Путь до весны

— Если вы в этом нуждаетесь, конечно, — добавил Генрих, тоже заглядывая в колыбель.

София резко подняла голову, и он ожидал, что она посмотрит на него с осуждением и укором, но ничего подобного в её взгляде не было — лишь всё та же тёмная тоска, и Генрих даже поёжился от этой тоски, будто она протянула свои чёрные липкие щупальца из души Софии в его душу и сжала её до боли.

— Я нуждаюсь, — кивнула девушка, продолжая смотреть ему в глаза. — Но ещё сильнее… — Она сглотнула, ощутив дрожь в голосе. — Ещё сильнее я нуждаюсь в своём ребёнке, которого у меня уже, видимо, никогда не будет.

Генрих ничего не ответил, едва ли не впервые в жизни не зная, что сказать. Все слова утешения и София, и Хельмут уже слышали тысячи раз — и от него самого, и от Кристины, и от других людей. Говорить о том, что всё ещё впереди, что пока они оба молоды и полны сил, у них есть все шансы зачать ребёнка, тоже бесполезно, к тому же это противоречило словам многочисленных лекарей и данным из книг о том, что после года безрезультатных попыток можно смело выносить вердикт о бесплодии… Может, Кристине и удалось бы её утешить сейчас — между девушками давно установились самые тёплые дружеские отношения, и они, помимо всего прочего, были родственницами, хоть и дальними. А в искренность слов Генриха София и вовсе могла не поверить.

— Мне кажется, вы не совсем правы, — осторожно начал он, постаравшись сделать свою улыбку наиболее ласковой и дружелюбной.

— Да, я знаю, — огрызнулась София и резко откинула с груди на спину две рыжие густые косы, перевитые фиолетовыми лентами. — Мне уже не раз говорили об этом.

Задремавший было Джеймс, пробуждённый её громким голосом, тут же распахнул глаза и начал неистово вопить — его явно возмутило то, что ему не дали толком заснуть. Генрих по уже выработавшейся привычке схватился за край колыбельки и принялся её покачивать, но ребёнок не успокаивался.

— Может, он голоден… — в недоумении протянул Генрих, не прекращая покачивать колыбель.

— Он только что поел, — заметила София. — Авелина ушла за пару минут до того, как вы сюда зашли. — Она посмотрела сначала на малыша, а потом, почему-то умоляющим взглядом, на Генриха и тихо попросила: — Позвольте?

Он кивнул, и София осторожно достала кричащего Джеймса из кроватки и прижала к себе, давая ему ощутить своё тепло и заботу. Плач стал тише, глуше, а потом и вовсе затих — малыш снова уснул. Но София всё не решалась опускать его обратно в постель. Она чуть отстранила его от себя и со слабой улыбкой взглянула на его безмятежное личико. Подумалось, что с такой любовью на Джеймса даже сама Кристина не смотрела, хотя казалось бы, кто может любить дитя сильнее, чем мать? Но во взгляде Софии читалась такая небывалая нежность, что у Генриха защипало в глазах.

— Вам, наверное, с ним нелегко? — светским тоном поинтересовалась девушка. — Особенно сейчас, когда леди Кристины здесь нет.

— Признаюсь — да, — пожал плечами он. — Несмотря на то, что у меня два младших брата… Собственный ребёнок — это совсем другое.

София, у которой тоже был младший брат, молча кивнула. Она ещё немного покачала Джеймса на руках, а потом уложила обратно в кроватку — малыш спокойно и крепко спал, убаюканный её заботой.

— Хотя до встречи с Кристиной я своих детей заводить не собирался, причём как раз из-за братьев, — сказал вдруг Генрих. — И если с Вольфгангом мама всегда справлялась сама, даже кормила его сама… а вот о Рихарде заботиться пришлось уже мне. Было… сложно, — он усмехнулся, и София понимающе кивнула. — Мне было немногим больше вашего — двадцать с лишним. Тогда я и подумал, что своих детей не хочу, да и зачем? Наследником можно было назначить Вольфганга, за ним — Рихарда и ничем себя не обременять.

Действительно, на момент свадьбы Генриху было уже тридцать семь лет, и на тот момент мало кто верил, что он уже когда-нибудь женится и произведёт на свет наследников. Так что помолвка и дальнейший брак с Кристиной стали неожиданностью не для неё одной.

— А Хельмут? — вдруг встрепенулась София и резко взглянула на Генриха, будто при этом испугалась его. — Он не говорил вам… ну… ничего такого?

— Кажется, нет, — покачал головой Генрих.

Он чуть солгал, потому что Хельмут, особенно в молодые годы, тоже частенько заявлял, что жениться и заводить детей не хочет. А причина была донельзя проста: десять лет назад другу пришлось расторгнуть помолвку из-за измен невесты. Это сильно уязвило Хельмутово самолюбие — безграничное, прославленное на всю страну, но от этого ужасно чувствительное. Он ругался, злился и страдал, а потом в сердцах заявил, что жениться и заводить детей в жизни не станет. Что, впрочем, не мешало ему спать с лагерными девками на войне и с крестьянками — в мирное время, а ещё заделать парочку бастардов.

Наверняка в день свадьбы с баронессой Софией Хельмут забыл о своём старом обещании — и слава Богу.

А соврал Генрих, чтобы не смущать девушку и не вызывать в ней суеверного страха, будто это Хельмут проклял свой род и лишил себя и свою жену возможности иметь законных, здоровых, живых детей.

— Но в чём же тогда я не права? — С каждой фразой голос Софии твердел, тон становился холоднее, но во взгляде между тем виднелось всё больше и больше боли, обречённости, отчаяния… И это не могло не находить отклика в душе Генриха.

— Я имел в виду несколько иное, — тихо сказал он. — Я думаю, ваша неправота заключается не в ваших словах, что у вас может и не быть детей вовсе. Простите, что я это сказал, — добавил он. — Но здесь, возможно, вы и правы. Я думаю, вы сами немало читали и слышали насчёт… насчёт женского бесплодия. Если смотреть с объективной точки зрения, то здесь вас не за что упрекать.

— Что правда, то правда, — горько усмехнулась София, одёргивая рукава своего лилового платья.

— Но вы не правы в том, что вы оставляете надежду, — тише продолжил Генрих. — А надежда иногда бывает сильнее объективной реальности.

В знак поддержки он несмело положил ладонь на её плечо — отчего-то касаться её было несколько боязно, будто девушка была сделана из хрупкого стекла и хрусталя, и одно-единственное прикосновение могло её уничтожить.

— Вы думаете? — хмыкнула София, с некоторым недоумением взглянув на его руку.

— Мы живём в мире, где существует магия, — улыбнулся он. — Моя жена, а по совместительству ваша лучшая подруга — ведьма, если вы забыли. Хотя она уже давно не пользовалась своими способностями, по крайней мере, на моих глазах… — Кристина и правда уже почти год не прибегала к магии даже в быту, и огонь высекала кресалом, а не вызывала взглядом, и защитные амулеты с рунами на тонких деревянных дощечках не чертила… Она где-то вычитала, что использование магии беременной женщиной может навредить ребёнку, а потом это вошло в привычку, хотя она уже пару раз замечала, что надо бы вернуться к практике — иначе, говорят, можно сойти с ума… — Но вокруг нас и так немало людей, которые могут изменять эту объективную реальность.

— Так то — маги, волшебники, — возразила София. — Они родились такими, а без врождённого дара магии обучиться нельзя. И что я могу? Что Хельмут может?

Генрих чуть сильнее сжал её плечо и улыбнулся ей — тепло, ласково, будто она была его дочерью или младшей сестрой.

— Вы можете поверить в то, что самое сильное волшебство на этом свете — это и есть надежда, — сказал он.

Глава 5

Несмотря на тяжёлое ранение, сир Хайсен рвался упражняться с оружием наравне со всеми. Он был хорошим мечником и отлично владел копьём, но сейчас, с раненой, перебинтованной рукой, немного сдавал позиции. Однако он просил Кристину не поддаваться и биться с ним в полную силу, пусть и затупленными мечами и без колющих ударов.

От тренировки их отвлекли — чуть встревоженные солдаты сообщили, что приехал граф Варден. Кристина тут же бросилась приводить себя в порядок, хотя ей оставалось сделать всего пару выпадов, чтобы уложить Хайсена. Тот, впрочем, был доволен и пообещал, что к следующему разу уж точно восстановится полностью и покажет своё мастерство во всей красе.