! Какой-то философ и где-то сказал, что считает счастливым тот день, когда приобретает новаго друга; это и моя философия, а рекомендация Сюзи для меня больше, чем аттестат зрелости... Господа, куда же это вы? Сюзи, прикажи им оставаться. -- Нет, уж скоро три часа, Юрий Петрович,-- заявил oncle, вынимая часы, -- Ну, как знаете,-- согласился Доганский и, подмигнув oncl'ю, запел: О, mon cher amant, je te jure Que je t'aime de tout mon coeur... Доганская оперлась на руку мужа и старалась не смотреть на Покатилова. Очутившись на подезде, Покатилов долго стоял в раздумье. Ему все мерещилась вытянутая фигура Доганскаго с его длинными ногами и длинным безжизненным лицом. Покатилов видал его много раз прежде этого, но особеннаго внимания не обращал, а теперь... теперь они сидят вдвоем в своей английской столовой, он разсказывает, а она слушает. В голове Покатилова вместе с этою картиной вертелось письмо Периколы, и он шагал к себе на Моховую в каком-то забытье, несколько раз вынимая из кармана руку, которую крепко пожала ему на прощанье Доганская. -- Нет, у меня будет своя газета!-- громко проговорил Покатилов и сам удивился, каким образом именно эта мысль вынырнула из его головы, занятой совершенно другими соображениями.-- Да, она должна быть... Ведь устроился же Нилушка, наконец этот Богомолов, а, кажется, ничего особеннаго... Да, да, газета... все будет зависеть от газеты.